Моя революция. События 1917 года глазами русского офицера, художника, студентки, писателя, историка, сельской учительницы, служащего пароходства, революционера

Николая II Кофод объяснял тем, что «царское правительство, каким бы абсолютистским оно ни считалось, в большой степени учитывало настроение общественности» [107] . Особенно впечатляющей была разница между карательной политикой, практиковавшейся в Царской России и в Советской России.

«Чрезвычайка, – заключал правый кадет П.Г. Виноградов, – намного превзошла свой образец – старую „Охранку“» [108] . Левому кадету (и принципиальному республиканцу) князю В.А. Оболенскому режим, существовавший в августе 1906 г. – апреле 1907 г., т. е. во время действия введенных в ответ на усиление революционного террора военно-полевых судов, казался «сравнительно мягким». «Едва ли я ошибусь, – отмечал Оболенский, – если определю число казненных за весь период революции 1904–1906 гг. в несколько сот человек. Что значат такие цифры по сравнению с количеством казней, производившихся в России после Октябрьской революции!» [109] Более того, в памяти республиканцев, потрясенных масштабностью большевистского террора, Николай II полностью избавился от прозвища «Кровавый». «Теперь, после ужасов большевистского террора, – восклицал А.Ф. Керенский, – трудно даже представить, что Николай II, сидя на престоле, казался чудовищем, прозванным – подумать только! – Николаем Кровавым. Какая ирония звучит теперь в этих словах!» Керенский был вполне убежден, что красный террор вынуждает нас или вынудит в скором будущем пересмотреть вопрос о личной ответственности Николая II за несчастья и катастрофы во время его царствования. «По крайней мере, я, – признавался бывший сторонник цареубийства, – уже не вижу в нем „бесчеловечного зверя“, каким он еще недавно казался. В любом случае сегодня лучше представляются человеческие аспекты его действий, выясняется, что он боролся с терроризмом без всякой личной злобы… Безусловно, все казни, совершавшиеся при старом режиме, обращаются в ничто по сравнению с потоками крови, пролитыми большевиками» [110] .

107

Кофод К.А. Указ. соч. С. 255.

108

Виноградов П.Г. Россия на распутье. Историко-публицистические статьи. М., 2008. С. 425.

109

Оболенский В.А. Моя жизнь. Мои современники. Париж, 1988. С. 334.

110

Керенский А.Ф. Трагедия династии Романовых. М., 2005. С. 134, 135.

Более того, зверское убийство большевиками в июле 1918 г. Николая II и его семьи создало предпосылки для их канонизации. Так, в номере за 31 мая 1922 г. кадетской газеты «Руль», издававшейся в Берлине, со слов эмигранта, тайно посетившего Тамбовскую губернию, сообщалось, что в народе о Николае II «говорят как о мученике» [111] . В сообщениях подобного рода сказывалось изменение отношения к последнему монарху со стороны лидеров кадетов. Один из них, церковный историк вполне либеральных взглядов А.В. Карташев, заметил в октябре 1921 г., что у Николая II «имеются налицо все условия для того, чтобы в будущем быть канонизированным как святому» [112] . Святость венценосцев полностью признавали и более левые деятели, в частности тот же Керенский, отмечавший, что «по пути на Голгофу» царь и царица «обрели в глазах всего света новое величие – духовное величие мученической гибели» [113] .

111

Куликов С.В. Берлинский «Руль» и Рейхенгалльский съезд (Монархическая эмиграция в оценке политических оппонентов) // Русские в Германии (1914–1933). Сборник научных трудов. СПб., 1995. С. 35.

112

Думова Н.Г. Из истории Кадетской партии в 1917 г. // Исторические записки. 1972. Т. 90. С. 122.

113

Керенский А. Ф. Указ. соч. С. 149.

Реалии Советской России окончательно развеяли популярный у дореволюционной интеллигенции миф, согласно которому самодержавие будто бы препятствовало нормальному развитию страны, а потому и подлежало свержению. Понадобилось пережить 1917-й и его последствия, чтобы понять: Романовы, вплоть до Николая II, были сознательными и активными поборниками модернизации и прогресса во всех их основных аспектах – политическом, социальном, экономическом и культурном. П.Б. Струве писал в октябре 1923 г.: «Просто исторически непререкаемо, что в „деяниях“ русской монархии, начиная от Елизаветы, отменившей внутренние таможенные пошлины, через Екатерину, покончившую с частными монополиями, через Александра II, установившего земское самоуправление, создавшего правильное судоустройство и судопроизводство и, казалось, навсегда и с корнем изгнавшего из суда всякую тень взяточничества, что в этих деяниях гораздо больше от здравых и прогрессивных начал Французской революции, чем во всей Русской революции». Выступая в пользу «возврата к оправдавшей себя истории многих столетий и отречения, полного духовного отречения, от опровергшей себя истории одного шестилетия», т. е. периода большевистского господства, Струве подчеркивал: «Я понимаю, что иностранцы, даже самые благожелательные к русскому народу, могут верить в легенду о „царизме“ как злом гении русского народа. Но ни один русский человек, если он знает факты и способен их оценивать, не может уже верить в эту легенду. Русская революция ее окончательно опровергла» [114] . Струве проповедовал возвращение не только к «истории многих столетий», но и к классическому российскому либерализму, самый выдающийся идеолог которого, Б.Н. Чичерин, полагал: история романовской монархии «доказывает яснее дня, что самодержавие может вести народ громадными шагами на пути гражданственности и просвещения» [115] . «Самодержавие при всех недостатках, – подытоживал В.А. Маклаков, – было бесконечно лучше, чем революция. Оно, кроме того, оказалось способным исправиться и даже само перейти к конституции» [116] . Революция 1917 г. явилась побочным продуктом реформаторского процесса, ознаменовавшего период 1906–1917 гг., когда в России существовала конституционная монархия.

114

Струве П.Б. Patriotica. Политика, культура, религия, социализм. М., 1997. С. 440, 442.

115

Чичерин Б.Н. О народном представительстве. М., 1899. С. XVI–XVIL

116

Маклаков В.А. Первая Государственная дума. Воспоминания современника. 27 апреля – 8 июля 1906 г. М., 2006. С. 322.

Если для западной цивилизации, которая изобрела революцию в современном смысле слова (вспомним Великую французскую революцию 1789 г.), это изобретение действительно стало «локомотивом истории», способствуя развитию Запада, то для российской цивилизации революция если и была локомотивом, то устремленным не вперед, а назад, не к созиданию, а к разрушению. На Западе революция изменяла, сохраняя, в России – изменяла, уничтожая, и здесь, видимо, и проявляется одно из кардинальных отличий между обеими цивилизациями. Конечно, говоря словами А.Н. Радищева, революция 1917 г. была «путешествием из Петербурга в Москву», но по дороге не прямой, а окольной, через… Владивосток! То, что можно было получить быстро и с наименьшими издержками, революция 1917 г. обеспечила медленно и с наибольшими издержками, не только материальными (восстановимыми), но, главное, человеческими (невосстановимыми). Стоила ли революция 1917 г. в своем углублении многомиллионных людских потерь, положенных на ее алтарь? Ответ на этот вопрос дают авторы публикуемых здесь дневников, которые являются не только посланиями к нам, но и предупреждением о том, как опасно забывать уроки прошлого…

Александр Бенуа

Александр Николаевич Бенуа (1870–1960) – русский художник, представитель большой творческой династии Бенуа.

Александр Бенуа известен как книжный и театральный художник. Его перу принадлежат «Азбука в картинах» (1904), иллюстрации к поэме А. С. Пушкина «Медный всадник» (1916–1917), декорации к опере Стравинского «Петрушка» (1911).

Вместе с Сергеем Дягилевым он основал художественное объединение «Мир искусства» (1898–1927), выпускавшее одноименное издание. Участники группы устраивали выставки, в которых принимали участие многие известные художники.

Бенуа являлся и теоретиком и историком искусства, написав несколько искусствоведческих работ, в том числе «Путеводитель по Эрмитажу» (1910).

После революции художник работал в комитете по охране памятников культуры, занимался оформлением спектаклей в театрах. В 1918 г. он возглавил Картинную галерею Эрмитажа и издал ее новый каталог. Однако до конца принять происходившее тогда в стране он так и не смог. В 1926 г. А.Н. Бенуа покинул СССР и уехал во Францию.

1916–1918. 46–47 лет Петербург [117]

1916

8 октября (25 сентября). Воскресенье. Утром И.У. Матвеев¹ из Москвы. Он отобрал у меня и повез с собой для приятелей несколько моих крымских этюдов. Днем милый Генри Брус². Позже Палеолог³. Масса всяких анекдотов. Характерный ответ Сазонова⁴ на требование Палеолога послать в Париж на конференцию настоящего русского государственного человека:.Но такого нет у нас!.

117

На момент написания дневника Петербург уже назывался Петроградом, но автор записей, А.Н. Бенуа, внутренне не смог принять переименования города.

Вообще же Палеолог мрачно смотрит на положение дел. Пророчит в будущем у нас анархию, а для всего мира затяжную войну!

<9 октября (26 сентября)>

10 октября (27 сентября). Вторник. Работаю над композицией плафона для Мекка⁵. Все еще не решил, делать ли ее в высоту или в ширину. Но сюжет аллегории уже установлен: «Время будит Труд (Геркулеса) и Торговлю (Меркурия)». В небе летит Аврора. Мне кажется, это подходящий сюжет для рабочей комнаты столь делового человека, как Н.К. фон Мекк. К сожалению, сильно мне мешает недостаток опыта. Лучше бы вовсе за такие вещи не браться!

<…> Вечером на «Хованщине» в Музыкальной драме. Досифей загримирован под Распутина⁶. «Нестарый старец». Думаю, что настоящий Распутин куда интереснее, внушительнее, страшнее! В декорациях последней сцены не видно никакого леса, а во всю сцену амбар.

<11 октября (28 сентября) – 14 октября (1 октября)>

15 октября (2 октября). Воскресенье. Продолжаю пребывать в тоске и в какой-то странной рассеянности. К обеду Сомов⁷ и Аргутинский⁸. Днем рисовал натурщицу Шурочку – для фигуры Авроры.

16 октября (3 октября). Понедельник. Напряженное состояние продолжается. Как мне от него избавиться? Акица⁹, по тому, что у нее записано в ее дневнике, переживает нечто подобное. Это всё последствия того, что уж очень мы блаженствовали в Капселе! Здесь же атмосфера насыщена тревогой!

17 октября (4 октября). Вторник. Днем Шурочка. Надо ей отдать справедливость, что позирует она идеально. В 3 ч. заседание «Мира искусства» [118] у Кустодиева¹⁰. Несчастный! Он не перестает заниматься живописью (и вполне удачно), но совершенно больше не владеет ногами и передвигается по квартире в катальном кресле. Рерих¹¹ обещал достать наши застрявшие с 1914 г. в Швеции картины (бывшие на выставке в Мальмё). К обеду Грабарь¹². Он не на шутку встревожен перспективой, что его могут забрать в следующем призыве. В какой-то нерешительной форме снова заговорил о приобретении ряда моих вещей для Третьяковки.

118

Александр Николаевич Бенуа вместе с Сергеем Павловичем Дягилевым был основателем художественного объединения «Мир искусства» (1898–1927) и одноименного журнала, издававшегося членами группы.

<18 октября (5 октября)>

19 октября (6 октября). Четверг. Кончил эскиз плафона для кабинета Н.К. Мекка.

В 2 ч. Александр Моисеевич Бродский¹³ с только что вышедшим номером «полумакулатурного» редактируемого им журнала «Искусство». Упрашивал участвовать. Я его отослал к Левинсону¹⁴ (одного поля ягода, споются). Совершенно зря втянулся с ним в разговор о войне. Какая чудовищная бестолочь! Именно этому «патриотизму всмятку» нашей интеллигенции и суждено погубить Россию. «Нельзя кончить войну!» Точно их спрашивают! Между тем из этого нелепого «общественного мнения» слагаются те препятствия к решительным мероприятиям, которые тормозят людей, стоящих у власти и имеющих как-никак более верное представление о положении вещей. <…>