Мрачный коридор
Шрифт:
— Ладно, это твое дело! Могу же я использовать момент и поговорить со знаменитостью?!
— Нашел место.
— Ладно, задавай вопросы. Может, после моих ответов у тебя отшибет желание смотреть на изуродованный труп.
— А ты не мог мне предложить это наверху? Черт с тобой, давай выйдем на воздух и там поговорим.
Он кивнул.
Меня пробкой вышибло на улицу, и я несколько минут прочищал свои легкие. Небольшой скверик во дворе ведомственной клиники выглядел уютно.
Мы сели на лавочку, и я с удовольствием вытянул ноги.
— Ну, я слушаю? — хихикнул Томпстоп.
— С чего это Хмурая Туча решил, что это
— Ну, это вопрос не по адресу. Я отвечу на него так: если миссис Хоукс найдется живой и невредимой, то я буду очень удивлен. У меня ведь свой угол зрения, я не принимаю в учет улики, одежду и прочие атрибуты. Мне принесли медицинскую карту Лионел Хоукс, в девичестве Ричардсон, от нее я и плясал. После первичного осмотра я пришел к заключению, что рост, цвет волос, объем грудной клетки совпадают. Более тщательное исследование показало, что совпадает и возраст. Зубки как новенькие. Я имею в виду, не знали стоматолога. Но лица нет, остался только скальп. Зубы обследовались по уцелевшей челюсти. Внутренних заболеваний в медкарте не зафиксировано, и я не нашел их у покойницы. Волосы некрашеные, особые приметы отсутствуют.
— Имеются в виду родинки, родимые пятна, шрамы, татуировки?…
— Да-да. Тело идеально чистое.
— И не за что зацепиться?
— Ну, если Хоукс признает в этой женщине свою супругу, то нам придется в это поверить. Бедняжка упала с высоты в сто пятьдесят футов. Я делал свое заключение по тому, что осталось. В крови никаких примесей нет. На отравление не похоже.
— Алкоголь, табак, наркотики?
— Ничего. Легкие чисты, алкоголь отсутствует, патологических отклонений пет.
— Послушай, Говард, ты очень педантичный человек. Неужели ты смирился с тем, что перед тобой лежал труп новорожденного ребенка? Этакий разбитый вдребезги идеал.
— Мелочи есть. В раннем детстве у покойницы был перелом правой ноги в районе щиколотки. Слабый след. Кость срослась хорошо, и хромоты это вызвать не могло.
— В медкарте Лин зафиксированы подобные травмы?
— Ее карточка была заведена доктором Уайллером, когда девочке исполнилось десять лет.
— Почему Уайллер не внес в документ те болезни, которые перенес ребенок до десятилетнего возраста?
— Это ты выяснишь у него. В интересах следствия ему не задавали вопросов. Он свидетель защиты. Главное и единственное алиби Хоукса. Прокуратура такие вопросы хранит для процесса, чтобы обрушить их неожиданно и не дать к ним подготовиться.
— Но он предоставлял эту карту в следственные органы.
— Не путай одно с другим. Он предоставил медицинские документы исчезнувшего человека в полицейское управление для выявления особых Примет, которые могут облегчить поиск. Это стандартная процедура. Ни о каких трупах речь не велась. Чакмен считает, что все свидетели, стоящие на стороне Хоукса, его потенциальные сообщники.
— У старика появились признаки паранойи. Фрэнк Уайллер — друг профессора Ричардсона, и он знает Лин с пеленок. Как можно считать его сообщником убийцы?
— Хмурая Туча не параноик. Он не выдвигает обвинений и не делает заключений. Старик — мудрый и взвешенный человек. Он не делает ни одного лишнего шага, если без него можно обойтись. Безмозглых людей не держат в его должности, да еще столько лет.
— Ладно, оставим его в покое.
— Ты нетерпим, Дэн. У тебя появилась версия более интересная?
— У меня ничего нет. Я хочу понять,
что произошло. Чужие выводы можно выслушать, но не основываться на них. После смерти женщины прошло две недели, и у меня нет времени возвращаться к одному вопросу дважды. На данный момент я усвоил только то, что доказательств смерти Лионел Хоукс нет. Это дает мне право взяться за ее поиски и получить за работу деньги.— Ну понятно. Ты не можешь обкрадывать человека, зная заранее, что искать тебе нечего. Брось, Дэн! Твой гонорар, который ты получишь от Хоукса, равен чаевым, которые он оставляет швейцару в одном из фешенебельных кабаков.
— Это его дело. Каждый волен распоряжаться своими деньгами как хочет. Швейцар их тоже зарабатывает, а не тащит из кармана.
— Да, дружок, нервишки у тебя расшатались.
— Это еще один повод, чтобы заехать к доктору Хоуксу.
— Бог в помощь. Ну что, труп осматривать будешь?
— Пока нет. Но это право я оставляю за собой. И последний вопрос. Ты ничего не сказал о содержимом желудка. Что эта женщина ела перед смертью?
— Любопытный вопрос.
— И каков же ответ?
— Рыба. Скорее всего отварная. Овощи. Капуста, спаржа, ну… анчоусы. Найдены также частицы переваренных бобов. Очевидно, фасоль.
— Частицы — это значит не последний прием пищи?
— Верно. Скорее всего бобы были на завтрак. Рыба — это уже обед. Обедала она часов за восемь до смерти.
— А погибла в десять вечера?
— В десять с минутами.
— Что ж, док. ты мне очень помог, но если возникнут новые вопросы, я тебя навещу.
— Заготовлю твою фотографию из «Лайф», чтобы ты оставил мне автограф.
— Для тебя сколько угодно. Испишу все стены твоего кабинета.
Я засек время, и мне потребовалось тридцать минут, чтобы добраться до усадьбы профессора Хоукса. Возле ворот, в кирпичной колонне была встроена кнопка. Я нажал на нее и стал ждать.
Сами ворота сделаны из листовой стали, что касается забора, то он походил на стройный арсенал Древнего Рима. Высокие, не менее трех футов, копья с острыми четырехгранными наконечниками крепились в бетонной основе у самой земли и были выкрашены в черный цвет. Расстояние между прутьями не превышало пяти дюймов, так что, кроме отощавшей кошки, никто на территорию усадьбы проникнуть не мог. За оградой был разбит парк, и самого дома за гущей деревьев я не видел. Вокруг владений Хоукса также стоял лес. Небольшая поляна перед воротами предназначалась для стоянки машин, но, кроме моего «Бентли», одиноко сверкающего своей белизной в тени деревьев, не было видно ни одного автомобиля. Очевидно, хозяева заезжают на территорию, гостям же такой привилегии не предоставлялось. Правда, я и не собирался подъезжать к дому, мне важно было осмотреться, а ради этого стоит прогуляться и размять ноги.
Минуты через три появился черный силуэт с белыми руками. Он двигался по аллее в мою сторону. Человек не торопился, а шел спокойно, размеренными твердыми шагами, Чем больше сокращалось расстояние, тем лучше я мог его видеть. Руки у пего были обычными, по в белых перчатках. Он был почтенного возраста, с белоснежной шевелюрой до плеч и в строгом смокинге. Этот старикан знал, как носить, такую одежду и как себя подать.
— Я вас слушаю, сэр, — сказал он низким голосом, подойдя к решетке.