Моя тайная война. Воспоминания советского разведчика
Шрифт:
Мою свободу — уход с работы — мы отметили поездкой в Дубну, куда отправились вместе с Блейками, прихватив лыжи. Там была приличная по тем временам и нашим стандартам гостиница, построенная для физиков-ядерщиков. Ресторан был тоже неплохой, и мы решили поужинать там и отдохнуть с дороги. Ким не любил шума и, как обычно, выбрал столик подальше от оркестра. Стоило ему ненадолго отлучиться (к телефону, объяснил он), как меня пригласили на танец. Ида с Джорджем последовали за мной.
Когда, передвигаясь в танце, мы с партнером оказались спиной друг к другу, я увидела разъяренного Кима. Он протянул руку и одним движением выдернул меня из круга танцующих. Мой ничего не подозревавший кавалер упоенно продолжал
Утром отправляемся на лыжную прогулку. Пока мы с Кимом возимся с креплениями, Джордж с Идой исчезают за поворотом, оставив пару лыжных палок рядом с нами. Я спрашиваю Кима: что делать — то ли забрать их с собой, то ли ждать, когда за ними вернется хозяин? Ким не удостаивает меня ответом. Он всегда всецело поглощен одним-единственным делом, даже если это завязывание шнурков.
Я вижу вдалеке одинокую фигуру, но не могу разобрать, в каком направлении она движется. Ким сосредоточенно пыхтит, никак не реагируя на мое мельтешение. Наконец я различаю голубую шапочку Джорджа. Он приближается, забирает свои палки, и я успокаиваюсь. Тем временем Ким выигрывает битву с креплениями. Мы проходим несколько километров, и тогда он вопрошает:
— Кстати, что это за история с палками?
Теперь моя очередь замолчать.
Ким был настолько великодушен, что за 18 лет нашей семейной жизни я получила от него всего два замечания и запомнила их дословно. Это было в первые месяцы после нашей свадьбы. Он купил мне красивый стеганый халат, который был наряднее любого из моих платьев, и мне не хотелось его снимать. Увидев меня в этом одеянии в полдень, Ким сказал:
— Даже такая леди, как ты, не может себе позволить ходить в подобном виде среди дня.
Примерно в то же время я получила второе замечание. Но если первое было заслуженным, то второе — несправедливым и очень меня обидело. Это случилось у Блейков, где находились также Валентин с женой и Святослав. Две пары танцевали в смежной комнате, а мы с Кимом и Святославом оставались в другой. Повисла неловкая пауза, и я, чтобы нарушить молчание, спросила Святослава, как он относится к танцам. Он не успел ничего сказать, так как за него ответил Ким:
— Неприлично приглашать мужчину танцевать.
Этого у меня и в мыслях не было. Я выскочила из комнаты как ошпаренная и убежала домой в слезах. (Вообще первое время жизни с Кимом мои глаза частенько бывали на мокром месте: наверное, сказывалось нервное напряжение.)
Тогда я не понимала, что такому поведению Кима есть простое объяснение: он был очень ревнив и даже столь невинное занятие, как танцы, воспринимал болезненно. Ему понадобилось некоторое время, чтобы убедиться в моей преданности и успокоиться.
Однажды, прочитав о Киме очередную статью в английской прессе, я вслед за журналистом стала поддразнивать его:
— Womaniser [45] .
Он на это очень серьезно ответил:
— У меня всегда была только одна женщина, — что звучало парадоксально (при его-то четырех женах!) только на первый взгляд.
В отличие от некоторых «примерных» мужей, проживших всю жизнь с одной женой, у Кима, насколько мне известно, не было параллельных связей.
Первый брак Кима можно считать фиктивным. Он сам называл его «политическим». Ким познакомился с Литци, австрийкой польского происхождения, в 1932 году в Вене, куда приехал по рекомендации французских коммунистов. В феврале 1934-го они поженились, а в мае уехали в Лондон. Литци была членом Коммунистической партии Австрии, в то время
нелегальной, и подвергалась преследованиям полиции. Только благодаря браку с Филби, получив британский паспорт и выехав из страны, Литци избежала ареста. Их брак оказался недолговечным. С отъездом Кима в Испанию в 1937 году пришел конец этому союзу.45
Дамский угодник (англ.).
В 1939 году, во время короткого отпуска в Лондоне, перед отбытием во Францию корреспондентом «Таймс», Ким познакомился с Айлин. Впоследствии она стала его женой и матерью всех пятерых детей.
Ким работал в Бейруте, когда получил известие о смерти жены. Айлин скончалась в Лондоне в 1957 году. Вскоре он женился на Элеоноре. Ей пришлось пережить его исчезновение из Бейрута в 1963 году. Элеонора дважды побывала у Кима в Москве, но в 1965 году они распрощались навсегда. Элеонора уехала в Америку и там умерла в 1968 году.
Моя семья, друзья
Ким сразу и безоговорочно принял мою семью. И это было не просто данью уважения ко мне. Он искренне привязался к моим родным, чьи проблемы принимал близко к сердцу. Ким очень любил и почитал мою маму:
— Мне бы стоило жениться на тебе хотя бы ради такой тещи, — говорил он и называл ее «мама», хотя она была на десять дней моложе его.
Моя мама прожила трудную, типичную для людей ее поколения жизнь. Она помнила революцию и войну, репрессии и бомбежки, разруху и голод. Ким восхищался мужеством и стойкостью наших стариков и не мог не заметить их полунищенского существования. Встречая дряхлых, сгорбленных старушек, он говорил:
— Это они выиграли войну!
Он не мог спокойно пройти мимо, чтобы кому-нибудь не помочь — перевести через дорогу, донести сумку, проводить до дому. Его раздражали бравурные речи и лозунги.
— Наша прекрасная молодежь! — передразнивал он и возмущался: — Почему никто не говорит о стариках, об их бедственном положении? Вот кому надо помогать!
Что бы он сказал теперь, увидев толпы нищих?!
Однажды Киму принесли небольшой гонорар. Он не хотел брать эти деньги и просил передать их в фонд вдов. Ему ответили, что у нас не существует благотворительных организаций, и напомнили о вполне конкретной вдове — его теще. Ким успокоился, подарив ей свой гонорар. (Такие слова, как «милосердие», «благотворительность», уже затертые сегодня, в те времена вовсе не употреблялись, считались унизительными для советского человека.)
Бывая у нас, мама непрерывно хлопотала по хозяйству. Ким не мог к этому привыкнуть и с беспокойством спрашивал:
— Почему мама никогда не отдыхает?
Он также возмущался, что она неправильно питается, по русской привычке злоупотребляя хлебом в ущерб более полезным продуктам, и сам составил для нее дневной рацион. Перевоспитать маму ему так и не удалось. Зато Ким сумел приучить ее к шампанскому. Более того, однажды попробовав коктейль «шампань», она сама напоминала: «С коньячком, пожалуйста!» В час вечернего «дринка» Ким не забывал занести маме в комнату рюмочку коньяка или ликера.
С такой же теплотой Ким относился и к моему брату. Костя, мастер на все руки, всегда приходил к нам на выручку — как слесарь, электрик или плотник и вообще помощник в любом деле. Ким называл его «скорая помощь».
Через несколько месяцев после нашей свадьбы Костя познакомил нас со своей невестой Наташей. Мы встретили их шампанским, к которому Наташа не притронулась. Она так стеснялась, что ни разу не улыбнулась, не произнесла ни единого слова, как мы ни старались ее разговорить. Они вскоре поженились. Наташа постепенно освоилась с нами и даже полюбила шампанское.