Мрачные ноты

Приближаясь к кухонному островку, Айвори стягивает вниз рубашку до середины бедер по загорелым ногам. Ее длинные влажные волосы пропитывают белый хлопок на груди, открывая тугие соски и нежные плечи. Невозможно отвести взгляд. Как будто каждая клеточка моего существа связана с ней, и каждое ее движение трогает меня, притягивает ближе, глубже.

У меня не было ни единого шанса.

— Спасибо. — Она садится на барный стул, зажав подол рубашки между ног. — Пахнет невероятно.

Я сажусь на табурет рядом, поворачиваюсь к ней лицом и вонзаю вилку в лапшу.

Ее глаза возвращаются к моей груди.

Я выгибаю бровь.

— Что?

Она держит палец передо мной, постукивая им по воздуху. Сосредоточенный взгляд перемещается от моих плеч к талии.

Она что, считает?

Твою мать. В моей груди тарабанит сердце, а тело реагирует на каждый ее взгляд.

Айвори опускает руку и поворачивается к своему ужину, бормоча:

— Двенадцать впадин и десять мускулистых бугорков.

Я смотрю вниз, пытаясь понять смысл ее цифр. Два часа в день семь дней в неделю в своем домашнем тренажерном зале я оттачиваю тело до идеальной формы по той же причине, по которой тренируются все остальные парни. Ради секса. Теперь мне хочется тренироваться, чтобы посмотреть, как она снова пересчитывает мои мышцы.

Девушка с ухмылкой на лице вытягивает губами лапшу с вилки.

— Ты совсем не похож на преподавателя.

— Ты совсем не похожа на студентку.

Ее улыбка исчезает.

Я вытираю лицо рукой, жалея, что не могу забрать эти слова обратно. Сколько раз ее внешность привлекала нежелательное внимание? Меня так точно.

Айвори машет вилкой вверх и вниз по всей длине моего тела.

— Ты бы больше зарабатывал, будь моделью, чем преподавателем.

— Разве я выгляжу так, будто нуждаюсь в деньгах?

— Хороший вопрос. — Она осматривает кухню, замечая первоклассные приборы, которыми я почти не пользуюсь. Айвори не спрашивает об источнике моего дохода, но я знаю, что ей интересно.

Я проглатываю маслянистый кусочек пасты и накручиваю еще лапши на вилку.

— Моя семья владеет патентом на деревянные крепления для пианино.

— Вау. Серьезно?

— Да. Так что деньги в моем случае — не стимул для работы.

— Зачем вообще работать? Можно жить на яхте, пить ром и отращивать вонючую бороду. — Ее брови приподнимаются. — Как делают пираты.

— Пираты. — Мои губы дергаются в улыбке. — Как бы привлекательно это ни звучало, скука мне не подходит. — Я бы сошел с ума. — Мне нужен вызов и самоотверженный успех, и я нахожу это в игре на пианино, обучая... — бросаю на нее прищуренный взгляд, — и дисциплинируя.

Ее глаза мерцают.

— В последнем ты очень хорош.

— Но не в остальном?

В уголках ее рта появляется лукавая усмешка.

— Я никогда не слышала, как ты играешь.

— Я играю каждый вечер. — Только не сегодня.

Смотрю на свою пульсирующую руку без сожаления.

Айвори скребет вилкой по тарелке.

— Знаю, что это большое помещение, но я не видела здесь пианино.

— Я устрою тебе экскурсию в другой раз. А сейчас заканчивай свой ужин.

Она всасывает в себя остатки пасты и запивает их сладким чаем.

Вскоре я допиваю свою порцию и отодвигаю тарелку.

— Я записал тебя на прием к врачу.

Вилка падает на тарелку, голос Айвори тихий.

— У меня нет ни страховки, ни денег.

Моя рука дергается. Хочется причинить боль ее матери и всем остальным людям, которые бросили девушку.

— Все под контролем.

— Я не могу...

Я стучу кулаком по столу, заставляя фарфор звенеть.

— Ты пойдешь на прием и пройдешь полное обследование, ради своего здоровья и моего гребаного спокойствия.

Стиснув зубы, она бросает на меня упрямый взгляд.

Айвори может хмуриться сколько угодно. Я еще не закончил.

— С этого момента слов «я не могу» больше нет в твоем лексиконе. — Я наклоняюсь телом вперед, чтобы она смотрела прямо в мои глаза. — Я ясно выразился?

— О, ты такой прямолинейный. — Она выдерживает мой взгляд. — И резкий, и угрюмый. У тебя ужасный характер.

В ее глазах поблескивает игривая юность, но есть в них что-то еще. Губы раздвигаются на вдохе, и она старается не моргать, придавая своему виду храбрости.

В глубине души девчонка боится. Противостоять мне? Разочаровать? Или поверить в то, что происходит между нами?

Я сокращаю расстояние и безжалостно целую ее в губы. Обхватив голову обеими руками, прижимаю свой язык к ее языку, сливая нас вместе, облизывая и покусывая, наполняя каждой последней каплей страсти, которую я чувствую к Айвори. Обожаю ее силу перед лицом страха, ее решимость, несмотря на все препятствия, и чертовски люблю ее рот. Такой горячий, влажный. Как губы обволакивают мой язык, заставляя меня твердеть.

Она откидывается назад, находясь во власти моих рук, и заглядывает мне в глаза. Мы смотрим друг на друга, задыхаясь от страсти.

После бесконечных ударов сердца она приходит в себя.

— У меня есть деньги, чтобы заплатить тебе за учебники... но... я вижу... — она съеживается от выражения моего лица, — сейчас не подходящее время, чтобы поднимать этот вопрос.

Я складываю тарелки и несу их в раковину.

— К завтрашнему вечеру мне нужен список твоих счетов и все, в чем ты нуждаешься. — Я бросаю на нее тяжелый взгляд через плечо. — Вещи, которые необходимо купить.

Она присоединяется ко мне у раковины, ее лицо искажено отчаянием.

Я ополаскиваю тарелку и протягиваю ей.

— Я знаю, что ты достаточно храбрая, чтобы постоять за себя. Черт возьми, ты противостоишь этим ублюдкам уже много лет. — Я провожу пальцами по ее подбородку. — Но теперь у тебя есть помощь. Я послан тебе для того, чтобы немного облегчить твои трудности. Буду служить тебе опорой.

Айвори смотрит на полку в посудомоечной машине, неправильно ставит тарелку, изучает с минуту, потом поворачивает ее.

— Вот так?

Я киваю. Осознание того, что она никогда не загружала посудомоечную машину, заставляет меня ценить многие вещи в жизни, определяя ее на первое место в этом списке.

С непоколебимым выражением лица она, молча, помогает мне с посудой. Я даю ей время подумать, взвесить свою гордость. Когда уборка закончена, я поворачиваюсь к ней.

Девушка стоит на расстоянии вытянутой руки, юное тело облачено в мою рубашку, и она смотрит на свои босые ноги.

— То, что я ценю больше всего, не стоит и десяти центов. Но людям труднее всего отдавать именно это взамен.