Моя тетушка — ведьма
Шрифт:
— Этот кот охотится на моих пти-и-чек! — заорал он. Подпрыгнул и замахал на кота руками — ну точно тетушка Мария.
Кот уставился на него. Было видно, что он ужасно обиделся. А потом убежал.
Мы с мамой хором сказали:
— Вот зачем было это делать, а?!
Пока я жарила еще тосты для тетушки Марии, Крис попросил прощения и сказал, что почему-то не мог удержаться. И что кот сам напросился. Я-то Криса понимаю. Но мама ужасно возмутилась. После этого мы одели тетушку Марию — а на это теперь уходит уйма времени, поскольку мама пытается заставить тетушку Марию сделать хоть что-нибудь самостоятельно. Она говорит:
— Тетушка,
Тетушка Мария притворяется, будто возится с крючками, а потом говорит тихим сокрушенным тоном:
— Я старая женщина.
Мама говорит:
— Да, но вы великолепно сохранились для своих лет! — своим нарочитым бодрым голосом.
Тетушка Мария сияет:
— Спасибо, дорогая! Очень мило с вашей стороны. Вы необычайно преданная сиделка!
В результате не кому-нибудь, а мне приходится застегивать крючки или еще что-нибудь, иначе она до вечера не оденется.
День был ясный. Солнце косо светило через сад, и от него среди коричневого для разнообразия появилось зеленое. Мама поставила радио на стол возле перевязанного шнурами диванчика тетушки Марии, твердой рукой положила ей на колени «Телеграф» и сообщила, что все мы пойдем поработать в саду и будем очень заняты.
Тут тетушка Мария, конечно, сказала: «Дорогая, мне совсем не с кем поговорить!», а Крис, конечно, пробурчал: «Да, всего только с тринадцатью миссис Ктототам!», но мама их растащила и выпихнула нас в сад. Я уже было подумала, что дело двинулось с мертвой точки и маме надоело приносить себя в жертву. Но мама никогда не врет. Она мигом заставила нас с Крисом вешать белье, будто рабов на галерах, — всю одежду, которую мы с Крисом испачкали в темноте, и целую веревку мешковатых небесно-голубых панталон тетушки Марии, которые Крис прозвал «багдады». Пока мы этим занимались, мама сказала:
— Пойду поищу того кота. Он далеко не уходит.
И нашла. Она тихонько окликнула нас от сарая на заднем дворе, за крыжовником. Мы с Крисом в это время танцевали арабский танец с тазиком и парой багдадов. Когда мы подошли к маме, Крис так и не снял багдады с головы. Он увидел крыжовниковые кусты и сказал:
— Вот из чего клонируют сирот!
Призрак на пару с тетушкой Марией плохо влияют на Криса. Он совершенно не в себе, пока не уходит в город.
— Тсс! — сказала мама и выпрямилась с пушистым котом в руках. — Крис, хватит корчить из себя придурка! Бедное животное совсем оголодало. У нее под пухом одни кожа да кости!
— Это она? — спросила я.
— Да, это девочка, — ответила мама и перевернула кошку, чтобы показать нам.
Не кошка, а размазня. Делай с ней что хочешь. Она лежала пузом кверху у мамы в руках, поджав передние лапы и урча, словно грузовик. Ее все на свете устраивает, кроме тетушки Марии и Элейн. Элейн в этот момент как раз высунула голову над садовой оградой. Кошка вывернулась из маминых рук и укрылась под крыжовником. Элейн ее не заметила. Она поглядела на Криса с головой, обмотанной парой багдадов, и засмеялась своим смехом, в этот раз особенно похожим на бой часов.
— Боже мой, молодой человек! — сказала она. — Ну вылитый призрак придворного шута!
Тут Крис немного побледнел и уставился на нее. Но Элейн уже смотрела на маму.
— Зачем вы стираете? — спросила она. — Я же вам сказала — отдавайте все мне.
— Ох, да ничего, — ответила мама. — Мидж ужасно перемазалась, и пришлось стирать вручную.
Она имела в виду,
что не хочет одалживаться у Элейн.— В следующий раз обязательно приносите стирку мне, — скомандовала Элейн. Улыбка в две складки — то есть Это Приказ. — Я зайду сегодня днем посидеть с ней, пока вас не будет.
— Что, простите? Я вроде бы никуда не собиралась, — сладко улыбнулась мама.
— Вам надо купить одежду для Наоми, — сказала Элейн и скрылась за стеной.
— Мне надо!.. — пробормотала мама. — Мидж, хочешь дырявый мешок?
— Ей и коврика из передней хватит, — сказал Крис, — нам все равно велено каждый вечер его скатывать.
— Точно, надо только дырку для головы прорезать, — сказала я.
Мама нагнулась, протянула руки и стала жестами выманивать кошку из крыжовника.
— Ослушаться Элейн! — процедила она. — О небо! Она же дух из нас вышибет своим фонариком. А если мы разозлим ее по-настоящему, чего доброго, натравит на нас Ларри.
Я в жизни не слышала, чтобы мама так язвила — честное слово, ни разу! Шипела прямо как кошка. Кстати, о кошке — та запрыгнула маме прямо на руки и действительно умирала от голода. Она слопала две сырые котлеты и вылакала блюдце молока ровно за три минуты. Когда мы пошли за покупками после ланча, мама первым делом купила Целую картонную коробку кошачьего корма. Говорит, мы заберем кошку с собой в Лондон. И твердит: «Не понимаю, как она оказалась на улице! Я слышала, дымчатые персидские кошки дорого стоят». Еще она сажает кошку на сушилку и целую вечность чешет ей бакенбарды по сторонам приплюснутой морды. «Киса, киса, киса, — воркует мама, заглядывая кошке прямо в глупые желтые глаза. — Нет, кого-то ты мне определенно напоминаешь, только вот кого?»
Это безумно скучная кошка. Махровое полотенце — и то интереснее. Но мы с Крисом ухаживаем за ней почти так же усердно, как мама. Мы все понимаем, что это акция неповиновения Элейн и тетушке Марии.
Но в том, чтобы пойти купить мне новую юбку, мы Элейн, конечно, послушались. Жалко, что мама не устроила еще одну акцию неповиновения тетушке Марии и не разрешила Крису пойти с нами. Но тетушка Мария опять заговорила скорбным гулким низким голосом: «Мои приятельницы так любят общаться с молодежью» — и Крису пришлось остаться и помогать Элейн нарезать бутерброды. Судя по его лицу, он представлял себе, что вместо буханки хлеба медленно пилит ногу тетушки Марии.
По-прежнему было ясно-ясно и почти безветренно. Море было серо-голубое, начался отлив. Мы-то думали, что хоть кто-нибудь выйдет на берег прогуляться, но Кренбери — настоящий город-призрак. На пляже не было ни души.
— Может, сегодня у всех короткий день? — предположила мама.
Нет. Магазины были открыты. Мама плыла по улице с коробкой кошачьего корма и болтала самым веселым, самым звонким голосом.
— Очень странное место, — заметила она. — Кажется, здесь совсем нет детей.
Кружевные занавески по всей улице разом дернулись.
«Кроме клонов», — подумала я и сильно отстала, чтобы сделать вид, будто я вообще не с мамой. Когда на нее находит, она становится хуже Криса. А все из-за Элейн.
Ну и конечно, мама затеяла долгую беседу с продавщицей в магазине одежды — и все о том, что в Кренбери ах как спокойно. Я сразу поняла, что продавщица смутилась — по тому, как она промямлила:
— Ну, понимаете, у нас тут много пенсионеров…
— А детей вообще нет? — спросила мама. — Должны же быть. Вы торгуете детской одеждой.