Мракан-сити
Шрифт:
Она совершила несколько резвых ударов в область туловища недруга, один в паховую область, и еще два — в поджаренную рожу.
Но следующий прием не получился: Баллук поставил блок и толкнул дочку назад. Мэри чуть не скатилась вниз. Затем преступник подбежал и ударил по груди. Когда та, закашлявшись, нагнулась, садист схватил за растрепанные волосы:
— Это моя игра! Из твоего тут только инициатива — нелепая месть за людей, которых ты даже толком не помнишь, которые, как и мы с тобой, тоже были грешны! И представь весь абсурд ситуации: проститься с жизнью ради ерунды!
В
«Ну, все, стервочка».
И… ударом ноги повредил позвоночник.
Мэри покатилась с подиума; во время полета несколько раз ушиблась головой, едва не сломав шею; неудачно приземлилась, еще раз ушибла спину…
Поединок окончился быстрее, чем думали зрители.
Девочка не могла ужиться ни в одном приюте. Основная причина неусидчивости и ненадлежащего поведения крылась в ней самой, в закрепленной способности и в желании адаптироваться в новом пространстве. Несмотря на еще младенческий возраст, случившееся в доме Бэйлов сильно повлияло на Мэри…
Девочка, может быть, и забыла, если бы не напомнили…
После того, как она все узнала… как узнала о смерти своих родителей, о том, что они у нее когда-то были, пусть и отец был неродным, пришла корыстная старуха-ненависть, вмиг погрузившая девочку в греховные помыслы — пропитавшая душу скорбь, укравшая способность здравого суждения во мгле трагеобстоятельств.
Бывают разные скорби, которые в разных обличиях приходят к разным людям: кого-то оставляют после первого свидания, а кого-то преследуют до потери физической матрицы, до восхождения души наверх, к небесам, или до ее падения в ад…
Став в какой-то степени грешницей — заложницей самой тяжелой скорби, что любое светлое чувство превращает в гнев и совратит — Бэйл в глубине осталась той самой девочкой, смотрящей в окно и мечтающей…
Только теперь по-другому.
Мэри нисколько не пожалела, променяв жизнь на войну. Даже сейчас, когда враг побеждал…
— Мой разговор короткий, стервочка! — крикнул Джерси, — Пара секунд между спуском курка оружия и пулей, нашедшей свою цель! И тебе предстоит словить ее, шальную! — достал револьвер и выпустил поражающий элемент в ногу Тени.
Та, не сумев совладать с болью, закричала и… даже заплакала, что в данном случае казалось абсолютно нестыдным. Выпущенный патрон разбил бедренную кость, после чего наступила настоящая почти что агония!
— Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Дэвид услышал выстрел и через минуту громкий хохот Джерси, он думал, что делать — рискнуть и, возможно, погибнуть, или остаться в машине и ждать подкрепления.
«Ну, же решайся. Ты же хотел быть героем, хотел помогать, а герои, они такие, им плевать на себя. Цель любого героя — обеспечение безопасности, для этого требуется лезть под обстрел».
Мэри карабкалась, пытаясь встать. Тратила на попытки все силы, но так и не могла. Не получилось…
Преступники ржали, выкрикивали «сука», харкались, соревнуясь в плевках: кто достанет до нее — тот не фанат Гейба Логана Ньюэлла, стреляли
в воздух, тратили боеприпасы, чтобы морально добить истекающую жертву.«Игрища» закончились, когда Джерси сказал…
— Пора!
— Уже? — Фредди повел подбородком вбок.
— Да…
— Пришла пора организовать встречу, которая сблизит родственные души!
В Древнем Риме и римских провинциях в случае, если раненый на арене гладиатор оставался в живых, его участь решалась публикой. В зависимости от мнения толпы, победитель должен был или добить поверженного противника или оставить его в живых, если тот заслужил себе жизнь доблестным сопротивлением. В играх, проводившихся в самом Риме, решающим было, конечно, мнение императора. Толпа «голосовала» тогда при помощи жестов, хотя немаловажную роль играли и крики с пожеланиями.
Площадка для паркура служила ареной, разве что не для битвы…
Готовая встретить свою смерть здесь и сейчас, уже не питавшая надежд Мэри увидела вдали человека. Кем бы он ни был, бедняге пришлось несладко, он еле шел, хромал, спотыкался и болезненно пыхтел…
Через тридцать секунд появились более подробные очертания. Хромой находился уже в ста метрах от Мэри.
«Еще одна жертва этих поехавших крышей ублюдков? Такая же приговоренная к сминусованию, как и я?»
Еще через десять секунд стало видно: это восьмидесятигодовалый старик, либо пожилой человек, которому за семьдесят. Не моложе.
Лейтенант Максимилиан Пэксвелл, с синяками под глазами, с многочисленными гематомами, в перепачканной порванной форме кое-как дотопал до Мэри. Его выносливости без преувеличения позавидовал бы молодец. Мало того, что коп сам держался на ногах, он попросил девушку опереться на него.
Старый полицейский волк и пойманная в капкан антигероиня стояли в метре друг от друга. Не зная, для чего их свели, жертвы ждали последнего решения Джерси.
А сказал гангстер то, чего они явно не ожидали услышать.
«Перед смертью узнаешь то, чего не знал, пока жил, то, о чем не догадывался».
Он кликнул Призрачную Тень.
— Мэри!
Та повернулась, чтобы получше расслышать, возможно, самые последние слова.
— Я не твой отец!
«Что за на фиг? Бредит? Или…»
Шокирующее заявление подействовало на Мэри слабее, чем думалось Баллуку, а все потому что девушка не верила ни одному слову мерзавца.
— А кто? — крикнула девушка.
Джерси оглядел вокруг местность, дважды сплюнул, помотал башкой и раскрыл хитросплетенческий сюжет их мутного родства.
И вот, закуривая кубинскую сигару, он произнес.
Он ответил:
— Лейтенант…
«Нет. Какого?»
Повернувшись к человеку, который помогал стоять, Мэри разглядела показавшиеся слезы в стариковских глазах. Они, заключающие в себе и боль, и радость, блеснули, скатившись по щекам, как камни по горкам.
Переполняющая, открывающая истину встреча! Встреча родственных душ, какой назвал ее Джерси…
— Ты что сделал?