Моя вторая мама (Сериал). Книга 2
Шрифт:
– Хорошо же вы с ним прощались, нечего сказать!
– на лице Фелипе появилась ироническая улыбка.
– Фелипе!
– вмешался Ханс, который подошел к ним.
– Джина решила остаться с вами. Она хочет сохранить семью.
– Какая к черту семья!
– Фелипе бросил на соперника негодующий взгляд.
– Прости меня, Фелипе!
– умоляла в отчаянии Джина.
– Вчера мы с тобой только впустую сотрясали воздух, - Фелипе так посмотрел на жену, что Джина невольно съежилась под его колким взглядом.
– Я не напрасно подозревал, что ты насмехаешься надо мной. Но теперь этому пришел конец! Понятно?
Он
Джина застыла на месте, словно пораженная ударом молнии. Потом, разрыдавшись, она бросилась к двери лифта и стала царапать ее ногтями.
Ее истерика длилась несколько минут, показавшихся Хансу вечностью. Затем рыдания прекратились, и Джина, ощутив внезапную слабость и странную тяжесть во всем теле, в изнеможении опустилась на пол.
Ханс осторожно приподнял ее, и взяв на руки, усадил Джину в стоявшее неподалеку кресло.
– Он ничего не понял, - Джина обхватила голову руками.
– Я сама во всем виновата. Ради Бога, не надо так переживать, Ханс. Идем отсюда.
Джина поднялась с кресла и, опершись на руку Ханса, направилась к лифту.
Выйдя на улицу, они долго стояли у входа в гостиницу, не зная, как им поступить дальше. Джина долго думала о чем-то своем и наконец произнесла:
– Все-таки какой же Фелипе лицемер! Как он мог улыбаться мне, если знал, что я собираюсь встречаться с тобой?
– Он устроил нам ловушку, - задумчиво сказал Ханс.
– А я, как дурочка, попалась в нее, - продолжила его мысли Джина.
– Что он теперь намерен делать?
– поинтересовался Ханс.
– Об этом я даже думать боюсь! Надо же додуматься прийти с фотоаппаратом!
– Джина с негодованием передернула плечами.
– Что теперь скажут дети? Надеюсь, Фелипе все-таки сообразит, что им не нужно ни о чем говорить.
Подъехав к дому, Фелипе долго не решался подняться к себе в квартиру. Он не знал, что говорить детям. Однако, решив, что, сидя в машине, он только напрасно теряет время, Фелипе вошел в подъезд.
Не успел он переступить порог квартиры, как к нему подбежала Джина Даниэла и стала спрашивать его, когда придет мама. Фелипе взял девочку на руки и отнес в детскую. Там он уложил ее в постель и долго сидел рядом. Сказав дочери, что мама останется на ночь у тети Даниэлы, Фелипе стал рассказывать ей сказку, чтобы она поскорее заснула. Наконец Джина Даниэла закрыла глаза, и Фелипе на цыпочках вышел из детской.
В эту ночь Фелипе так и не ложился спать. Он до утра просидел в гостиной.
На следующий день Херардо, взглянув на осунувшееся лицо друга, сразу понял, что произошла трагедия. Он не стал ни о чем спрашивать Фелипе, справедливо полагая, что тот все ему расскажет сам, если сочтет нужным.
Фелипе, действительно, скоро рассказал Херардо все подробности о событиях прошлой ночи. Несколько раз он прерывал свой рассказ, чтобы сдержать душившие его слезы. Он спрашивал у Херардо, что ему теперь говорить детям. Херардо, честно говоря, сам не знал, как поступать в таких случаях. Поэтому он почти все время молчал, лишь изредка прерывая печальный рассказ друга короткими замечаниями. Когда наконец Фелипе выговорился, Херардо сделал
осторожную попытку удержать его от рокового решения:– Что если вчера она действительно встречалась с Хансом в последний раз?
– Ей незачем с ним прощаться, - возразил Фелипе.
– Если ей так хочется, пусть едет себе на здоровье в Германию. Я хочу развестись с ней, как принято в цивилизованном обществе.
– Фелипе на минуту умолк, собираясь с мыслями.
– Но дети в любом случае останутся со мной.
Херардо собрался что-то сказать в ответ, но не успел. В конторе появились Джина. На ее заплаканном, измученном лице тоже были видны следы бессонной ночи.
Она остановилась неподалеку от мужа, словно опасаясь подойти к нему, и тихо проговорила:
– Фелипе, я пришла просить у тебя прощения. Хочешь, я стану на колени?
– О каком прощении ты говоришь, - грустно спросил Фелипе, - если ты совсем потеряла совесть?
– Я понимаю, что я наделала, - голос Джины заглушили прерывистые рыдания, - но я не смогла устоять.
Фелипе сделал несколько быстрых шагов. Волна гнева опять поднималась в его душе. Он вплотную подошел к жене и проговорил, с трудом сдерживая себя, чтобы не сорваться на крик:
– Я больше не желаю тебя слушать! Вечером можешь заехать за вещами и чтобы потом ноги твоей не было в доме!
Джину охватило отчаяние, она горестно заломила руки и несколько минут не могла произнести ни слова. Стоящий рядом Херардо в смущении отвел глаза. Наконец, справившись с рыданиями, Джина проговорила:
– Что ты собираешься сказать детям, Фелипе?
Фелипе на минуту замялся:
– Ничего, я найду, что им сказать. Не беспокойся, они не узнают правду. Им незачем страдать из-за человека, который этого не заслуживает, - Фелипе сделал короткую паузу, переводя дух.
– Убирайся! Уходи прочь, я не желаю больше тебя видеть!
Джина, убедившись, что ее муж не собирается прощать ее, потупив голову, направилась к выходу.
Через несколько часов Джина подъехала к дому. Она медленно вышла из машины, с минуту постояв у подъезда, словно решая, входить ей или нет. Наконец, пересилив себя, Джина поднялась в квартиру.
Дети со всех ног бросились к ней. За это время они очень соскучились по матери. Джина молча гладила их, она боялась, что не сможет сдержать слезы и разрыдается при них. Увидев чемодан в руках матери, Густаво и Джина Даниэла стали спрашивать, куда она собралась. Джина, стараясь не глядеть им в глаза, говорила, что ей срочно нужно ехать к тете Даниэле, что она даже не знает, сколько времени она там пробудет. Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, если бы Фелипе не отослал малышей в детскую.
Оставшись наедине с Джиной он сказал, что согласен, чтобы она встречалась с детьми, но только при условии, что она не будет настраивать их против него, и только тогда, когда его не будет дома. Джина, тяжело вздохнув, согласилась.
Поцеловав на прощание детей, она вышла из дома.
…Джина вошла в палату Даниэлы и остановилась рядом с ее кроватью. Она долго молчала, не зная, как начать разговор. Сония и Ханс, которые тоже были в палате, с недоумением смотрели на нее.
Наконец Джина обвела окружающих тревожным взглядом и произнесла, обращаясь к Даниэле: