Мсье Лекок

Увы!.. Что можно было узнать из этой записки? Что покойного звали Гюставом, что он поддерживал отношения с неким Лашнёром, который одолжил ему денег для каких-то целей, что они встретились в «Радуге» за несколько часов до убийства.

Но этого мало, слишком мало!.. Однако это лучше, чем ничего. Это указатель, а в царивших непроглядных потемках было достаточно даже слабого лучика света, чтобы сориентироваться.

– Лашнёр!.. – проворчал Жевроль. – Негодяй произносил эту фамилию перед смертью…

– Вот именно, – подал голос папаша Абсент. – Он даже хотел отомстить ему… Он обвинял его в том, что тот заманил его в ловушку… Жаль, что последний хрип не дал ему договорить…

Лекок молчал. Комиссар полиции протянул ему письмо, и Лекок изучал его с напряженным вниманием.

Бумага была обыкновенной, чернила синими. В одном из углов стоял полустертый штамп. Различить можно было только одно слово – «Бомарше». Для Лекока этого оказалось достаточно.

«Это письмо, – думал он, – наверняка написано в одном из кафе на бульваре Бомарше… В каком? Я это узнаю, поскольку необходимо найти этого Лашнёра».

В то время как люди из префектуры полиции, собравшись вокруг комиссара, держали совет и спорили, врачи приступили к выполнению самой деликатной и самой тягостной части своей задачи.

При помощи предупредительного папаши Абсента они сняли одежду с тела мнимого солдата и, склонившись над «клиентом», как хирурги на занятиях анатомией, засучив рукава, осматривали, рассматривали и физически оценивали его.

Молодой доктор-художник охотно быстро покончил бы со всеми формальностями, слишком смешными и излишними по его мнению, но старый врач был очень высокого мнения о миссии судебного медика и не желал упускать ни одной даже самой мелкой детали.

Тщательно, со скрупулезной точностью он фиксировал рост покойного, предположительный возраст, темперамент, цвет и длину волос, отмечая состояние здоровья и степень развития мышечной системы.

Затем они стали осматривать рану.

Лекок был прав. Врачи констатировали рану у основания черепа. Согласно их отчету, рана могла быть нанесена тупым орудием с широкой поверхностью либо появилась после того, как голова со всей силой ударилась о какой-то твердый, более или менее протяженный предмет.

Но никакого другого орудия преступления не нашли, кроме револьвера, рукоятка которого была недостаточно мощной, чтобы нанести подобную рану.

Следовательно – и это не подлежало сомнению, – мнимый солдат и убийца сцепились врукопашную, и убийца, схватив своего противника за шею, разбил его голову о стену.

Наличие многочисленных небольших кровоподтеков в области шеи придавало таким выводам абсолютную достоверность.

Врачи не обнаружили других повреждений, ни контузий, ни царапин, ничего.

Таким образом, становилось очевидным, что ожесточенная, смертельная борьба была очень короткой. Все было кончено в короткий промежуток между той минутой, когда патруль услышал крик, и моментом, когда через отверстие в ставнях Лекок увидел, как жертва падает на пол.

Для осмотра двух других тел пришлось принимать более тщательные меры предосторожности. Положение тел оставили прежним. Они лежали перпендикулярно камину, так, как упали. Их поза сама по себе должна была служить неопровержимой уликой.

Так оно и было. Эта поза ни у кого не оставляла сомнений в том, что их смерть наступила мгновенно. Оба лежали на спине, вытянув ноги, без гримас, деформаций или сокращения мышц. Никаких следов борьбы. Умерли они, словно молнией пораженные.

Их лица выражали неподдельный ужас. Это позволяло предположить – если смотреть с точки зрения Девержи [6] , – что в последние секунды своей жизни они испытывали не ярость и ненависть, а животный страх.

– Итак, – говорил старый доктор, – я склонен думать, что их поразило какое-то совершенно неожиданное, странное, пугающее зрелище… Такое выражение ужаса я видел только один раз. Оно застыло на лице славной женщины, внезапно умершей от сильного испуга, когда она увидела, как к ней вошел один из ее соседей, переодевшийся в костюм привидения, чтобы подшутить над бедняжкой.

6

Мари Гийом Девержи (1798–1879) – французский врач-дерматолог.

Лекок вбирал в себя, если можно так выразиться, объяснения старого доктора. Он пытался приспособить к ним смутные гипотезы, приходившие ему в голову.

Кем могли быть эти люди, способные так сильно испугаться? Сохранят ли они, как и третий, в тайне свою личность?

Первому убитому, которого осмотрели врачи, было лет за пятьдесят. У него были редкие волосы, тронутые сединой. Лицо гладко выбрито. Только на выступавшем подбородке оставался колючий пышный рыжий пучок. Одет неопрятно и бедно. Брюки спускались на стоптанные башмаки, а черная шерстяная рубашка была вся в пятнах.

Как сказал старый доктор, он был убит выстрелом в упор, что с математической точностью доказывали широкая круглая рана, отсутствие крови по краям, втянувшаяся внутрь кожа, почерневшая, обожженная плоть.

Разительное отличие раны, нанесенной выстрелом на расстоянии, сразу же бросилось в глаза, едва врачи приступили к осмотру тела последнего из этих несчастных. Пуля, убившая его, была выпущена с расстояния более чем в метр, и рана не выглядела столь отвратительной.

Этот мужчина, лет на пятнадцать моложе своего спутника, был маленьким, коренастым и на удивление уродливым. Его безбородое лицо покрывали оспины. Одет он был как отпетый мошенник, бродящий за заставами: серые клетчатые брюки и рубашка с отложным воротником, ботинки начищены ваксой. Небольшая фуражка из непромокаемой ткани, валявшаяся рядом, гармонировала с его вычурной прической и замысловато завязанным галстуком…

Но вот и все сведения, которые можно было почерпнуть из медицинского отчета, составленного в научных терминах. Дотошные поиски больше ничего не дали.

Напрасно полицейские еще раз внимательно осмотрели карманы мужчин. В карманах не было ничего, что могло бы помочь установить личность убитых, их имена, общественное положение, профессию. Ровным счетом ничего. Ни указания, пусть даже расплывчатого, ни письма, ни адреса, ни клочка бумаги. Ничего, даже никаких мелких предметов для личного пользования: ни ножа, ни трубки, которые могли бы стать отправным пунктом для опознания и установления личности.

Уловом полицейских, если так можно выразиться, стали табак в бумажном пакете, носовые платки без маркировки, пачки сигарет.

В кошельке пожилого мужчины лежали шестьдесят семь франков, более молодой имел при себе два луидора…

Полиции редко доводилось сталкиваться со столь серьезным делом, о котором практически ничего не было известно.

За исключением самого факта убийства, подтверждаемого телами трех жертв, полиция ничего не знала ни об обстоятельствах, ни мотивах преступления. А предполагаемые вероятности не только не рассеивали мрак, а напротив, сгущали его.