Мрак

Но в верхней палате, где собралась знать, ели мало, пили еще меньше, дабы сохранить ясность ума, Бояре морщились, выражали недовольство, по ту сторону стола сидел не только Мрак, неизвестно откуда взявшийся, но и возмутительница Медея, самозванная царица, и — хуже всего! — вор и разбойник Гонта.

Додон искательно поглядывал то на Голика, то на Рогдая. Оба перед пришельцами глаз не опускали, но и не задирались зазря. Спокойно и неспешно вели разговор о делах в царстве и за его кордонами. На подхвате суетился Ковань, но до серьезных дел его не допускали.

Медея с удовольствием ела и пила, но когда разговор коснулся земель Волка, сказала с ледяной уверенностью:

— Сейчас там стоят мои дружины. И Волка туда не пустят. Или ты хочешь, чтобы пустили?

— Нет-нет, — сказал Додон поспешно, даже не успев понять, что попал в ловушку. — Но ты уверена насчет Волка...

Медея покачала головой:

— Никто не знает, где он сейчас. Его еще в начале боя втоптали в землю, вбили по уши. Я знала, что ему нет равных, и, чтобы не терять людей, велела забросать палицами, камнями. Потом по нему пронеслась моя конница. После боя хотели отыскать, чтобы набить чучело... но так и не нашли.

— Может быть, — спросил Додон полным надежды голосом, — его так втоптали, что не найти?

— Вряд ли, — ответила Медея сожалеюще. — Такого мужика да не найти?

Гонта презрительно фыркнул. Медея повторила с нажимом:

— Такого мужика трудно не заметить. Рост, плечи, доспехи... Нет, все-таки как-то оклемался и уполз. Или кто-то помог. Дело было к вечеру, а за ночь можно уйти далеко.

Рогдай покряхтел, осушил чару одним махом, сказал решительно, будто в холодную воду кинулся:

— Светлый царь... Надо бы объявить народу, что эти земли отныне подарены Медее. Одним ударом двух зайцев... даже трех. Волка не пустишь обратно, буде объявится, народ перестанет служить Волку и не будет бояться помогать Медее... да помогал, помогал, чего уж теперь таиться! И сама Медея будет обязана твоей милости.

Медея помалкивала, а Гонта внезапно стукнул кулаком по столу:

— Это каких-таких зайцев? Кого этот трухлявый пень называет зайцами?

Голик утихомиривающе выставил ладони:

— Не надо ссориться. Так говорится в народе, а наш воевода целиком из народа, это ж за версту видно.

— Нет, пусть скажет, — заупрямился Гонта. — Медея, скажем, еще потянет на зайчика... гм... но чтоб меня сравнивали с косым? Или на что он намекивает?

Мрак поморщился:

— Ладно тебе. Он и меня назвал зайцем.

— Ты скромный, за себя не вступишься. Я за себя тоже не могу, но за друзей... А тут еще прямо сказал, что нас всех трех зарежет одним ударом. Это что?

Он с грохотом отодвинулся на стуле, смотрел горящими как уголья глазами. В них была готовность прыгнуть с мечами наголо хоть на царя, хоть на его воевод.

Додон сказал плачущим голосом:

— Да что вы в самом деле! Все так хорошо шло! Я завтра же велю объявить, что земли Волка со всеми городами и весями отныне принадлежат воительнице Медее. Со всеми пашнями, лесами, озерами, а также главной крепостью Волка — Гнездом. И что отныне я в ней вижу опору трона, а не угрозу мирным землепашцам нашем страны.

Гонта сел, все еще сердито всхрапывая и гневно вращая глазами. Рогдай буркнул напоминающе:

— А второй зая... гм... защитник трона, это я про этого храброго витязя, мог бы послужить при дворе.

— Собачки служат, — буркнул Гонта.

— Отчизне можно служить и как собачка, — ответил Рогдай сурово. — Мы усе здесь верные псы страны родной.

— Так то Отчизне! А ты кому, старый хрыч, предлагаешь?

— Тоже Отчизне... в лице нашего царя и его двора.

Гонта хмыкнул, но Мрак видел как сдвинулись брови разбойника. Гонта раздумывал как и что выторговать еще, прикидываясь то раздраженным, то недовольным, то обидчивым.

Додон помалкивал. Не личит светлому царю вести беседу с разбойником. Дело царя — казнить или миловать, но не общаться на равных. А беседа бывает только на равных, или же такая беседа уже именуется иначе.

— Нет, — сказал Гонта. — Я готов послужить Отечеству... пусть даже как пес. Но не как дворцовая собачка. Я могу взять на себя охрану кордона со стороны Артании. Ты, царь, будешь снабжать нас мукой, припасами и монет подкинешь, а мы мелкие отряды артанцев сами сдержим, а буде большое войско соберется, загодя тебя упредим.

Додон лишь качнул головой, а Рогдай воскликнул:

— Согласен! Светлый царь всемилостиво изъявляет. Да-да, изъявляет.

Глава 32

Взвыли трубы, вдоль стены пошли девки с бубнами. Ряженые козлами и медведями принялись скакать, кувыркаться, орать похабные шутки. Над ними смеялись, швыряли кости. Сквозь их ряды протолкался Голик, разодетый так пышно, что тоже казался одним из ряженых.

Встречаясь взглядом с Мраком, пугливо ронял взор, а Додону низко поклонился:

— Великий царь! Дозволь слово молвить.

— Говори, — буркнул Додон.

Голик взглянул искоса на страшноватых гостей:

— Дело радостное, потому сам скажешь непременно. А мне, скромному твоему слуге, пока дозволь словцо наедине измолвить.

Додон величаво поднялся:

— Пируйте, гости... гм... дорогие. Я вернусь с добрыми вестями.

Стражи почтительно подняли кресло вместе с царем на плечи. Кто-то охнул, царь еще больше потяжелел за время обеда, и его унесли. Голик семенил следом. Спина была напряжена, будто вот-вот в нее воткнется брошенный сильной рукой нож.

Гонта бросил насмешливый взгляд вслед, покосился на Медею:

— Все они цари... любят ездить на плечах простого люда.

Медея презрительно фыркнула. Ее колесницу возили кони, хорошие кони, не чета простому люду.

Они продолжали насыщаться после долгих дней походов, а Додон, когда кресло занесли и оставили в уединенной комнате, взмахом длани отослал стражей:

— Что стряслось?

Постельничий поклонился снова:

— Наши воеводы отвоевали у проклятых славов могилу Льдана. Это сын Яфета... ну, со стороны его жены... Ладно, неважно с чьей стороны. Ну, те потом отбили, но мы успели выкопать кости героя.

— Тьфу, — скривился Додон. — Я уж надеялся, ты придумал как извести этих... героев. А ты про какие-то кости.