Моя юношеская романтическая комедия оказалась неправильной, как я и предполагал 10
Шрифт:
Разумеется, напрочь перекрывать трассу нельзя. Поэтому я уточнил, что надо оставлять столько места, чтобы самые настырные при желании могли обогнать.
Этого вполне достаточно.
Достаточно, чтобы не слишком уверенные в себе не спешили идти на обгон.
Как поступит человек, отнюдь не ставящий себе задачу победить и видящий перед собой плотную группу, бегущую сразу вслед за лидерами?
Ясен пень, к ней и пристроится. Прийти к финишу в такой компании его более чем устраивает.
Вот потому-то нас с Хаямой до сих пор никто догнать не пытался. Наверно, ближе к финишу ситуация изменится,
Мне просто надо было устроить всё так, чтобы мы с Хаямой на какое-то время оказались наедине.
Я взглянул на спину бегущего передо мной Хаямы.
Сцена готова. Мой выход.
С этого момента начинается моя личная битва.
Ветер с моря подмораживал щёки. Когда тепло тела встречалось с холодным воздухом, кожу покалывало словно иголкой.
При каждом ударе подошв об асфальт всё тело вздрагивало от сотрясения.
Я не мог отличить шум ветра от шороха одежды. И эти звуки перекрывались моим шумным дыханием.
Жадно втягивая воздух, я ощущал острый запах солёной воды.
Вдоль берега были высажены деревья, задерживать ветер с моря. В районе парка, откуда мы стартовали, росли сосны, но дальше их сменили лиственные деревья с облетевшей осенью листвой, смахивающие сейчас на голые скелеты.
Мои ноги работали без участия сознания. Примерно так же, как сердце само, без команды, гонит кровь по жилам. Ритм бега и ритм сердечных сокращений словно соревновались, стараясь опередить друг друга.
Я бежал, и в голову всё время лезли разные мысли.
Хорошо, что я езжу в школу на велосипеде. Иначе я не мог бы сейчас бежать так уверенно, хотя ни в каких спортивных клубах не занимаюсь. Похоже, не так уж я плох в марафоне. Как и в прочих видах спорта, исключая игры с мячом. Потому что чётко понимаю, что тут к чему. И потому что не нужно ни с кем связываться. Достаточно занять голову чем-то отвлечённым и просто работать ногами.
Но сегодня ситуация совершенно иная.
И марафон получается куда мучительнее, чем обычно.
Потому что я бегу быстрее, чем обычно бегаю на физкультуре. Потому что из-за ветра холод становится ещё безжалостнее. И потому что всю ночь размышлял, так и не сомкнув глаз.
В общем, причин тому в изобилии.
Но главная из них сейчас бежит передо мной. Хаято Хаяма.
Будучи привычен к тренировкам в клубе, он поддерживал уверенный темп, ничуть не выглядя уставшим. Строгая осанка, никаких лишних движений. Ясно было, как ему удалось победить в прошлом году.
Я же прилагал все силы, и всё равно лишь с трудом мог удерживаться за ним.
Но скоро это закончится.
Расстановка в забеге оставалась прежней – мы с Хаямой впереди, следом большая группа с ядром из ребят из теннисного клуба во главе с Тоцукой. Похоже, они намеренно поддерживали такую скорость, чтобы держаться поодаль. А может, просто берегли силы на вторую половину дистанции.
За ними должны были бежать остальные, но они были далеко, я их не видел.
Хаяма по-прежнему поддерживал уверенный темп. План сработал как надо – мы достаточно отделились от остальных, вряд ли кто-то нас сейчас догонит.
Проблема была во мне.
Мы не пробежали
ещё и половины дистанции, а я уже дошёл до предела.В боку ныло, ноги болели, уши покалывало. Честно говоря, сейчас мне хотелось лишь одного – оказаться дома. Если бы мой желудок сейчас не был пуст, наверняка уже переблевался бы.
До сих пор мне как-то удавалось держаться, но дальше вряд ли смогу, как ни старайся.
Продолжая перебирать ногами, приклеившись взглядом к спине Хаямы, я вдруг ощутил, что что-то изменилось. Под шорты начал врываться холодный ветерок.
Мы добежали до моста, середины дистанции, где следовало развернуться обратно.
На самом мосту нас ждали учителя, выдававшие нам ленточки, свидетельствующие о прохождении контрольной точки.
Пробежав половину марафона, я готов был уже облегчённо вздохнуть, но взял себя в руки и провентилировал лёгкие.
Пока ещё нельзя терять концентрацию.
Я немного прибавил, догоняя бегущего в нескольких шагах от меня Хаяму. Передающиеся на тело удары подошв об асфальт стали ощущаться ещё сильнее.
На самом деле, не проведи я всю эту предварительную подготовку, никогда не смог бы догнать Хаяму. Увы, силы слишком неравны. В обычных условиях наше нынешнее положение никогда бы не возникло.
Вот почему я попросил Тоцуку и Заимокузу о помощи, а потом бежал, совершенно не следя за темпом.
Всё ради вот этой минуты, ради этого шанса.
Тяжело дыша, я кое-как сумел нагнать Хаяму.
Когда мы поравнялись, он наконец взглянул на меня, хотя до сих пор совершенно не обращал на меня внимания. Его глаза удивлённо блеснули.
— Ты в самом деле держишься, а?.. — Сказал он, не сбивая дыхания.
— Ага… именно… — Отрывчиво ответил я. — Если бы… следил за темпом… не догнал бы…
Хаяма чуть наклонил голову и искоса глянул на меня. Я невольно усмехнулся, видя выражение его лица. Он явно размышлял, зачем мне это понадобилось. Я с трудом подавил першение в пересохшей глотке и снова заговорил.
— Никто от меня не ждёт, что я добегу. Если сойду на полпути, всем всё равно будет пофиг.
Честно говоря, передо мной и не стояла задача занять какое-то место и даже просто добежать до финиша. Всё, что мне было надо – пробежаться рядом с Хаямой после поворота, чтобы никто нам не помешал. Я бежал изо всех сил и наконец добрался до цели… Хотя меня всё же терзало отчаяние, что я, напрягаясь изо всех сил, могу лишь удержаться рядом с размеренно бегущим Хаямой. Я готов был совсем упасть духом, но точку поворота мы уже прошли.
Что приходит на ум, когда человек преодолевает середину болезненного испытания?
Отчаяние, что впереди ещё столько же, или радость, что половина уже пройдена? Как правило, человек чувствует или одно, или другое. Оба варианта подрывают дух.
И из-за этого человек осознаёт свою усталость. Источник: я. Честно говоря, усталость навалилась на меня ещё когда я едва не вздохнул с облегчением, что пробежал половину дистанции. А стоило опустить взгляд, ноги становились ещё тяжелее.
Эти подорванный дух и усталость и есть мой шанс. Когда человек загнан в угол, наружу прорываются его истинные намерения. Как и в случае с моей сестрёнкой Комачи, человек выплёскивает то, что было сокрыто глубоко в душе.