Моя тайная война. Воспоминания советского разведчика

Иногда Ким готовил себе на завтрак bacon and eggs (яичницу с грудинкой). Тонкие ломтики копченой грудинки обжаривал и осторожно выкладывал на бумагу, чтобы в нее впитывался жир (для этого он собирал толстую оберточную бумагу). Затем на той же сковородке поджаривал два кусочка хлеба, а потом два яйца. Все это раскладывал на большой тарелке: с одной стороны — хрустящий хлеб и сверху по одному яйцу на каждый кусочек, с другой — ломтики грудинки. У мамы, наблюдавшей однажды за этими манипуляциями, разыгрался аппетит, и она попросила то же самое приготовить для нее. С тех пор Ким каждый раз предлагал ей это блюдо.

После завтрака мы отправлялись на прогулку. Наш излюбленный маршрут пролегал по Тверскому бульвару и завершался в универсаме, откуда мы неизменно возвращались с тяжелыми сумками, нагруженными соками, минеральной водой, сухими винами и разными продуктами. Приспособившись к московскому быту, Ким приучил и меня к оптовым закупкам. Несмотря на тяжелую поклажу, он успевал заметить на земле маленькую букашку и резко останавливал меня, чтобы я на нее не наступила.

— Осторожно! Смотри, какой маленький животник! — так любовно он называл насекомых.

В другой раз он встал на защиту кошки. Она, на свою беду, попалась на дороге здоровенному пьяному детине, который с размаху пнул ее ногой. Ким бросился на него с криком:

— You are a fool! [46]

Я успела вовремя удержать защитника, буквально повиснув на нем, — этот громила мог стереть его в порошок.

Привыкнув к вечному дефициту, Ким часто повторял слово «запас», и я обнаружила у него целые залежи консервов, хотя у нас этим никого не удивишь. Но даже в погоне за дефицитом Ким оставался «белой вороной». Как-то в универсаме, взяв несколько банок сока, я оставила ему сумку и отправилась за другими покупками, а когда вернулась, то обнаружила всего одну банку.

46

Ты дурак! (англ.)

— Там мало оставалось, и я отнес их обратно, — объяснил Ким.

Увидев, что к корзине, где лежат банки с соком, подходят люди, он подбрасывал туда банки из своей сумки.

Ким очень любил посещать рынок, невзирая на мучения, которые испытывал в яблочный сезон. Он страдал аллергией на яблоки, не переносил даже их запаха и стремительно пробегал по рядам, заткнув нос платком. Однажды он обеспокоенно носился по квартире, принюхиваясь, как ищейка, и бормоча:

— Какой ужасный запах.

Оказалось, моя мама оставила кулек с яблоками в своей комнате, и Ким не мог успокоиться, пока я их не выбросила. Этот плод стал и для меня запретным.

Ким рассказывал, как в молодости бесславно закончилась его романтическая прогулка с дамой. Они случайно набрели на гору яблок. И пока она восхищалась спелыми плодами, он, зажав нос, спасался бегством. Роман так и не успел начаться.

Запаха груш и бананов он также не выносил, но разрешал мне съедать их, закрывшись в ванной, после чего я должна была немедленно уничтожать следы своей «преступной деятельности». Помню, как он удивил наших сопровождающих в Болгарии, когда мы прибыли в роскошные апартаменты, где в каждой комнате благоухали букеты роз. Нервно поводя носом, Ким устремился в самую отдаленную комнату: там в вазе с фруктами среди персиков и винограда притаился его злейший враг — одно-единственное яблоко.

Непритязательный в еде, Ким не мог обходиться без овощей и всегда покупал их на базаре. Однажды я обратила внимание, как грузин (так мы обычно называли торгующих южан, которых теперь почему-то именуют «лица кавказской национальности» — чаще всего в криминальной хронике), смачно поплевывая, полировал до блеска помидоры грязной тряпкой, а затем укладывал их в аккуратную горку, которая соблазнительно рдела на солнце. Ким, конечно, направился к этим наиболее привлекательным плодам.

В тот день, когда мы накрывали на стол, я заметила, что он режет немытые помидоры, которые мы только что принесли с рынка. Еще раньше я обратила внимание на то, что Ким подавал к столу овощи прямо из холодильника. И тогда подумала, что, по-видимому, англичане убирают в холодильник предварительно вымытые овощи. То, что Ким вовсе не считал нужным их мыть, мне не могло прийти в голову.

— Ты никогда не моешь овощи? — всполошилась я.

— Только если они грязные. Но зачем мыть, когда они чистые? — простодушно ответил Ким, определявший чистоту на глаз.

Мне привиделся плюющий на помидоры грузин.

— Как можно? — захлебнулась я.

И тогда Ким мне объяснил, что Англия не стала бы великой империей, если бы англичане страдали брезгливостью. Именно отсутствие брезгливости да здоровый желудок помогли ему выжить на Востоке.

— Если бы ты только видела восточные базары, где мясо, рыба, фрукты — все скрыто под толстым слоем мух! Я помню очень вкусный суп, который ел в Турции. Но прежде чем приступить к еде, надо было выловить ложкой плавающих в нем мух, — рассказывал Ким.

После ланча, состоявшего из легких закусок, овощей и сухого вина, Ким любил подремать. В 5 часов пил чай, а в 6 — аперитив.

По вечерам Ким читал мне стихи (особенно любил Эдгара По) или мы слушали классическую музыку — Бетховена и Моцарта, Вивальди и Листа, Малера и Чайковского. Чаще других Ким отдавал предпочтение Вагнеру. Слушая «Тангейзера» или «Золото Рейна», он начинал вдохновенно дирижировать, того и гляди вознесется в своем кресле.

В 9 часов вечера Ким непременно смотрел информационную программу «Время» и никогда не пропускал спортивных передач. У нас был один телевизор, и я всегда уступала Киму место, когда передавали футбол, хоккей или бокс. Соревнования по фигурному катанию мы обычно смотрели вместе. Ким знал по именам всех футболистов и хоккеистов, был отчаянным болельщиком и вместе с комментатором Николаем Озеровым истошно кричал «Гол!!!».

Будучи патриотом, он болел за команду «Динамо», бывшую под покровительством КГБ, или советскую сборную. Кима дважды приглашали в учебно-тренировочный центр под Москвой выступать перед хоккеистами накануне чемпионатов мира. Об этом событии он рассказал в письме М. П. Любимову от 2 мая 1978 года: «Другая причина того, что мы уезжаем так надолго, кроется в волнующем событии, которое я недавно пережил: мне пришлось выступить перед советской хоккейной командой накануне ее отъезда на чемпионат мира в Прагу. Мое предыдущее выступление перед командой «Динамо» было катастрофическим: они проиграли четыре матча подряд. И меня не слишком радуют первые выступления национальной команды в Праге. Четыре выигрыша — звучит неплохо. Но они играли против довольно слабого противника, а потому победы не слишком убедительны».

Из других телевизионных программ самыми любимыми были «В мире животных» и «Клуб кинопутешествий». Кинофильмы Ким смотрел редко. Зато «Иронию судьбы, или С легким паром!» Эльдара Рязанова, которую показывали в каждую новогоднюю ночь, Ким не пропускал никогда. Он восхищался игрой многих наших актеров — Смоктуновского, Чуриковой, Гурченко, Ахеджаковой.

По радио кроме новостей Ким слушал и другие программы Би-би-си — политические, спортивные, музыкальные. Не отходил от приемника, когда транслировался крикет или футбол. Еще с молодых лет он болел за английскую футбольную команду «Арсенал» и остался верен своей привязанности…

Большую часть времени Ким проводил за чтением, сидя в своем любимом старом вольтеровском кресле, доставшемся ему в наследство от Гая Бёрджесса. По правую руку, на маленьком столике с хохломской росписью, у него стояла пепельница и рядом обычно лежал шоколадный набор, который опустошался с такой же быстротой, с какой заполнялась пепельница. Ким не отрывался от книги, отправляя в рот одну конфету за другой, и вскоре с удивлением обнаруживал, что его рука шарит по дну пустой коробки. А я так и не успевала попробовать ни одной конфеты из набора, обычно предназначавшегося мне.