Мозаика Парсифаля

– На каком основании?

– Ярко выраженная враждебность поведения, сопровождаемая угрозами. Сыграли роль ваши телеграммы. Кроме того, галлюцинации… разнообразные маниакальные проявления.

– Одним словом – Коста-Брава?

– Да.

– Выходит, сегодня я вполне здоров, оставляю доклад, получаю почетную отставку, а завтра – уже ку-ку и начинаю выть на луну? Нет, пожалуй, вы излагаете сейчас уже не так гладко, как минуту назад.

– Я говорю лишь то, что мне известно! – стоял на своем русский. – Не я принимал эти решения. Я только выполняю данные мне инструкции. Высокая цена, как вы изволили заметить, была назначена не за вашу голову, а за организацию встречи с вами. Судите сами. Будь нашей целью убийство, мы за хорошую плату узнали бы ваше местопребывание и позвонили бы в ваше посольство на авеню Габриэль и назвали бы телефонисту необходимый добавочный код, он нам известен, не сомневайтесь. Информация достигает нужных людей, и мы избавлены от хлопот и от возможных в дальнейшем репрессалий.

– Но, собираясь переправить меня к себе в страну, вы получаете добычу, от которой отказались ваши менее талантливые коллеги, как от подпорченной приманки, ловушки, запрограммированного робота или еще чего-то в этом роде.

– В общем, так оно и есть. Но мы могли бы обсудить проблему всесторонне.

– Мы уже обсуждаем ее.

Хейвелок внимательно изучал противника. Не исключено, что он говорил правду, ту, что ему известна. Что же все-таки они приготовили для меня: убежище или пулю? Это можно определить, лишь выявив ложь. Надо искать в его словах ложь, а не правду. Разве узнаешь ее от законопослушного чиновника? Украдкой Майкл следил за отражением в тусклом зеркале, висевшем на стене над комодом.

– Итак, вы надеетесь получить от меня информацию, которой, по вашему мнению, я располагаю?

– Мы спасаем вашу жизнь. Вы прекрасно знаете, что решение «не подлежит исправлению» отменено не будет.

– Хотите, чтобы я перешел к вам?

– А разве у вас есть выбор? Как долго вы еще сможете скрываться? Сколько недель или дней осталось до того, как их агенты или компьютеры вас отыщут?

– У меня есть опыт, есть средства. Не исключено, что я все же попытаюсь рискнуть. Люди, как вам известно, исчезают не только в лагерях, но и в других более приятных местах и живут счастливо еще долгие годы. Что еще вы можете мне предложить, чтобы я согласился перебежать к вам?

– А чего бы вам хотелось? Комфорта, денег, красивой жизни? Мы дадим вам все, вы это заслужили.

– Но не в вашей стране. Я не хочу жить в Советском Союзе.

– О?..

– Предположим, я назову вам местечко, которое уже облюбовал для себя. Это в тысячах миль отсюда, в Тихом океане, на Соломоновых островах, где мне не раз приходилось бывать. Вполне цивилизованное местечко. Там меня никто не найдет. Располагая средствами, я смогу прекрасно жить в том райском уголке.

– Нет проблем. Я уполномочен дать вам все гарантии. – Ложь номер один. Ни одному перебежчику не дозволено покидать Советский Союз, и офицер ВКР это хорошо знает.

– Вы прилетели в Париж вчера вечером. Кто вам сообщил, что здесь?

– Агенты в Риме. Кто же еще.

– А они как узнали об этом?

– Агентов обычно не спрашивают об источниках информации.

– Еще как спрашивают. Даже перепроверяют.

– Нет, если агент пользуется доверием.

– Люди нашей профессии обязаны в таких случаях интересоваться источником. Или вы хотите сказать, что оставляете место вашего назначения и мчитесь в другой город за сотни миль без подтверждения полученных сведений? Так не бывает.

– Ну хорошо, – начал офицер ВКР. Как встречные потоки воздуха сообщают планеру новую подъемную силу, так последние слова Хейвелока вернули офицеру уверенность в себе. – Было проведено специальное расследование. Мы обнаружили в Чивитавеккия человека, который сообщил, что вы направляетесь в Париж.

Ложь номер два. Он сам не знал, что попадет в Париж. Это решение пришло в восемь часов вечера и было вынужденной мерой после схватки на Коль-де-Мулине.

– Вы убеждены, что сведения о наших разведывательных операциях в Европе, которые я могу вам сообщить, стоят того возмездия, которое последует после бегства человека моего уровня? Вы готовы пойти на такой риск?

– Естественно.

– Руководство Комитета государственной безопасности придерживается иного мнения.

– Они дураки. Струсившие кролики, случайно оказавшиеся в стае волков. Мы скоро их сместим.

– Вы не думаете, что я запрограммирован? Вас это не беспокоит? Ведь моя информация может оказаться бесполезной, если не опасной. Как яд.

– Нисколько не беспокоит. Ведь вас объявили «не подлежащим исправлению».

– А может быть, я все-таки параноик?

– Чепуха. Вы не параноик, и у вас не было галлюцинаций. Вы такой, как всегда. Специалист высочайшей квалификации в своей области.

Ложь номер три. Информация о его психическом заболевании получила распространение. Вашингтон совершенно искренне признал его безумцем. Покойный Огилви подтвердил это на Палатине.

– Понятно, – протянул Хейвелок, морщась, словно от боли. По правде говоря, ему не составило большого труда изобразить страдание. – Я дьявольски устал, – продолжил он, немного опустив пистолет и чуть поворачиваясь налево. Теперь он лучше видел отражение в зеркале. – Я ранен. Совсем не спал… непрерывно бегу… бегу, пытаясь осмыслить…

– Что еще за этим скрывается? – В голосе русского звучало нечто похожее на сочувствие. – Ничего сложного. В сущности, принято наиболее рациональное решение, сэкономившее время и средства. Вместо того чтобы менять коды, перестраивать структуры и системы, они решили устранить человека, который знает чересчур много. Шестнадцать лет безупречной оперативной работы и в награду «не подлежит исправлению».

Майкл еще ниже опустил руку с пистолетом, бессильно опустил голову, однако глаза продолжали косить в сторону зеркала.

– Я должен подумать, – прошептал он. – Все выглядит как сплошное безумие, представляется какой-то нелепостью.

Ложь номер четыре – самая красноречивая! Русский потянулся к пистолету!

Хейвелок развернулся и выстрелил. Офицер ВКР схватился за локоть. Кровь проступила сквозь рукав и закапала на пол.

– Моя рука! – воскликнул он.

– Мы только приступили! – произнес Майкл, его голос, казалось, гремел, хотя слова были произнесены шепотом. Он подошел к русскому, толкнул его к стене, вытащил у него из кобуры пистолет и швырнул его в дальний угол. – Вы слишком уверены в себе, товарищ, и слишком складно излагаете факты! Так нельзя! Надо хоть чуть-чуть колебаться, чтобы объяснить возможные ошибки. У вас было их несколько.

Русский не произнес ни слова. Во взгляде его можно было прочесть ненависть и безразличие, как обычно у людей, всю жизнь учившихся ненавидеть и умирать. Они существуют под разными вывесками: гестапо, Ниппон Кай, ООП, Военная… Есть и другие организации, но они выступают в иной весовой категории. Смерть там не входит в условия игры. Только ненависть. Их сотрудники не фанатики, готовые маршировать к смерти под грохот барабанов всепоглощающей священной ненависти.

Майкл ответил молчанием на молчание – взглядом на взгляд. Потом спокойно сказал: