Моя школьная девочка

Вот такое свидание. Я даже не успела сказать Юре, как жду его возвращения.

А по дороге домой звонит Эшли.

– Милая, ты как? Детка, я так сожалею, – моя подруга чуть ли не плачет.

– Эш, со мной все в порядке, – выпускаю сигаретный дым в раскрытое окошко спорткара. – Что с твоим голосом?

– Крис, когда ты прилетишь? Ты уже купила билеты? Мы с ребятами обязательно придем, не бросим тебя.

Ничего не поняла. Почему я должна покупать билеты?

– Эш, да что случилось? – Миша убавляет музыку, чтобы я лучше слышала подругу.

– Ты разве не знаешь?

– Чего не знаю?

– Твои родители… они… тебе должны были позвонить. Твои бабушка с дедушкой уже приехали. Вчера.

– Что? Да что случилось? Зачем они приехали? Я их в жизни не видела!

– Детка… прости, что тебе приходится узнать об этом от меня. Но… твои родители… они… разбились… вчера… насмерть…

И все… я погружаюсь в темноту. Телефон выпадает из рук, глухо приземляясь на мех шубки. Смотрю на проносящиеся за окном несколько маленьких домиков, а затем перестаю их видеть. «Тина! Что случилось? Черт!» – словно голос из бутылки доносятся до меня слова Миши.

Открываю глаза. Передо мной красная обивка салона Мишиного авто. А надо мной его лицо.

– Ты в порядке? Что случилось? Ты просто вырубилась!

Лежу на отодвинутых креслах машины. Нет, этого не может быть. Разбились? Так не бывает. Я говорила с ними только позавчера утром и все было в порядке. Родители как раз ездили в Лос-Анджелес на пару дней, развеяться. Мама счастливо сообщила, что у них для меня хорошие новости, и что меня ожидает сюрприз по прилету. Я радовалась, что они решили взять выходные и провести время друг с другом. Из-за моего переезда папе пришлось взять дополнительную работу, чтобы иметь возможность оплачивать мои перелеты. Это ошибка. Они не могли разбиться.

Телефон трезвонит. С экрана мне мило улыбается моя подруга. Это фото с последней вечеринки, которую устроил для меня Томас.

Разбились. Это все вранье! Это кто-то другой разбился. Мои родители в порядке. Они сейчас дома, отдыхают. Мама, должно быть, готовит банановый пирог – единственный пирог, который она умеет готовить. А папа сидит за столом на кухне, похихикивая над кулинарными талантами своей жены.

Лихорадочно набираю номер папы, но абонент недоступен. Трясущимися пальцами выбираю из списка контактов фотографию мамы, жму.

– Ало, – отвечает незнакомый голос на родном языке.

– Где моя мама? – глухо спрашиваю я.

– Кристина? Орловская?

– Да, это я, – в уголках глаз собираются слезы, я уже знаю, что скажет незнакомец.

– Мы не смогли дозвониться до вас. Ваши родители разбились в автокатастрофе. Это случилось вчера утром. Примите мои соболезнования.

Поток полившихся слез затуманивает взгляд. Передо мной лицо Миши, но я вижу его размыто. Он что-то спрашивает. Не понимаю, что… слышу его как-то глухо. Да и какая разница, что он говорит? Это не важно. И разве что-то может быть сейчас важным? Важнее того, что сказал мне незнакомый голос?

– Мне срочно нужно купить билет домой, – шепчу я. – Срочно! Прямо сейчас! Они умерли! Умерли, Миш! – кричу, цепляясь за парня.

Он вытаскивает меня из машины на воздух, все еще не понимая, что происходит. А я кричу на всю пустынную дорогу, не слыша собственного голоса. Что мне нужно домой. Что мои родители умерли. Что их хоронят, и я могу не успеть на их похороны. И что я хочу умереть и сама, потому что я бросила их, не смотря на то, что мама слезно просила меня остаться. Я полетела к Романову, невзирая на ее слезы. И если бы я не улетела, они были бы живы, или я, по крайней мере, провела с ними больше времени. А теперь их нет!

Миша усаживает меня в машину и несется в Москву.

Не помню, как оказываюсь в квартире.

Прихожу в себя только вечером. Миша уже купил билет на ночной самолет. Он отвозит меня в аэропорт. Он не может полететь со мной. Завтра он должен вернуться в академию.

Такси высаживает меня у дома. В Мид-Сити ничего не изменилось. Этот город так же тих, спокоен, как и был всегда. Вот только из моего дома выходит седовласая полноватая женщина на вид лет семидесяти, которую я раньше не видела. Это моя бабушка, понимаю я.

– Милая, – попадаю в ее объятия, – мне так жаль.

Ее губы останавливаются на моей щеке. Одергиваю лицо. Мне неприятен этот поцелуй. И эта женщина мне неприятна. Она не хотела видеть меня девятнадцать лет. Она забыла о своей дочери. И из ее рта пахнет… а ее длинные ногти врезались в мою спину. Отталкиваю старуху.

– Не трогай меня, – злобно бубню я и прохожу в свой дом, таща розовую дорожную сумку,

В холле, в кресле папы восседает старик, с такими же седыми, как у бабки, волосами. Дедушка? Да наплевать, кто они такие. Приперлись на похороны дочери, которую выгнали и о которой забыли. С которой не хотели иметь ничего общего. Дочь которой, свою внучку, не хотели и знать. Презрительно смотрю на старика, пока иду к лестнице. Он разглядывает меня. Интересно стало, как выглядит внучка? Старый говнюк. Ненавижу!

Звоню Эшли, сообщаю, что прилетела. Она должна свозить меня на кладбище. Я не успела на похороны. Они прошли утром. Сейчас же глубокая ночь. Но подруга берет трубку и скоро подъезжает к моему дому на своем голубом шевроле. На заднем сиденье Том, Шенен и Кайл.

– Милая, мне так жаль.

Шен долго обнимает меня у могилы родителей. Кайл с Томом поддерживают, так как мои ноги подкашиваются. Эшли помогает усесться на траву у островка сырой земли, которой только утром закидали гробы моих родителей.

– Не могу в это поверить, – шепчу я, стараясь сдержать крик, вырывающийся из горла.

– Никто не может, – Эшли подставляет плечо, чтобы ткань ее серой толстовки впитала мои слезы. – Мы все были на похоронах.

– Как могло получиться, что тебе не сообщили? – Том садится рядом, проходится рукой по моей спине.

– Я не знаю, – пожимаю плечами.

Какой смысл думать, почему так получилось? Это не вернет мне веселого мужчину с круглым животом, по которому можно бить, словно по барабану, напевая какой-нибудь мотивчик.

– Крис, а что теперь будет? Ты останешься? – Шенен кладет цветы на могилу моих родителей.

Я даже цветы не купила! В моей голове пустота… я ничего не понимаю.

– Для чего? Что мне тут теперь делать?

– А что будет с домом?

– Шен, я не знаю. Я не хочу думать об этом сейчас.

– Да, конечно, прости, милая, – подруга целует меня в щечку.

– Детка, мы рядом, – Кайл тоже садится на траву, и крепко сжимает мою ладонь в своей. – Просто знай это, ладно? Мы всегда с тобой.