Моя сто девяностая школа

Евгения Александровна Кракау возится с вольтовыми столбами, электроскопами, лейденскими банками и полиспастами, электрическими звонками и телефонами.

Николай Александрович Гельд наблюдает за установкой химических опытов и сердится, когда Финкельштейн разбивает колбы и пробирки.

Александра Васильевна Сабунаева руководит расстановкой клеток с мышами, морскими свинками и ежами, следит за порядком в аквариумах и террариумах, в которых плавают многочисленные рыбы, ползают ящерицы и черепахи, и раскладывает альбомы наших лучших гербариев.

Мы с моим другом Мишей Гохштейном решили сделать для выставки модель действующего гейзера. Для этого мы раздобыли большую сковороду с краями барьерчиком, проделали в центре ее сантиметровую дырку и припаяли снизу к ней металлическую трубку длиной чуть больше метра. Под трубкой находилась банка, наполненная сплошь водой. Банка эта подогревалась паяльной лампой. Отверстие в сковородке затыкалось пробкой. И когда вода в банке разогревалась до температуры кипения, она поднималась по трубке вверх, пробка со страшной силой вылетала и вода била из сковородки в потолок.

Наш гейзер имел большой успех, вокруг него всегда толпились ребята и орали. Им доставляло удовольствие быть обрызганными.

Мы готовились к открытию выставки около трех месяцев. Делали ее самозабвенно. Особенно трудились Элла Бухштаб, Алла Корженевская, Уся Руткина, Саша Чернов, Герман Штейдинг, Юра Чиркин, Ваня Розенберг и Ваня Лебедев, Ромка (Романов), Витя Сабунаев, Лёдя Андреев, Леся Кривоносов и Костя Кунин.

Сколько они сделали карт, диаграмм и рисунков!

Сколько действующих моделей и макетов, плакатов и лозунгов!

Как замечательно украсили классы!

Заведующий школой Александр Августович Герке ходил гордый по школе и даже прощал крики в коридоре.

А сколько замечательного сотворили ученики других классов – Миша Дьяконов, Тося Самойлович, Боря Энкин, Сережа Соболев, Фридман, Мухин, Блатин, всех не перечтешь.

И вот пришел день открытия. Пришли гости из других школ, все педагоги, все наши учащиеся. Это был настоящий праздник, и все наши учителя ходили по выставке гордые и радостные – это ведь их ученики сделали выставку своими руками. Это ведь и успех учителей.

Наш гейзер всегда окружали толпы восторженных ребят. Когда гейзер шипел, они визжали и со смехом разбегались в стороны, и совершали это по нескольку раз.

Мы с Гохштейном, гордые своим гейзером, давали пояснения и рассказывали об Исландии.

К нам подошла наша преподавательница немецкого языка Екатерина Петровна. Это была довольно высокая седая женщина. Ей было много лет. Она была старая, не очень красивая. И мы ее, я бы сказал, не очень любили.

– Вас ист дас бэй инен? (Что это у вас такое?) – спросила она по-немецки.

– А вы посмотрите. Загляните получше в эту чашу, – сказал я. – Зеен зи бессер.

Екатерина Петровна, которая была близорукой и плохо видела, наклонилась над чашей гейзера, и в этот же миг вылетела пробка, ударив Екатерину Петровну в подбородок, и ей в лицо рванулась струя кипящей воды.

Екатерина Петровна с криком отшатнулась от гейзера, а мы дьявольски захохотали.

Но никто из ребят, стоящих вокруг, не улыбнулся, а Ира Дружинина сказала – вы злые хулиганы!

Екатерина Петровна со слезами на глазах отвернулась и быстро ушла.

– Зачем мы это сделали? – спросил я у Миши.

– А зачем ты сказал ей, чтобы она наклонилась?

Мы поняли, что оба, не сговариваясь, поступили мерзко.

Но этим не ограничилось. К нам подошел ответственный за выставку Александр Юрьевич. Он сказал – чтоб вас и вашего гейзера больше здесь не было.

И мы унесли гейзер во двор школы, сломали его, а паяльную лампу отдали в физический кабинет.

Все ребята смотрели на нас косо, и никто с нами не разговаривал. Два дня мы ходили по школе под этими косыми взглядами, а на третий зашли в учительскую.

– Екатерина Петровна, мы к вам, – сказал я.

– Что случилось?

– Случилось то, что мы поступили, как бандиты.

Мы не хотели причинить вам обиду. Мы не знаем даже, как это получилось… Но это неправда: мы знаем, как это получилось. И нам очень стыдно. Мы никогда больше не будем никому подстраивать таких гадостей.

Простите.

А Гохштейн сказал:

– И я теперь буду лучше учить немецкий.

Екатерина Петровна улыбнулась и сказала:

– Все хорошо, что хорошо кончается. Зеер гут.

МЫ УЧИМСЯ СТРЕЛЯТЬ

Александр Дмитриевич Пестриков преподавал у нас алгебру и геометрию. Это был коренастый мужчина с подобием маленькой бородки. В нем не было ничего математического. Скорее всего, он был похож на крестьянина, приехавшего в командировку в город.

И говор у него был крестьянский. Но это не мешало ему преподавать, и делал он это отлично. Всегда просто и точно все объяснял, но зато и требовал точности в ответах.

У нас ввели новый предмет – военное дело. Что ж?

Это было вполне понятно. Вероятно, придется еще защищать завоевания Октября, а кто это будет делать?

Вернее всего – мы. А что мы знаем? Да почти ничего.

И значит, надо нас подготавливать. Так объяснял нам Розенберг, который всегда любил все объяснять.

Занятие военным делом поручено было проводить Пестрикову. Он был прапорщиком еще в царской армии, как говорили, хлебнул фронта и даже чуть было не попал в плен к австрийцам. А в гражданскую войну он служил в Красной гвардии и был даже знаком с Фрунзе.

На первом же уроке он вывел нас на Плуталову улицу, построил, скомандовал: "р-ряды вздвой!" – и учил нас ходить в строю. Мы изучали построения и перестроения, равнение налево и направо, выполнение команды "крр-ругом марш!". Ну, словом, азы строевой подготовки

Маршируя по улицам, мы пели. Пели разные песни:

"Я пулеметчиком родился, в команде Максима возрос", "А куда ты, паренек" и многие другие. Пели неважно, но с чувством и стараясь перекричать друг друга.