Моя защита. Роман-пьеса

Еще минут пять назад шел дождь, потом падают отдельные капли, и вот он совсем прекращается, так же неожиданно, как и начался. Я стою на балконе, курю. Тишина. Да это и понятно, ночь как-никак. В черном небе, мигая красным огоньком, летит самолет. Докурив почти до фильтра, размахнувшись, бросаю окурок в сторону дороги, он летит сквозь дерево и, ударяясь о ветви, разбрызгивает ярко-красные искры, пока не оказывается на дороге. Еще издалека слышится звук прибывающего поезда, но я уже знаю, что он промчится мимо, скорые поезда не останавливаются на промежуточных станциях. За столько лет жизни в этом доме, хоть из него и не видно железной дороги, я определяю поезда по звуку. Пассажирские время от времени поскрипывают, будто раздумывая, но тоже проходят мимо. Товарняки тоже не останавливаются, но их можно сразу опознать по долгому грохоту.

Вот в такую же тихую, ничего, казалось бы, не предвещающую летнюю ночь неожиданно три месяца назад в моей жизни появилась Таня. Прошло три месяца, а я до сих пор все помню: стоял, курил, бесконечно грохотал товарняк, начинал действовать на нервы, и вдруг такая тревога охватила меня, как никогда в жизни. Будто надо немедленно бежать, будто не успеваю куда-то, будто если сейчас немедленно не выйду из этой квартиры, то что-то важное в жизни упущу. Думаю, с каждым такое бывает. Я быстро закрыл балконное окно, забежал в квартиру, бегом оделся, будто боялся передумать, взял денег и пулей выскочил из квартиры. Иду по тротуару по привычке, как на работу, в сторону центра, на улице ни души, только из некоторых дворов слышатся пьяные выкрики. Иду быстро и целенаправленно, ну как будто на самом деле куда-то очень спешу, и никакой опаски за себя, точно каждую ночь вот так брожу. Иду, иду и вдруг останавливаюсь. Куда это я шлепаю посреди ночи, совсем, что ли, крыша поехала? И в этот момент слышу сзади скрип колес на дороге. Из машины выскакивает женщина в белом халатике, в руке чемоданчик черный, машина тут же уезжает, а она идет по краю дороги, ревет навзрыд. Я притаился в тени дома, а она прошла и не заметила. Что же, думаю, произошло, может, помочь чем надо, как окликнуть и не напугать? Иду за ней, она каблучками цок-цок-цок, что меня и не слышно за ней, а она резко как повернется и давай на меня кричать: «Чё надо! Я не боюсь тебя!» А у самой волосы растрепаны, тушь вся растеклась, глаза выпучены, трясет ее всю от злости, ну настоящая ведьма. Ужас, думаю, какой, во сне приснится — не отмашешься трусами, да я возьми и скажи ей все, что думаю, в глаза. Она стоит, глазами хлопает. Потом на меня: «Дурак!» — поворачивается и уходит вперед. Я за ней: «Что произошло?» Молчит. Я: «Может, помочь чем?» Молчит. Вижу бар через дорогу, иллюминациями светится. Я снова: «Может, выпить хочешь?»— «Хочу», — говорит. Зашли мы с ней в бар, она — в туалет, а я — стол занимать. Сижу, заказал выпивку, закуску, жду. Подходит, а ее и не узнать: умылась, волосы причесала, халат, видимо, в чемоданчик убрала, а сама в блузочке, в юбочке выше колен, ничего себе такая. Села напротив меня. Серьезная. Налил молча коньяк, выпили, закусили. Снова налил, снова молча выпили. И так пока всю бутылку не опустошили. Мне захорошело, а ей хоть бы хрен, такая же серьезная и трезвая. Я: «Проблемы?» Молчит. Нельзя, говорю, в себе держать, от этого болезни всякие. Молчит. Принесли нам еще бутылку коньяка. Выпили по разу. Пойду я, говорю, не буду тебе мешать. А она: «Мальчик умер». Недоумеваю: «Какой мальчик?» Она грустно, так грустно: «Парень, ему всего восемнадцать лет было. Совсем мальчик. У меня на руках». Про себя размышляю: белый халат, чемоданчик, значит, по-любому, фельдшерица какая-нибудь, да еще пацан на руках помер. Она снова: «Сердце остановилось. Раз — и всё. Разве я виновата?» Я пожал плечами, но сразу же поправился, что в жизни всякое бывает и не надо винить себя. Она уже перестала плакать, только время от времени всхлипывала. Я взял бутылку со стола и говорю: «Пойдем отсюда?» Она, не спросив, куда и зачем, поднялась и направилась к выходу. Я — за ней. Так мы молча шли по тротуару, на перекрестке она остановила машину и назвала адрес водителю, после чего села в машину, я, не спрашивая разрешения, уселся рядом, она никак не отреагировала. Мы молча доехали до ее дома, я расплатился, она вышла из машины, я ее догнал возле подъезда девятиэтажки. На прощание спросил ее номер квартиры, она ответила, а я, как пятнадцатилетний пацан, чмокнул ее в щеку и пожал руку. Она быстро прошла к двери и скрылась в подъезде. После чего я спохватился, что не знаю даже, как ее зовут, не спросил номер телефона, не спросил, можно ли прийти к ней в гости,— ничего не спросил. Но железная дверь захлопнулась, и было уже поздно. Я только знал, что улица Восточная, заметил на доме табличку с номером пять, квартира сто тридцать. А еще с ее уходом защемило внутри, будто бы потерял что-то необходимое.

5

Толик сквозь сон слышит непрекращающийся звук звонка. Он просыпается, переворачивается на кровати, смотрит на часы — ровно полдень. Вставать не торопится. Раздается повторный звонок. Толик соскакивает с кровати, шустро натягивает спортивные штаны, торопится в прихожую. Смотрит в глазок, открывает дверь.

Толик. Ты чего с утра пораньше?

Брат. Солнце не взошло, а негры в поле. А ты чё дрыхнешь?

Толик. Отстань.

Брат. По закону шариата ты мне, конечно, как старшему брату, никогда бы так не ответил. Никакого уважения. Я тут мелкой говорю, налей отцу чай, а она мне — у тебя что, рук нет? Попросил, не помню что уже, принести, так она мне, что у нее ноги, видите ли, не казенные. Представляешь? (Пауза.) От нее же стакана воды под старую жопу не дождешься. (Подходит к окну.) Метет, сука, пыль поднимает, видит, что я иду, а он один хрен метет, блин, так руки и чесались метлой этой ему по башке настучать.

Толик (зевает). Что опять не так?

Брат. Бесят они меня! Бесят эти чурки! Вон, посмотри, как он пыль поднимает. Бесят своим присутствием, и всё тут.

Толик. Тебе нервы надо лечить.

Брат (достает бутылку водки). За чем же дело стоит?

Толик. С каких это пор ты с утра пьешь?

Брат. С сегодняшнего.

Толик. Ну ты простой такой, взял и за меня решил. Может, у меня свои планы. Позвонил бы хоть, что ли.

Брат. А я звонил, я не ты, чтобы так просто припереться. Звоню-звоню, а ты не отвечаешь. Я даже беспокоиться начал. Заглянул к тебе на работу, выходной, говорят, у тебя. А ты, солнце в зените — а ты все дрыхнешь.

Толик. идет в кухню, брат следует за ним.

Брат. Слушай, ты чего такой недовольный? В кои веки я к тебе зашел, а ты не рад.

Толик (безразлично). Рад. (Достает из холодильника банку сайры, колбасу. Банку сайры с открывалкой двигает брату, сам режет колбасу.)

Брат (открывает банку). Я Верке финик поставил на полморды, смачный такой ультрамарин получился.

Толик. За что?

Брат. С жиру бесится. Слушай, ультрамарин — это же сине-зеленый?

Толик. Сине-зеленый — это бирюзовый.

Брат. Ни хрена.

Толик. Ультрамарин ярко-синий, насыщенный такой цвет.

Брат. Включай комп, щас по Интернету посмотрим. Если я прав, с тебя бутылка.

Брат открывает бутылку, разливает по стопкам водку. Выпивают, закусывают. Уходят в зал. Толик. включает компьютер.

Брат. Прикинь, ей каждый вечер кто-то названивать стал, эсэмэски начали приходить. Я ей — кто? Она — с работы. Допрос и скандал устраивать не хотел, а самому подозрения спокойно жить не дают. И вот она в ванной намывается, и опять звонок, я машинально взял ее телефон, даже не посмотрел, кто звонит, и уж сам не знаю, как у меня так получилось, что я женским голосом говорю: привет. В ответ мне мужской голос: привет. Как, говорит, дела, красавица. У меня аж в горле пересохло. Молчу. А он — ты чего молчишь? Я растерялся и положил трубку.

Толик. Ни хрена себе — красавица!

Брат. Почему я не послал его?! Хрен знает. Смотрю по номеру, а звонивший подписан как Маша. Сохранил я у себя этот номер Маши.

Толик. Ну вот смотри, ультрамарин — неорганический пигмент, в зависимости от своего состава может быть белым, зеленым, синим, фиолетовым и красным. От полисульфидов натрия зависит цветовая характеристика ультрамарина.

Брат. Меня не интересует, от чего что зависит. Мне нужен конкретно цвет. Напиши — цвет ультрамарина.

Толик. Вот шкала цветов, ультрамарин — ярко-синий, цвет индиго. Ну что, я был прав?

Брат. Сам ты индиго. Ну-ка бирюзовый посмотри.

Толик. Бирюзовый — цвет от светло-зеленого с голубизной до голубого, близкий к циану.

Брат. Вот суке этой цианистый калий надо было дать.

Толик. Не отвлекайся, смотри сюда, видишь, какой цвет.

Брат. Вижу, вижу.

Толик. Проиграл ты, получается.

Брат. Ты ее финик не видел, так что не путай меня, он у нее бирюзового цвета.

Толик. Не бывает фингалов таких.

Брат. А то я не знаю, какими они бывают? Сейчас поставлю тебе, и будешь знать, какими они бывают. И не надо мне ля-ля.

Толик. Ладно, мне, вообще, плевать на твою Верку. (Возвращается в кухню, наливает водку; не дожидаясь брата, выпивает, закусывает.)

Брат. Шустрый ты, однако, хоть бы хлеба порезал. Я, может, цианистый калий хотел посмотреть, а ты убежал, как будто не успеешь.