Мозаика Парсифаля

Ему также требовалась помощь и несколько иного рода, и доктор Анри Саланн был способен ее оказать. Он должен срочно связаться с Мэттиасом, малейшее промедление сейчас было бы полным идиотизмом. Возможно, удастся установить некоторые личности, проанализировав характер приказов и значение кода «Двусмысленность». В общем, первоначальной информации было вполне достаточно. То обстоятельство, что после Коста-Брава Дженна осталась жива, свидетельствует об опаснейшем заговоре. Ведь по всем официальным данным она мертва, в результате его же решения – «исправлению не подлежит». Первую информацию Мэттиас примет такой, какой она поступит от его «приятеля», а остальную сможет отыскать в помеченных черным папках, упрятанных в сейфах тех, кто занимается разработкой стратегии. Прежде всего в сейфе начальника Консульских операций. Хейвелок был не в силах дать ответ на вопрос – «почему», но фактов мог представить более чем достаточно. Опираясь на них, Мэттиас сможет действовать. Государственный секретарь приступит к делу, а Хейвелок тем временем постарается как можно быстрее добраться до Парижа. Сделать это будет совсем не просто: каждый аэропорт, каждая железнодорожная станция и главная автомагистраль на побережье и в Провансе будут поставлены под наблюдение; и тут Мэттиас ничего не сможет сделать. Не только время, но и все средства связи работают на лжецов. Издавать тайные приказы куда проще, чем их отменять. Их действие распространяется с быстротой чернил на промокательной бумаге. Получившие приказ исчезают из поля зрения, и каждый из них стремится потом получить благодарность за успешное устранение человека с клеймом «не подлежит исправлению».

Через час в Риме станет известно, если, конечно, уже не известно, о событиях на Коль-де-Мулине. В действие введут закодированные телефоны и редко используемые радиочастоты. Будет передано следующее сообщение: «Субъект, не подлежащий исправлению скрылся; это может нанести нам серьезный ущерб, стоить многих жизней и потери времени. Весь персонал должен находиться в состоянии повышенной готовности; необходимо использовать любые возможности, любые виды оружия. Исходный район Коль-де-Мулине. Максимальный радиус: два часа на автомобиле. Имеются данные о том, что объект ранен. Транспортные средства на последний момент: лишенный особых примет грузовик с мощным двигателем и закрытая „Ланчия“. Необходимо обнаружить и ликвидировать».

Нет сомнения, что лжецы с Потомака успели связаться с Саланном, но, как это часто случается в сумеречном мире шпионажа, возникают тайные симпатии – они остались в его прошлом мире. О них не имеют понятия ни в Вашингтоне, ни в Риме, ни в Париже, где санкционируют лишь оплату агентов. Только оперативники, работавшие в нужное время и в нужном месте, хорошо узнавали агентов, подобных доктору Анри Саланну, закладывали их имена в банки своей памяти, чтобы, если понадобится, прибегнуть к их помощи. В этом сумеречном мире возникает собственная мораль. Компрометирующие факты и обвинения в адрес секретного агента или событий, с которыми он оказался связан, часто являются результатом ошибки или проявленной им слабости, и в силу этого нет никакой необходимости такого агента ликвидировать.

Так случилось и с Анри Саланном. Хейвелок оказался на месте в момент события – или, если быть точным, через одиннадцать часов после него. Доктор выдал американского агента, работавшего в Каннах. Агент координировал операции небольшой флотилии морских прогулочных судов, которые на самом деле следили за перемещениями советских военных кораблей в регионе. Саланн якобы продал американца за деньги агенту КГБ, чего Майкл понять не мог. Он хорошо знал доктора и не мог считать корысть единственным мотивом для предательства. Потребовался всего один разговор в очень спокойном тоне, чтобы выяснить истину или противостояние двух истин, столь характерное для того гротескного мира, в котором они работали. Мягкий по характеру, хотя и немного циничный доктор, мужчина средних лет, питал болезненную страсть к азартным играм. Это послужило причиной, в силу которой много лет назад блестящий молодой хирург из Центральной парижской больницы решил открыть практику в районе Монте-Карло. В Монако высоко ценили его талант и мастерство, но отнюдь не восхищались проигрышами в знаменитых казино княжества.

На сцене появился американец, прикрытием его истинной деятельности служил яхт-клуб. Весьма осторожно, но в крайне неприятной манере американец тратил деньги налогоплательщиков за карточным столом. Его неприятная манера поведения, к сожалению, не ограничивалась баккара. Он обожал женщин, преимущественно молоденьких девушек, полагая, что слава ловеласа никак не влияет на его подлинную деятельность. Одна из девушек, которую он притащил в свою никогда не пустовавшую постель, оказалась Клоди, дочерью Саланна. Очень впечатлительная, совсем еще ребенок, она после всего случившегося впала в депрессию.

Русские постоянно присутствовали на шпионской ярмарке региона, и доктор решил покрыть свои карточные потери, а заодно устранить «насильника».

В действие вступил Хейвелок, который проследил, откуда произошла утечка информации, благополучно вывез американца до того, как все шпионские суда были выявлены, и провел встречу с Саланном. Он никому не сообщил о своем открытии, в этом не было необходимости, и доктор понял условия «помилования». Никаких повторений… он принял на себя это обязательство.

Майкл облюбовал телефонную будку на пустынном перекрестке в центре Канье-сюр-Мер. Собрав силы, он с трудом выбрался из машины и плотнее запахнул пиджак. Его бил озноб, кровотечение не прекращалось. Войдя в будку, Хейвелок вытащил из кобуры «ламу», рукояткой пистолета разбил лампу над головой и принялся в полутьме изучать диск аппарата. После паузы, показавшейся ему вечностью, справочное бюро Антиба сообщило номер телефона Саланна.

– Votre fille Claudie, comment vatelle? [38] – спросил Хейвелок очень тихо.

38

Как поживает ваша дочь Клоди? (фр.)

Доктор ответил не сразу, причем по-английски, и сказал очень важную вещь.

– Я ждал, что вы дадите о себе знать. Вы ранены? Это о вас сообщали?

– Да.

– Насколько серьезно?

– По-моему, требуется всего-навсего промыть рану и наложить несколько швов.

– Никаких внутренних повреждений?

– Думаю, нет. По крайней мере, не чувствую.

– Хочу надеяться, что это так. Появиться в больнице в данный момент значило бы проявить дурной тон. Думаю, все пункты срочной помощи в округе находятся под пристальным наблюдением.

– А вы? – встревожился Майкл.

– На меня не хватает людских ресурсов. Они не станут растрачивать силы на типа, который, по их мнению, даст умереть на операционном столе десяти пациентам, лишь бы не лишиться их щедрости.

– И вы готовы на это?

– Давайте условимся, – с мягким смешком ответил Саланн. – У меня много скверных привычек, но моя совесть не выдержит больше пяти жмуриков за один раз. – Доктор сделал короткую паузу и, не дав Хейвелоку вставить и слово, продолжил: – Однако у нас могут возникнуть проблемы. Они сообщают, что вы ведете грузовик…

– Уже нет.

– …или, возможно, темно-серую «Ланчию», – продолжил Саланн.

– Да.

– Избавьтесь от нее как можно скорее.

Майкл посмотрел на большой автомобиль, стоящий рядом с телефонной будкой. Двигатель перегрелся, и из-под крышки радиатора пробивался пар, собиравшийся облачком в свете уличного фонаря. Это не могло не привлечь внимания к машине.

– Не знаю, сколько я способен прошагать, – сказал Хейвелок.

– Потеря крови?

– И порядочная, как я чувствую.

– Merde! [39] Где вы сейчас?

– Понятия не имею, хотя помню, что уже был в этом месте.

– Дезориентация или затемнение сознания?

– Не все ли равно?

– Кровь.

– У меня мутится в голове, если вы это имеете в виду.

– Именно. Я, кажется, представляю, где вы находитесь. Там должна быть ювелирная лавка. На противоположной стороне улицы. Кто-то и сын…

Майкл, прищурившись, взглянул поверх «Ланчии».

– «Ариаль и сын», – сказал он, прочитав светлые буквы вывески над затемненным входом в магазин. – «Первоклассные ювелирные изделия, часы, бриллианты». Об этом вы говорите?

39

Дерьмо! (фр.)