Мракан-сити

— Я больше всего на свете боюсь проснуться одним бессветлым утром и почувствовать потерю смысла — офицер нервничал, когда говорил это, он словно изливал Спауну душу, — Смысла всего, смысла жизни, в конце концов. Я выпивал, теряя голову от навязчивых идей, пытался выбить эти идеи из головы самыми глупыми и безрассудными методами. Главный квест — как стать тобой. Подумал и спросил себя, а, действительно, как это сделать? Есть ли хоть шанс? А потом понял, спустя определенное время: стать тобой невозможно. Ты — один такой на весь город, замурованный в доспехи рыцарь. Но если я не могу быть тобой, потому что это невозможно, значит, я мог бы помогать тебе… — наступила минута молчания для обоих — Спауна и офицера Блейка, но, когда эта минута прошла, прибавилось сил для продолжения у второго, — Могу или нет? Ты скажи, что думаешь насчет этого, мм?

«Я поклялся сутки назад, что никогда больше не допущу, чтобы кто-то из-за меня разделил участь моих близких и напарников».

Спаун решил:

— Это исключено…

— Почему?

Дэвид надеялся на другое. Он рассчитывал увидеть иную реакцию… хоть и предполагал, что, в конечном счете, услышит нечто подобное.

Спаун поступил очень педантично.

— По определению…

«Вот и нашел, называется».

Потеряв всякое желание и дальше искать свое призвание, разочарованный и морально разбитый, Дэвид явился домой, сбросил с себя шмотки и вытащил из холодильника весь оставшийся, припасенный на черный день алкоголь.

— Забытие проще любых истязаний — в эту фразу он вложил максимум смысла.

Очередное «забытие» — способ вернуться в латы героя, пускай, эти латы и воображаемые…

«Уйти в себя дня так на два. Никто не помешает мне в этой затее»

Здание прокуратуры.

Обвинитель был отправлен Джеком Хэлваном — дожидаться прихода демона-защитника. Разумеется, Фредди, как человек крайне трусливый, каждую минуту бормотал, тряс руками, зачем-то вынимал-клал обратно какие-то старые бумаги…

«Он убьет меня, он убьет меня. Шутник прав, у него наверняка что-то да было с ней и демон это так не оставит. Меня сделали крайним, снова…

Страшно подумать, я опять крайний. И вспоминается Лондон».

Когда же Фред дождался своей двуногой участи, то звук сердцебиения затмил машинное бибикание и доносящиеся с улицы крики.

— Ты знаешь, что меня убивать бесполезно. Меня убьешь, а его — нет, и тогда он отомстит тебе за меня… — прокурор говорил так, будто не предавал Джеймса.

Спаун почти повторил слова Хэлвана:

— Вам повезло, что я отходчив — почти да не почти, — Но за свои преступления заплатите. А скостить себе срок можно только, сдав планы соучастника.

— Ответь — прокурор взял графин с вином (тот самый, каким пользовался еще сидя в департаментском офисе), — Есть ли вообще повод бояться тебя? — трусость переходила в наглость, — Джерси свое слово держит. Он обещал мне пост прокурора — он мне его дал, а недавно пообещал и пост мэра, и, думаю, его он мне тоже даст, — Фредди открыл металлический сейф, стоящий в углу кабинета, вытащил оттуда маленький диктофон, — Полагаю, он и городу кое-что обещал — и нажал на play.

Воспроизвелась запись голоса Джерси.

— Старухи и старики, женщины и дети, здоровые и больные…

Пока длилась запись, Фредди смотрел на Спауна. Ждал его реакции.

— По прилету в Соединенные Штаты Мракан показался мне райским уголком, что-то забывшем на лице североамериканского континента. Но чем дольше я жил в нем, тем сильнее это гнездо бесчестья и разврата, подходящее для написания романов в субжанре нуар, напоминало мне гротескный Лондон с его обреченностью, безвыходностью и тьмой!

— Америка обещала нам равенство и мир. Не получив ничего из обещанного, я решил, что пора все изменить. Пора просто уничтожить все. Континенту не нужны такие гнезда. А тебе, Спаун, предлагаю встретиться, снова, и у тебя появится шанс отомстить за смерть любви. Приходи ко мне на башню Соломона ночью и помни, только от тебя зависит, наступит ли завтра. Не придешь — чернобыльский газ отнимет надежду, ты сполна полюбуешься на скорчившихся от удушья граждан, которых обязался защищать.

— Посмотрим, что покажет нам утро.

Под конец воспроизведения Фредди сказал Спауну:

— Я так люблю своего брата, как, наверное, никто на этом свете никого не любит, поэтому ни за что не выдам его координаты. Так что если ты вздумал распускать руки, то лучше вовремя одумайся. А знаешь, что будет потом? Мое имя станет нарицатель… — и лишился зуба, отлетел на полметра, стукнулся затылком о край сейфа.

Двинув прокурорскому по самое не балуй, демон-защитник покинул здание через окно.

— Сволочь! — закричал Фред, вскочив, — Я тебя засужу, я жизни тебе не дам, когда стану мэром!

— Что же такое-то, а… — Фредди сердился до прихода «чеченцев», кокнувших в коридоре пару напуганных.

— Готовы? — спросили бандюги, войдя к прокурору. Они держали стволы.

Фредди спросил, не ожидая никаких поздравлений, радостных вестей, приглашений и прочего…

Ему было хорошо известно о своей участи «крайнего».

— К чему?

— Сами знаете — ответил тот бандит, что был поплотнее, — К смерти!

— З-з-з — господин обвинитель зазаикался по понятным причинам, — За что?

— Убийство сестры — пояснил пухлый «чеченец», — Тут дело не совсем в прихотях Безумного Джека. Рассказать бы такое о вас — о человеке, который, якобы, подает пример городу, вас бы не прикончил разве что лентяй. Убивать родных — это что, новый способ поднятия рейтинга? А об изнасиловании малолетних не забыли, наверное? Просто Хэлван честнее, вот и все! Его кровожадность основывается как раз таки на его принципах, а не как у вас, на их полном отсутствии…

— И то верно — согласился Фредди. Он подошел к подоконнику и сильно стиснул зубы, — Да уж, я многим насолил. Слишком многим, чтобы выйти из дерьма…

— Да уж…

Если б жизнь была кино-хоррором, в этой сцене заиграла бы похоронная музыка.

Дэвид лежал на кровати, пьяный. Погруженный в грязную героику, смешанную с подлостью, с коварством. Он не переставал бормотать, прижимая подушку к отекшему лицу.

— Когда я вспоминаю предательскую морду Спауна, то чувствую остро-горьковатый привкус, похожий на соус Чили, подаваемый обычно к мясу и птице.