Мозаика Парсифаля

Майклу хотелось подбежать к экрану и разодрать к чертовой матери эту проклятую картинку. Но тут в его памяти всплыли слова Дженны:

«Не одна операция, а две». И он тогда же добавил: «Перехвачена. Изменена».

– Минуточку! – воскликнул он.

– Потрудитесь найти иное выражение.

– Подождите, пожалуйста. Вы все это затеяли, но кто-то без вашего ведома перехватил идею, перекроил по-своему, поменял все нитки и сплел совсем иное…

– Подобные выражения не входят в мой лексикон.

– Но они же предельно ясны: вы пытались соткать ковер, на котором должны быть изображены лебеди, но неожиданно для вас на ткани появились грифы.

– Принимаю ваше пояснение. Именно это и произошло.

– Дерьмо! Прошу меня извинить.

– Я из Миннесоты и перелопатил дерьма больше, чем вам довелось его видеть. Правда, большая часть этой деятельности пришлась на Вашингтон. – Беркуист еще сильнее склонился вперед и спросил: – Ну теперь-то вы понимаете?

– Полагаю, что да. Та самая трещина, которая поможет выйти на него. Парсифаль был на Коста-Брава.

– Или его партнер с советской стороны, – добавил Беркуист. – Случайно встретив три месяца спустя Каррас, вы вновь вернулись к событиям той ночи. Вы могли встревожить Парсифаля, докопавшись до сути. Мы не знали, насколько вы преуспели в ваших поисках, но, поскольку такая возможность существовала, мы обязаны были позаботиться о последствиях.

– Но почему мне никто ничего не сказал? Почему никто не попытался связаться со мной и объяснить все?

– Вы бы не стали слушать. Стратеги из Консульских операций сделали все возможное, чтобы вернуть вас сюда. Вы ухитрились скрыться.

– Но я не знал об этом, – махнул рукой Хейвелок в сторону экрана. – Вам следовало все рассказать мне вместо того, чтобы пытаться убить!

– У нас не было ни времени, ни возможности доверить курьеру даже часть этих сведений, так же как и минимального намека на состояние Мэттиаса. Мы не знали, что вы собираетесь предпринять в любой момент, что и кому можете рассказать о событиях той ночи. По нашему мнению – по моему мнению, – если человек, которого мы называем Парсифалем, либо сам был на Коста-Брава, либо участвовал в переработке сценария, то перед малейшей угрозой разоблачения он может решиться на отчаянные шаги. Мы не имели права позволить ему этого.

– Слишком много вопросов, – задумчиво произнес Майкл. – Мне трудно все это совместить…

– Возможно, вам это удастся, если будет принято решение посвятить вас во все подробности.

– Апачи… – сказал Хейвелок, оставляя без внимания замечание Беркуиста. – Палатинский холм… Джон Огилви. Это действительно было случайностью и пуля предназначалась мне? Может, его убили сознательно, потому что он знал какие-то тайны здесь, в Вашингтоне? Он, кстати, упоминал о человеке, скончавшемся от сердечного приступа на Чесапике.

– Смерть Огилви – действительно случайность. Пуля предназначалась вам… Но другие… они погибли не в результате несчастного случая.

– Какие другие?

– Три остальных стратега из Консульских операций были убиты в Вашингтоне.

Хейвелок замер, осмысливая услышанное.

– Из-за меня? – наконец спросил он.

– Косвенно. Но в конечном итоге все замыкается на вас из-за одного простенького вопроса: почему Мэттиас поступил с вами так, как он поступил?

– Расскажите, пожалуйста, о стратегах.

– Они знали, кто работает с Парсифалем с советской стороны, – сказал президент. – Или узнали бы на следующий день, если бы вас убили на Коль-де-Мулине.

– Кодовое имя – «Двусмысленность». Следовательно, он здесь?

– Да. Код был сообщен ему Стерном. Мы знаем, где он, но не знаем кто.

– И где же?

– Мы еще не решили, предоставлять или нет вам эту информацию.

– Побойтесь бога! Господин президент, при всем уважении к вам, почему даже сейчас вам не приходит в голову мысль обратиться к моей помощи? Не убивать, а использовать?

– С какой стати? Вы что, можете мне помочь? Помочь всем нам?

– Я шестнадцать лет провел на оперативной работе. Я выслеживал людей – и не раз бывал под слежкой. Я свободно говорю на пяти языках, не считая множества диалектов, и еще на трех могу объясняться. В известном смысле я знаю Антона Мэттиаса лучше всех в мире – я могу понять его чувства. Если говорить о прочих делах, то мне удалось раскрыть двойных агентов в Европе больше, чем кому-либо другому. Да, я уверен, что смогу помочь.

– В таком случае вы должны мне ответить прямо. Намереваетесь ли вы исполнить свою угрозу? Эти тринадцать страниц могут…

– Сожгите их, – прервал Беркуиста Хейвелок и взглянул ему в глаза. Он поверил президенту.

– Но это же только копии, – заметил тот.

– Я свяжусь с ней. Она находится в паре миль от Саванны.

– Прекрасно. Человек с кодовым именем «Двусмысленность» находится на пятом этаже государственного департамента. Один из шестидесяти пяти сотрудников, мужчин и женщин. Мне кажется, на вашем языке это зовется «крот».

– Вам удалось столь сильно сузить круг поисков? – спросил, присаживаясь, Майкл.

– Это сумел сделать Брэдфорд. Кстати, он гораздо лучше, чем вы думаете; он никоим образом не хотел повредить Каррас.

– В таком случае он проявил некомпетентность.

– Брэдфорд будет первым, кто согласится с вашим мнением. Но если бы леди следовала его инструкциям, она узнала бы в конце концов всю правду. Вы оба были бы переправлены сюда.

– Вместо этого я был объявлен «не подлежащим исправлению».

– Скажите-ка мне вот что, мистер Хейвелок, – промолвил президент, опять наклоняясь вперед. – Если бы вы были на моем месте и знали бы то, что знаю я, – как бы вы поступили?

Майкл посмотрел на экран и ответил, сам поражаясь своим словам:

– Точно так же, как и вы, сэр. Я не являюсь невосполнимой потерей.

– Благодарю вас. – Президент встал из-за стола. – Кстати, здесь, на острове Пул, никто не посвящен в то, о чем мы с вами беседовали. Ни доктора, ни военные, ни инженеры. О договорах и о Парсифале знают еще пять человек, включая психиатра из военно-морского госпиталя в Бетесде – специалиста по галлюцинаторным состояниям. Он раз в неделю прилетает сюда и работает с Мэттиасом в этой комнате.