Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Я ведь только поговорить, – пробурчал Дитер. Он был по-настоящему обижен.

Иеронимус подошел к нему вплотную и сказал:

– Пшел вон. Живо.

Как побитая собака, побрел Дитер вниз с горы. И никто не посмотрел ему вслед.

Вышли к Разрушенным горам. Старые горы, поросшие лесом. Смотреть от Раменсбурга, с плоского берега Оттербаха, – невысокими кажутся. А подниматься к перевалу тяжело, особенно по распутице.

С каждым днем ощутимо холодало. Слишком быстро отступала в этом году осень.

Однажды утром Балатро разбудил Иеронимуса еще до света. Иеронимус сразу проснулся,

сел, кутаясь в плащ. Комедиант, едва различимый в утренних сумерках, приложил палец к губам, поманил за собой. Они отошли от лагеря. Иней похрустывал на опавших листьях у них под ногами.

За месяц путешествия Мракобес заметно сдал. Балатро не знал, сколько ему лет. Сорок, пятьдесят? Спрашивать не решался, а догадаться не мог. Иеронимус выглядел усталым.

В полумиле стояла комедиантская телега, готовая к отбытию. Лошадь запряжена, Арделио держит в руках поводья, на Иеронимуса не смотрит, отворачивается.

– Мы уходим, – сказал Балатро. – Арделио, Клотильда и я.

Иеронимус молчал.

– Проклятье, святоша, – сказал Балатро, уже не чинясь. – Ты затащил нас в эти проклятые горы. Там, внизу, мы боялись тебя. Здесь – чего бояться? Все позади, впереди только смерть. И в Страсбург нам не дойти, покуда ты с нами.

Иеронимус удивился. И скрывать не стал.

– Почему? Разве не ты сам выбирал дорогу?

– Дорогу-то выбирал я, – медленно проговорил Балатро, – но, похоже, она повернула не туда, куда хотелось. Завтра нам всем перережут глотки. Тебе-то что, ты и варфоломеевы разбойники – все вы попадете в рай. Ну а комедиантам надеяться не на что. Вся наша жизнь – здесь, на земле. Так что мы уходим.

– Перережут глотки? Кто?

– Ты, святой отец, действительно блаженный? – разозлился Балатро. Невозмутимый вид Иеронимуса выводил его из себя. – Там, на горе, замок.

И показал рукой – где.

Еще вчера никто из них ничего не видел, никакого замка. Но теперь, прищурившись, Иеронимус разглядел высоко на вершине укрепленные стены, высокие башни.

Иеронимус покачал головой:

– Сколько жил в этих местах, никогда не слышал о таком.

Балатро сдвинул брови.

– Я тоже. Ох как мне это не нравится. Сегодня же спускаемся с гор. Арделио приметил уже дозоры. Не знаю, кто засел в этом вороньем гнезде, но ничего хорошего ждать не приходится. Жуть здесь творится какая-то. Мы – простые актеры. Для чего живем? Делаем бесполезное дело для радости других. А здешние ужасы не для нас.

Иеронимус помолчал еще немного. Потом тихо спросил:

– Зачем ты позвал меня?

– У тебя с собой деньги, – прямо сказал Балатро.

– Да, – сразу отозвался Иеронимус.

– Много?

– Гульденов семьдесят или около того.

– Отдай.

Иеронимус снял с пояса кошелек, отдал комедианту. Балатро взял, развязал, сунулся, поворошил монеты.

– Ладно, – только и проворчал он.

И напрягся, глядя куда-то за плечо Иеронимуса.

Мракобес обернулся. Тень рослого мужчины. Ремедий. И в руках аркебуза.

Балатро оттолкнул от себя Иеронимуса, шагнул навстречу Ремедию. И Клотильда, выскочив из телеги, бросилась к нему, обхватила обеими руками, повисла на шее мельничным жерновом – увесистая все-таки девица. Растерявшись, Ремедий смотрел в ее сумасшедшие глаза. А женщина

прошептала в самое его ухо:

– «Любовь» бьют только «Любовью», монашек.

Балатро повернулся к Иеронимусу.

– Отпусти его с нами.

– Я никого не держу, – возразил Иеронимус.

– Отпусти, мать твою, – зарычал Балатро. Бледное рябое лицо комедианта пошло красными пятнами.

И Иеронимус сказал:

– Ремедий, уходи с ними.

Балатро забрался на телегу, устроился рядом с Арделио. Клотильда сняла руки с шеи Ремедия, пошла за своими товарищами. Гордо шла, танцующим шагом, будто готовилась запеть перед толпой.

Телега скрипнула, дернулась, тронулась с места.

Иеронимус кивнул Ремедию.

– Иди, догоняй их. ТЕПЕРЬ они доберутся до Страсбурга.

Ремедий все еще мешкал.

– Идти за ними?

Иеронимус молчал. Солнце вставало над горами, начал таять иней на опавших листьях. Ремедий побелел, метнул взгляд в ту сторону, куда двигалась телега. Ее еще видно было между деревьями.

А Иеронимус молчал.

Ремедий переступил с ноги на ногу.

– Так мне что… за ними? – снова спросил он.

– Идти куда-то – по-твоему, значит обязательно за кем-то? – спросил его Иеронимус.

Очень тихо спросил.

Путаясь в одежде, Ремедий пошел вниз по лесной дороге. Несколько раз спотыкался, оборачивался, но Иеронимус больше не смотрел на него.

И с тем ушел солдат.

Дозор дал о себе знать к полудню. Неприятная это была встреча. Из-за деревьев бесшумно выступили солдаты. Как на подбор, все рослые, с красивыми сумрачными лицами. И вроде бы немного их было, а казалось, что лес полон ими.

И они не проронили ни слова. Просто показались из леса. Безмолвные, грозные. Их темные глаза смотрели на путников неподвижным, ничего не выражающим взглядом.

Под этим взглядом вдруг съежился, сжался и заверещал невразумительное Варфоломей. Румянец залил его бледное, тонкое лицо.

Бурно зарыдал Михаэль Клостерле – в голос, не стыдясь.

А Витвемахер побледнел и пал на колени.

Стоя рядом, сказал Валентин:

– Можно было бы перечесть все кости мои, а они СМОТРЯТ И ДЕЛАЮТ ИЗ МЕНЯ ЗРЕЛИЩЕ…

При этих словах блаженный Верекундий рванул на тощей груди ветхие одежды, выставив напоказ все свои кости.

А дозорные стояли и смотрели.

Иеронимус поднял голову и встретился глазами с одним из солдат. И вдруг увидел, что в этих бесконечных глазах таится вовсе не безразличие.

Любопытство. И грусть.

– Да будет воля Твоя, – сказал Иеронимус.

Торопя пленных тупыми концами копий, стражи гнали их через лес. Замок, невидный вчера и едва различимый сегодня на рассвете, вдруг приблизился, увеличился в размерах.

Это была внушительная крепость, имеющая основанием четырехугольник, с шестиугольными башнями по углам. Стены – высокие, старые, сложенные старым булыжником. Башни грозно нависали над пришельцами.

– Добрая крепость, – пробормотал неунывающий Шальк и прищурился, оценивая, сколько пушек понадобится, чтобы пробить брешь в этих могучих стенах.

Фихтеле покивал, пустился было в рассуждения со старым приятелем. Но сильный удар между лопаток заставил бывшего студента закашляться, подавиться собственными словами.

Поделиться с друзьями: