Мстислав Великий

Велга тихо плакала.

— Нет, нет, — повторяла она.

— Чего скажешь теперь, Евсей Олексич? — подался вперёд Гордята Данилыч. Князево добро, за него хоть с кого — а взыщи.

— То и скажу, что напраслину возводят! Не я крал!

— Так, может, ты продавал? У кого купил сию девку?

Евсей Олексич уже собрался было ответить, но заметил, что из толпы ему подают какие-то знаки. Один из его помощников протолкался вперёд и отчаянно махал руками. Купец прищурился, вопросительно дёрнул головой. Суд это заметил.

— Чего это там? — Гюрята Рогович подался вперёд.

— Человек мой, — быстро ответил Евсей. — Из дома весть принёс.

Уже не таясь, сдёрнув шапку и поклонившись Мстиславову сотскому, помощник вышел вперёд и нагнулся к уху купца.

В это время Велга, которую оставили в покое, успела немного прийти в себя, подняла глаза и ахнула.

— Он! Он! — воскликнула девушка, тыча пальцем в Евсеева собеседника. — Его люди меня крали! Ему отдали!

— Чего она орёт? Блаженная! Уберите дуру! — воскликнул тот, отмахиваясь.

Но Ольстин замахал руками:

— Так то ж Иванок! Евсеев зять! Они на пару торгуют — один в Плескове, второй — в Нове-Городе! Небось и краденое так переправляют — тамо украл, а тут продал!

— Взять! — кивнул Гюрята Рогович.

Оба — тесть и зять — закричали дурными голосами, когда на них накинулись приставы.

Гордята Данилыч встал.

— За обиду, учинённую княгине Мстиславовой, — возвестил он, — взыскать с татей десять гривен княгине и десять гривен княжьему мужу.

— А ещё пять гривен суду, — добавил Гюрята Рогович.

Осуждённые заспорили было, но их никто не слушал.

На том всё и кончилось. Десять гривен Христина на радостях пожертвовала Божьему храму, куда ходила молиться. Жизномир воротился к прежней жизни, став богаче на десять серебряных монет. Купец Ольстин ходил важный, гордясь победой над соперником...

Вечером Христина была одна. Детей унесли мамки, княгиня сидела на постели, расчёсывая светлые волосы и раздумывая, придёт ли к ней Мстислав. Она любила мужа — его крепкие руки, мятно пахнущие губы, широкую грудь, сильные плечи... мысли княгини потекли в греховном направлении. А чего? Оба молоды, друг друга любят, а пост ещё далеко, успеют натешиться лаской. Задумавшись, Христина не сразу услышала странные звуки. Совсем рядом кто-то тихо всхлипывал.

Нашарив босыми ногами лёгкие ночные чёботы, княгиня выскользнула из ложницы. В углу маленькой каморки обнаружила светлое пятно — холопка. Скорчившись на полу у лавки, Велга зажимала себе рот кулаком, чтоб не разбудить госпожу плачем.

— Ты что? — Девушка так и подпрыгнула от звуков голоса. — Хвораешь ли?

Та замотала головой.

— Так что же? Отвечай мне! Иль не рада, что назад воротилась? Чем тебе тут плохо?

— Матушка, — Велга бросилась к Христине, обнимая её ноги, — матушка княгиня... Прости меня, прости! Люблю я его!

— Кого?

— Ж... Жизномира... Гюргича. Прости, матушка княгиня! Прости!

— Чем же он мил тебе? — Не ожидавшая этого, Христина уселась на лавку. Велга устроилась у её ног, всхлипывая и утирая слёзы кончиком косы.

— Он... он такой... он всех лучше, — только и вымолвила она. — Ой, матушка! Ой, прости! Я подле него себя не сберегла!

— Что? — наклонилась к ней Христина.

— Непраздна я.

— Да ты что! — Несмотря на поздний час, Христина хотела бежать к мужу, жаловаться, что причинен новый ущерб — холопка ждёт дитя. Конечно, раба должна родить детей — она потому и ценится в два раза больше раба-мужчины, — но чтобы её Велга, только-только вороченная от обидчика? Девушка вцепилась ей в подол, останавливая.

— Матушка-княгиня! — заголосила она чуть не на весь покой. — Христом-Богом заклинаю — не тронь его! Я сама! Сама к нему пришла! Сама того пожелала! Люб он мне! Не тронь его!

Выпустив подол княгини, Велга распростёрлась на полу, давясь слезами. Христина молча стояла над нею, раздумывая, что теперь делать.

Глава 3

1

Трудно заканчивался XI век. На Волыни долго не затихала усобица — изгнанный из своей волости Давыд Игоревич изо всех сил старался стравить друг с другом князей. Сперва он сумел поссорить братьев Ростиславичей со Святополком, потом, использовав половцев, разбил пришедших на помощь великому князю угров. После вернулся в свои земли и после долгой осады взял Владимир-Волынский. Но ненадолго — в течение следующего года он то терял его, то снова обретал, наводя половцев на русские города. Так продолжалось до тех пор, пока у князей не лопнуло терпение. Они собрались в Уветичах, призвали к себе Давыда и отняли у него Волынское княжество.

В этой войне Святополк Изяславич потерял сына Мстислава. Восемнадцатилетний юноша только вошёл в возраст и должен был унаследовать княжество. Заполучить Волынь хотел старший Святополков сыновец, Ярослав Ярополчич, сидевший в Киеве возле великого князя и не имевший даже самого малого удела, но у Святополка были свои виды на западную украину русской земли.

Ему не нужна была Волынь — близостью своею к Польше, к диким ятвягам, на которых русские князья то и дело ходили войной и всё никак не могли покорить, соседством с полоцкими князьями. Старый Всеслав умер в апреле прошлого года. Пока он был жив, сыновья крепко держались отца, хотя и поварчивая, ходили в его воле. А чуть не стало Всеслава Брячиславича, так и передрались. Это осиное гнездо только тронь — вовек не утихнет. Власть Киева для них ничто — и то добро, что чтут себя русскими людьми. Отдавать эти земли сыновцу, который волком смотрит на стрыя, не хотелось. Но и держать за пазухой, когда можно извлечь выгоду, негоже.

От иудеев, что первыми проведали про сребролюбие великого князя и вовсю пользовались этим, Святополк узнал, как можно получить себе выгоду, сменяв один удел на другой. Великий князь может пожаловать волость — тот князь, что примет её, становится подручником. Отдать Волынь Ростиславичам — но те вдвоём были сильны, а теперь, когда Василько слепой калека, от них никакой пользы. Сидят в Червонной Руси — и сидят, хлеб едят. Много иных князей на Руси — и умнее, и решительнее, и сильнее Ростиславичей. Получить под свою руку сильного подручника — самому стать сильнее.

И Святополк обратил внимание на Новгород. Всем привлекал он. Своим богатством, своей оборотистостью, своей вольностью. И тем, что от веку сидели в нём наследники великого князя. При Игоре — Святослав, при Святославе — Владимир, при Владимире — старший сын его Вышеслав, а после — Ярослав Мудрый. При нём — отец Святополков, Изяслав. При Святославе Ярославиче — первенец его, Глеб. Довелось живать там Святополку. Лишь после того как уехал в выморочный Туров, посадил Всеволод там только-только родившегося внука своего, Мстислава, сына Мономахова. Посадил, не нарушая традиции, но вот уже нет Всеволода, и Святополк восьмой год как великий князь, а Мстислав всё сидит — наследником. Сын Мономаха — и наследником Святополка? Когда у Святополка сын Ярослав на возрасте и сам отцом недавно стал? Да и хорошо бы самого Мстислава своим подручником сделать!

Сьятополк не сомневался, что на его месте Владимир Мономах поступил бы точно так же. Власть — она людям глаза застит. Только тот истинно велик, кто, власти вкусив, от неё добровольно откажется, и не когда хулу на него изрыгают, а когда — хвалят. Вот и переяславльский князь тоже — о Христе речи ведёт, о братней любви, о Руси и общих бедах, а как срок придёт — зубами в золотой венец вцепится. Для того и Святославичей сломал, для того и под него, Святополка, подкапывается.

Сказано — сделано.