МОЯ. Не отдам!

Потом сделал стерилизацию. Паршивые у меня гены. Гниль. Такие не должны сеять.

Не должны…

Выходит, у меня брат по отцу имеется. Столько лет прошло. Уже лоб, наверное, вымахал…

И что же с тестом, а? Что с тестом?!

От автора: думай, Дан, дууумай :)

Глава 47

Глава 47

Ника

— Моника Львовна, здравствуйте.

Я складываю руки поверх выступающего живота и смотрю на вошедшего в мой кабинет.

Раньше тут отец работал, теперь — я.

Мое… Нравится здесь бывать. Спокойно.

Нашла свое спокойствие здесь. Бумага все стерпит, законы — гибкие, цифры позволяют плавать в них, как рыба в воде. Здесь все понятно и просто, почти всегда можно пробить иные тропки и прийти к нужному результату. Все как на ладони. Остается только повертеть с разных сторон и становится ясно, как поступить. С некоторыми нюансами приходится возиться дольше, но суть одна. Здесь все решаемо, и я решаю.

Директор одной из фирм отца проявляет в десятки раз больше уважения, чем в первый раз, когда я пришла на фирму… теперь уже мою фирму, и заявила, чтобы он прекращал подворовывать или хотя бы делал это так, чтобы у меня возникло чувство восхищения!

Воровать тоже надо уметь… Увы, не всем дано! Тогда уважения в нем было ни на грамм, он раздухарился и что-то грозно орал. Но его быстро заткнула охрана.

Я дала ему время на исправление и показала, где он ворует. Мигом вспомнил про семью и детей, которых надо кормить, одевать, отправлять на учебу, а замахнулся он на зарубежные…

— Интересно, на какие шиши вы собрались их учить там, если я здесь все ваше заберу. Потому что вы запустили руку в мое? — спросила я и ушла.

Он исправился. Вернул украденное, навел порядок в делах. Теперь вот… едва ли не на брюхе ползает и больше не пытается нагреть лапу, еще и с другими помог наладить контакт, а такое и поощрить можно.

Я поощряю. Калмыка все хотели завалить и мечтали о дне, когда он себе шею свернет, потому что он награждать не умел.

— Как ваши дела, Петр Прохорович?

Завязывается беседа. Даже приятная.

В итоге меня приглашают на семейный ужин. Скоро выпускной у сына Петра, у того самого сына, что поступил на учебу и скоро выпорхнет из родительского гнезда. Иногда только напоминания о чужих празднествах и датах позволяют мне оглянуться назад и понять, как много времени прошло с момента, как я узнала о том, что беременна.

Вот уже и роды… не так далеко.

За окном — май. Капризный, ветреный. Яркий. А в душе до сих пор замерзла та самая холодная весна, когда я прилетела в надежде на что-то. Так и застыла.

— На ужин приеду, обязательно, — обещаю я.

Отпустив Петра Прохоровича, отмечаю, что пора бы и размяться. Новые дорогущие часики на запястье подтверждают уведомлением. Пора размяться.

Беру с собой в бутылку воды и зеленый смузи, отправляюсь на прогулку по двору. Пределы дома покидаю редко, только по большой необходимости.

До сих пор опасаюсь подходить близко к машине, пока не проверят досконально. Один раз мне срочно пописать приспичило, через минуту после того, как отъехали. Я едва до кустиков дотерпела, когда за спиной прогремел взрыв.

Машины нет, водителя — тоже не стало. А ведь он ходил, говорил, улыбался, был вежлив.

Калмык постарался? Или… другой? Я ведь не знаю, на что Ослов способен. В себе держу эти подозрения. Ни с кем не делюсь.

Даже с Тиграном Эдуардовичем. Особенно с Тиграном Эдуардовичем. Он близок с бывшим подчиненным, интуитивно чувствую. Поэтому обезопасить себя лишний раз тоже неплохо. Я подбираю к рукам больше самостоятельности и обзавелась дополнительными людьми.

Я лучше дома. Здесь как-то безопаснее. Всех проверяют досконально.

Двор просторный, сад. Мне хватает, чтобы нагуляться до легких, колющих от притока свежего воздуха.

В неделю хватает трех-четырех поездок в город. Чаще всего, по делам, которые требуют личного присутствия…

На экране часов отображается уведомление о входящем звонке. Номер незнакомый, но я отвечаю. Говорить приходится много, если хочешь решать некоторые дела дистанционно.

— Моника Пименова, — отвечаю нейтрально.

— Это я, — коротко звучит в трубке.

Слышится тяжелое дыхание.

От двух коротких слов сердце скручивается перегоревшей спичкой. Странно, что не осыпается вниз черной трухой, так и остается сгоревшим.

— Узнала?

Узнала ли я?!

Я этого монстра… сначала усердно забыть пыталась, из памяти вычеркнуть. Потом поняла, что затея — бредовая, ведь у меня растет от него сын, и он может быть на него похожим.

Поэтому выбрала новую стратегию — помнить. До тошноты и омерзения помнить нашу последнюю встречу. Каждый миг воспроизводить в памяти, пока не затошнит.

— Представьтесь, пожалуйста. Или не отнимайте мое время! — чеканю.

— Играешь?

Сбрасываю вызов.

Зло смотрю на пальцы, их потряхивает.

— Со мной ты свои условия ставить не будешь, — шепчу, смахивая злые слезы.

На расстоянии ненавидеть легко. Не слыша.

Оказывается, хватает одного звука голоса, чтобы привести мысли в смятение, и взбить со дна все мутные и темные чувства. Ясность перестает быть кристальной. Все снова мутное, а я не хочу.

Ничего от него не хочу. Пусть … там… или где-то еще… С кем-то…

Я даже не интересуюсь, что с ним.

Перезванивает.

Выжидаю неторопливо.

Возмещаю ему каждую секунду своего страха, когда я была у Калмыка в лапах и мы звонили по номеру, указанному на флешке. Тогда Дан не спешил. Выматывал нервы.

Теперь — мой черед.

Вам сколько клубков отмотать, Данис?

Отвечаю.

— Моника Пименова, — произношу так же, как и в прошлый раз.

— Данис.

— Полное имя и фамилию.

— Издеваешься?

— Я снова сброшу. Зачем-то же вы… мне звоните.

Шумно выдыхает.

— Дан. Дан Осло.

— Не знаю такого. Всего хорошего, — сбрасываю.

Поглядываю на часы. До положенных десяти тысяч шагов в день мне еще две тысячи намотать по двору и дому.

Снова перезванивает.

Я снова поднимаю.

— Моника Пименова, — произношу так же, как и в прошлый раз.

— Нужно поговорить.

— Представьтесь, пожалуйста.

И нет, мне не надоело.

— Данис. Данис Ослов.

Делает ударение на первую О, и я позволяю себе с радостью уточнить: