Мрак
Шрифт:
— Что будешь есть? — спросила она со вздохом.
— Я ем все, что бегает, летает, ползает и плавает.
— Это хорошо, — сказала Медея непонятно. — Ешь вперед, пока можешь.
В шатер начали вносить еду, и Мрак ощутил, что с утра во рту маковой росинки не было. В животе радостно взвыло, завозилось, подготовливая емкости.
Приоткрыв полог, женские руки опустили на пол большой пузатый кувшин. Мрак придвинулся ближе. Медея понимающе улыбнулась. В тени жарко и пыльно, и если горло не промочить, то потрескается как высохшая глина на солнце.
— С чем на этот раз? — спросила она.
— Да просто на тебя пришел
— Врешь, меня все боятся.
— Ну тогда, если честно... Не обессудь за правду, но захотелось еще раз поесть жареного гуся с подливой из степных ягод. С прошлого раза каждую ночь снился.
— Тоже хорошо сказано, — одобрила Медея. — Хотя мог бы сказать, что я тоже каждую ночь снюсь. А что? Я хуже жареного гуся?
Куда там гусю, подумал Мрак. Гусь тоже истекает сладким соком, но в Медее его... гм...
Он с трудом оторвал взор от ее необъятной груди, при таком могучем размере торчит как у девчушки-подростка, сглотнул слюну вместе с мясом гуся, ответил осевшим голосом:
— Да ты прямо пава. А явился я, дабы звать тебя на Волка. Тот приготовился к прыжку на трон.
Медея вскинула тонкие брови:
— Меня? Неужто я похожа на защитницу престола?
— Волк сразу начнет готовится к войне, — сказал Мрак. — Да ты и сама знаешь. Но сперва обезопасит себя внутри страны. Ты и для Додона заноза, но тот труслив и ленив, а Волк тут же бросит сюда все войско. Здесь, вблизи с кордоном, и оставит на зимовку. А весной, когда подсохнут дороги, сразу же двинется на Артанию.
— Его побьют, — сказала Медея. — Надо еще миновать земли Руда. А тот сейчас силен как никогда.
— Возможно, — согласился Мрак. — Но что от этого тебе? Руд побьет его на другое лето после истребления твоего народа. Пусть бабьего, но все-таки народа. Ты не увидишь кончины Волка.
Медея покачала головой:
— Волка выгнали взашей. Выставили из детинца как мелкого воришку. Что он может?
— Вернувшись к своим, он подал это так, что местные колдуны все переврали. На колдунов, сама знаешь, свалить можно все. У него достаточно народа, чтобы взять стольный град Куяву. Но сейчас он с небольшим отрядом явился в капище древнего бога Чура. Если будет приносить жертвы сорок дней кряду, то ему обещана победа. Мне сказали ребята Гонты.
— Сорок дней? — переспросила Медея. — А тебе ребята Гонты, что за дурацкое имя, не сказали, что Волк уже кое-что успел? Даже не дожидаясь конца сорока дней. На первый же день Чур в знак того, что принимает жертву, дал знамение. Первый же человек, который с оружием вступит на его землю, доживет лишь до заката солнца.
— А другие? — спросил Мрак тяжело.
— Это было дано Волку в первый же день, — напомнила Медея. — Неизвестно, какие дары получит еще. Но и первого предостаточно... Мало кто не готов погибнуть в бою, но когда знаешь, что обязательно в этот же день погибнет тот, кто ступит на землю Волка первым... А нас от Волка отделяет лишь мелкая речушка, что в это время вовсе пересыхает, превращается в ручей. Курица перейдет на ту сторону, не замочив хвоста.
Мрак представил себе как целое войско в нерешительности останавливается перед ручьем. Закаленные воины начинают посматривать друг на друга, отводить стыдливые взоры. Никто не хочет перейти ручей первым. Если вторым, то можешь погибнуть еще раньше, но можешь и уцелеть, прожить долгую жизнь среди звона мечей
и свиста стрел.— А когда вошел в то капище?
— Около недели тому, — сказала Медея.
— Ого!
— Если хочешь точнее, то... даже восемь дней.
Мрак стиснул челюсти. Даже, если удастся Медею уговорить напасть на Волка первой, то пройдет еще не один день, а то и не одна неделя, пока все войско соберется, выступит. Войну в один день не начинают!
— Я сумел уговорить помочь только Гонту, — сказал он невесело. — Это вожак разбойников...
— Слыхала, — ответила она пренебрежительно. — Даже видела однажды. Лысый хвастун с длинными лапами.
— Медея, — сказал он с укором. — Гонта не лысый, а бритый. У них обычай такой. А мужик он просто замечательный! Если решишься, то его люди будут отличными союзниками.
— Я уже отправила большой отряд, — сказала она неожиданно. — Закончишь жевать, можно ехать вдогонку.
У Мраку кусок мяса вывалился из рук:
— Когда же ты успела?
— Твой посланец убедил.
— Ховрах? — обрадовался Мрак. — А я уже и спросить боялся. Что-то не слышу пьяных воплей, никто не горланит песни, не чую запаха блевотины... не за столом будь сказано. Что с ним?
Медея улыбнулась:
— Он и повел головной отряд.
— Он? — изумился Мрак. — Ну, Медея, либо заведет бес знает куда, либо все твои воины забрюхатеют.
— Почему нет? — ответила она равнодушно. — От таких мужиков здоровые дети заводятся. Пусть.
Он торопливо вытер губы тыльной стороны ладони. Поднялся, его желто-коричневые глаза блеснули благодарностью:
— Спасибо. Я поскачу вдогонку.
— Допей вино, — предложила она.
— Не до него, — отмахнулся он.
— Допей, — посоветовала она снова. — Все равно догоним еще на нашей земле. До перехода через кордон.
Он подумал, что ослышался:
— Ты едешь тоже?
— Я велела запрягать колесницу, едва дозорные увидели тебя издали. Мне очень хочется тебе показать, что колесница мчится быстрее твоего коня!
Конь Мрака, дотоле неутомимый, начал ронять пену. Всего две лошади в колеснице Медеи, но несут с такой легкостью, словно везут два перышка. Медея сама не правила, для этого впереди стояла могучего сложения поляница, дико свистела и размахивала бичом. Хоть в легком панцире, но все-таки живот был открыт, как и ноги. Она была на голову выше Медеи, в плечах и бедрах едва ли не шире, рыжая, звероподобная, с пышной копной в кольцах волос, что развевал ветер.
Медея лениво полусидела-полулежала на сидении. Темные как ягоды терновника глаза насмешливо следили за Мраком. Ее коням намного легче, признал Мрак хмуро. Не держат тяжесть грузного мужского тела, а такую легкую колесницу мог бы тащить и ребенок. Да и просто приятно видеть как женская легкость, особенно в ее положении, побивает грубую мужскую силу.
Сам он время от времени бросал взгляды на колесницу. Несется лихо, кони даже не вспотели. Тревога за царство Куявию странно уживалась в его душе с уязвленным самолюбием от такого пустяка, что его вот-вот обгонят женщины. Пусть даже одна из них царица, а другая — ее лучший воин.
Ему дышали в затылок с десяток поляниц. Эта почетная стража мчалась по обе стороны дороги. Кони под ними были легкие как ласточки, неслись ровно, почти не касаясь земли. Похоже, обогнать могли бы, но не решались: Медея убьет, если напылят перед колесницей.