Моя вселенная – Москва». Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

2014 г.

Анатолий Пшеничный Юрий Поляков

…А где нормальные фамилии –

Как будто ужасов кино:

Кругом чубайсы в изобилии

И черномырдиных полно!

Всё сосковцы перед шахраями –

Перекрестись и будь таков!..

Но есть пока что и по правилам:

Вот друг мой – Юра Поляков…

Из шуточной песни о Ю.П. – 1994 г.

Юра Поляков – мой давний товарищ и собрат по «молодёжной поэтической сборной» – рано и заслуженно стал «большим известным писателем». Уже тогда – в далёкие 80-е годы, на самых разных «совещаниях молодых» – и всесоюзных, и московских – этот парень был заметнее всех нас не только своей статной фигурой, но и врождённым умением спокойно и обстоятельно отстаивать свои позиции. Почему-то у меня, сына фронтовика, начинавшего свою поэтическую стезю с военной тематики, образ Юры Полякова после его участия в наших литературных баталиях ассоциировался со спокойным и уверенным в себе пулемётчиком в окопе: такого с наскока не пройдёшь и танком не переедешь. И главное – Поляков мало говорил о себе, но всегда готов был поддержать тех своих литературных собратьев, в чьих стихах и прозе он точно и зорко видел настоящую литературу. Потому что сам был настоящим. Потому что только настоящие не завидуют своим литературным сверстникам, читают не только «себя любимого», но и книги своих сотоварищей, искренне радуясь их творческим удачам. Это сейчас, в русский «ледниковый писательский период», когда наши творческие союзы затоплены толпами людей, которые «не писать не могут и писать не могут», сериями выпускающими свои «произведения» толщиной в соответствии с собственными кошельками – не найти среди этих «писателей» читателей себе подобных и почитателей настоящей литературы, пусть не так «сладко» изданной, но всё же не раздавленной тоннами «блестящей обложками» макулатуры. А Юра, издавший тогда замечательные поэтические сборники («Время прибытия», «История любви»), будучи редактором славного и выжившего во многом благодаря ему «Московского литератора», публиковал и пропагандировал стихи тех своих сверстников, в которых видел продолжение большой русской поэзии: Николая Дмитриева, Татьяну Реброву, Геннадия Красникова, Лидию Григорьеву и многих других, в разной степени оправдавших его прогнозы…

…А где писатели нормальные —Или повымерли давно?Кругом – романы криминальныеИ сериальное «оно»!Слепят обложечки блестящиеВ разделе «Всё для дураков».Но есть пока и настоящие,Вот друг мой – Юра Поляков!..

Мне кажется, Юрий Поляков никогда не делил настоящую литературу на жанры. Поэзия, проза, драматургия, критика воспринимаются им как единый творческий взаимосвязанный процесс, различающийся только способом выражения писательского замысла, глубиной выдоха творческой энергии и размерами изображаемого полотна. Его переход к созданию прозаических произведений был естественен и логичен. Жизненный опыт, как постоянно работающий компрессор, давил на душу и сердце – поэтических размеров не хватало для полного выдоха. А сказать хотелось о многом. И сказать по формуле из одного замечательного советского фильма: «Я тебе правду скажу, только ты не обижайся…». Тебе – это Родине, стране, где правда воспринималась тогда как «несогласие с генеральной линией…».

Появились «ЧП районного масштаба» и «Сто дней до приказа» – дерзкие своим правдивым спокойствием повести, выверенные собственным опытом армейской и комсомольской жизни. И это была не просто литература, это были неудобные для власти вопросы, поставленные ребром и требующие ответа. Написанные не крикливым диссидентствующим «городским сумасшедшим», а патриотом своей страны, талантливым писателем нового поколения. Тогда многие из нас, дружившие с Юрой, слегка вздрогнули за его будущее. Но образ спокойного бойца с пулемётом в окопе оказался вполне реалистичным. Танки не прошли, атаки захлебнулись (а было их немерено). Юра Поляков выстоял и навсегда вышел из окопа. Одна за другой выходили книги, которые сразу же становились жизненно необходимыми даже тем, кто читать отвык, но думать не разучился. Начались съёмки фильмов, постановки спектаклей. Русская литература не остановила своё необходимое Отечеству и народу движение.

Писатель Юрий Поляков никогда не подстраивался под потребности власти, общества, истории. Ни одной конъюнктурной книги в его библиографии! И это при том, что все его повести – о самом насущном, сегодняшнем, близком и понятном всем, живущим с ним в одном времени и пространстве. Он просто жил и живёт среди своего народа, будучи его кровной частичкой. Но не всякому человеку Господом нашим дано сказать за всех о том, о чём думает каждый, но не может выразить это так, как может сделать это талантливый и одновременно смелый писатель: образно, ярко, доступно – так, «чтобы даже генерал понял». Талант и душевные человеческие качества Юрия Михайловича Полякова востребованы сегодня и во власти, и в обществе, и в литературе. «Врождённый порок» человеческой справедливости и писательской ответственности и сегодня не даёт ему – главному редактору главной российской писательской газеты, члену самых серьёзных общественных организаций нашей страны – права на сытое и равнодушное «пребывание в должностях». «Шестьдесят не девяносто – время есть ещё для роста!» У него и у нас – его читателей и друзей – всё впереди!

…Уедем за город с товарищем,Где даже сосны выше туч,Затопим баньку и заварим щиИ «распечатаем сургуч»!Потом – «о книжицах, о девицах…»И нет счастливей мужиков!Куда от нас удача денется? —Скажи мне, Юра Поляков!..

2014 г.

Сергей Шаргунов Поле Полякова

Вспоминаю, как летали с Поляковым в Киев, к Табачнику, тогда министру образования, защитнику русского языка. Обстоятельная дискуссия, неторопливые чаепития. Жёлто-осен-ний свет над красивым городом. Мягкость разговоров. Украина, казалось, отдышалась после площадных страстей. Ужин в ресторанчике, стилизованном под мазанку. Поляков, своим спокойствием органично вписанный в антураж, компанию, даже время года. Прошло немного времени – пламя, стрельба, кровь, ярость…

Можно ли это было предсказать? Наверняка. Вот и Поляков тогда говорил о глубине раскола между странами, коварстве исторического времени и о том, как мало убеждённых весомых сил, настроенных на союз с Россией. Но дело не в предсказаниях. Дело просто в том, что, едва я собрался написать о Полякове, почему-то вспомнилась та осенняя поездка и та белостенная хата с грубым деревянным столом, заставленным закусками. А почему?

Может, потому что обманчивое благодушие золотистого Киева, через несколько шагов подхваченного и унесённого чёрнокрасной стихией, в моем подсознании слилось именно с ним, с Ю.М. Поляковым, чья консервативная основательность – лишь первая часть его литературы и публичного образа, степенный пролог к чему-то совсем другому – всё опрокидывающему вихрю. Поляковский ироничный прищур, закатные ироничные лучи ещё мирного Киева, точная земная ирония поляковской прозы – всё это щели, за которыми мечется пожар.

В жизни Поляков чуть лукавый, чуть смущённый, чуть надменный. Он часто выглядит закрытым, обычно спокоен, даже вальяжен, но ощущается его взрывчатость.

Так и в его книгах – за мастерски отделанным текстом вынашивается взрыв, и вот – случается, превращая будничных людей в безумцев, а скучные житейские реалии в полнейший абсурд.

И вот ещё. О чём бы Поляков ни писал – и сколь бы ни был в прозе жизнелюбив, – всякая страница пропитана горечью по поводу человеческого несовершенства. Фирменная ирония всякий раз маскирует потрясение драмой человеческого существования. Тайная горечь не сводится к ущербности социума и даже к понятным первопричинам (любой грешен, смертен и так далее), здесь есть что-то иррациональное, связанное с загадкой искусства. Поляков избывает горечь через безжалостную насмешку, в которой фатализм природного поэта, настойчиво провоцирующего дуэль со всем родом людским и отдельными его представителями всех поколений и станов.

Однако тут не ледяная поза гордеца-одиночки: герой Полякова непрестанно «ищет человека», очаровываясь и разочаровываясь, язвительный прежде всего к самому себе. Поэтому-то род людской отвечает автору симпатией – читателей много, книги издаются крутыми тиражами и постоянно допечатываются. И больше того, странно, но в книгах Полякова яд нигилизма в конечном итоге оказывается жизнеутверждающим.

Видимо, так получается потому, что у Полякова есть и кое-что другое, пожалуй ставшее приёмом, превращающим книгу в удачу. Вслед за смутой наступает очищение. То и дело «проза жизни», густая, подробно и точно прописанная, порой совсем неприглядная, достигнув гротескного предела, сменяется тонким, «светлей лазури», лиризмом.

Лиризм, в котором так много недосказанности и застенчивости…

Между прочим, Юрий Поляков начинал как поэт, и поэт хороший. Его первая книга стихов «Время прибытия» 1979 года у меня на книжной полке.

Если упростить и попытаться назвать главное, что привлекает в Полякове, я бы перечислил так: смелая и точная сатира; бодрый яркий язык, остроумные метафоры; умение высказывать просто и изящно серьёзные суждения; эротизм, любовные коллизии, живописание близких каждому историй легкокрылой страсти и жестоких разочарований. И, наконец, Поляков читается на одном дыхании. Как будто смотришь увлекательный фильм.

«Сто дней до приказа» и «ЧП районного масштаба» вышли с задержкой в несколько лет, только с перестройкой, стали знаковыми для эпохи, но если перечитать, остаются актуальными и сегодня, правда, нынешние реалии во многом бедовее и бредовее.

Всё-таки корни имеют значение (Поляков, как известно, родился в рабочей семье и испытал немало). Знание и понимание «народной среды», её забот, страданий и праздников не подделаешь, подлинность материала в литературе всегда чувствуется, и это тоже причина симпатии к Полякову широкого читателя.

А особенно я люблю повесть «Работа над ошибками», кстати во многом предвосхитившую «Географ глобус пропил» Алексея Иванова. Здесь и всегдашняя поляковская откровенность в изображении внутренних движений людей и их поступков, и социальный слепок школьных нравов, но главное – именно в этой повести так много свежего растерянного лиризма.

Роман «Козлёнок в молоке», дико смешной и увлекательный, оказался убийственно точен. Фантасмагория «приключений самозванца» находит ежедневное подтверждение в литературных и общественных реалиях. «Симулякры» стали массовым явлением. С распространением интернета возможность из пустоты надувать авторитет превратилась прямо-таки в необходимость.