Мстители двенадцатого года

— По коням! — вскричал Алексей.

Все взволновалось. Гусары выводят лошадей седлают их как попало; уже в седлах поправляют на себе амуницию.

Алексей скакал рядом с корнетом. Справа — старый князь и Волох. Александров вырвался вперед.

— Куда? — закричал Волох. — Сворачивай!

— Здесь прямая дорога! — отвечал корнет, обернувшись.

— Прямо только вороны летают! Не в догон надо, а вперерез. Я знаю тут кривую тропку.

Вытянувшись цепочкой, влетели в рощу, скакали — морда в хвост, — уклоняясь от веток, перескакивая бурелом. Вылетели в поле.

— Вот они!

Краем леса тянулся драгунский строй, за ним несколько фур и телег. Завидя гусар, строй поломался, рассыпался и врассыпную ринулся навстречу.

— Сабли вон! — закричал Алексей. — Сабли к атаке!

Мгновенно перестроились, развернулись в цепь, начали охватывать французов полукольцом. Алексей вырвался вперед, домчал до хвоста обоза. В крайней телеге увидел Парашу. Сидела, свесив босые ноги, простоволосая. Лицо побитое, платье — рваное, руки связаны за спиной.

Алексей осадил коня, не спешившись, кончиком сабельного клинка подцепил и пересек веревку меж запястьев. Параша выпрямилась, стала жать и тискать замлевшие руки.

— Лёсик!..

— А бабка где?

— Бабка, Лёсик, в дому сгорела. Как его запалили, так она в ём и осталась.

— Ах! — у Алексея вырвалось ругательство. — Александров! Останься с ней. — И, не слыша ответа, развернув мигом коня, устремился встречь противнику, охваченному уже не полукольцом, а замкнутым строем.

И пошла страшная, жестокая, беспощадная рубка. На Алексея летел ловкий драгун. Алексей в страшной ярости, едва поравнялись, поднял коня на дыбы и, используя его вес и силу своей руки, наискось обрушил удар клинком в основание шеи, пониже уха. Голова драгуна слетела с плеч. Покатилась в одну сторону, разбрызгивая кровь, с изумленными глазами, кивер — в другую сторону, бренча по земле. Из шеи ударил фонтан, обильно хлынуло. Но Алексей уже этого не видел — бросился на другого. И с такой яростью, что тот не выдержал, повернулся и поскакал прочь, панически оглядываясь. Алексей нагнал его, воткнул кончик сабли в спину, с левой стороны. Драгун выронил повод, всплеснул руками и опрокинулся на круп коня, который в ужасе понес и сбросил всадника…

Третьего и четвертого Алексей сбил пистолетными выстрелами. Еще один живо соскочил наземь и поднял над головой безоружные руки. Алексей занес саблю, но кто-то сильно перехватил ее. Он безумно оглянулся: Волох, сжав его запястье, проговорил:

— Не гоже, ваше благородие. Мы безоружных не рубим.

Алексей вырвал руку, взмахнул саблей, сбрызгивая с клинка кровь, кинул ее в ножны. Бой кончился. Французы, спешенные, сбились овцами в кучку, подняв руки, опасливо озирались.

Алексей помчался к обозу. Корнет Александров и крепостная девка Парашка сидели рядышком в телеге и вместе плакали. Алексей спешился, радостно подбежал.

— Вот, Параша, и посчитались мы с тобой жизнями.

— Да, Лёсик, — слабо улыбнувшись, отозвалась Параша. — Токо ты припозднился самый чуток. — Она платком, который сунул ей в руку корнет, отерла со щек слезы. — Спортили меня.

— Кто? — Алексей сунул ногу в стремя. — Покажи его!

Параша прерывисто вздохнула:

— Кабы один-то… Опозорили…

— Это не твой позор! Это их позор! Порублю всю сволочь!

— И что с того? — Параша горько усмехнулась. — Снова честной стану?

Алексей вдруг впервые подумал, что и у простого люда есть свои понятия о чести и достоинстве. Как его ни унижай, а душа остается чистой, а злая рана не заживает годами. Он опустил глаза, уставясь в землю.

— Что потерял, господин поручик? — подлетел, еще возбужденный схваткой, Буслаев. — Что с пленными делать станем? Там офицеров много.

Алексей поднял голову и хотел сказать: «Отдать их Фигнеру, под расстрел». Но сказал другое:

— Сдайте Давыдову. Он распорядится.

— Александров! Возглавьте конвой. В пути не оскорблять и не допускать побоев. Ясно?

— Точно так. А по прибытии накормить, раненых перевязать, устроить ночлег?

Буслаев покачал головой: нужна нам эта морока…

Парашу взял к себе в палатку старый князь — он умел утешить обиженного. Туда же, по команде Александрова, внесли туго набитую сакву, распустили ремни. Волох разложил на койке полковника гостинцы. Подвел Парашу, стал нахваливать самовар:

— Его утром вздуешь, он до вечера жар держит. И вместо зеркала годится.

Параша долго молчала, наклонив в раздумье голову. Лицо ее, даже в синяках и в ссадинах, было красиво. Но уже не так свежо и молодо. От губ залегли морщинки.

Наконец промолвила:

— Чисто ярманка. Да товар-то все лежалый. Не к лицу мне теперь.

Волох взглянул на старого князя с вопросом в глазах. Тот его понял и молча кивнул. Волох выскользнул из палатки и вскоре вернулся, положив рядом с гостинцами легкую саблю и два небольших пистолета.

Параша оживилась, глаза ее блеснули.

— Мне бы портки еще…

— Будут и портки, — пообещал старый князь. — Александров! Обучить Парашку сабле, стрельбе и верховой езде. И портки справить. В обтяжку чтоб!

Петр Алексеевич Щербатов незаметно для себя, но явно для других стал в партии значительным лицом. Много командовал, во все вмешивался, всем давал советы. И надо сказать, все бывало в пору. И команды были правильны, и вмешательства своевременны, и советы разумны.

Взял за правило, после сшибок с неприятелем, после сдачи пленных и трофеев отводить партию на отдых и тренировки.

— На войне, — говаривал он, — солдат и конь должны биться в меру, а отдыхать вволю. Иначе быстро износятся как худо плетенный лапоть.

Выдался тому удобный случай: Давыд со взводом егерей отправился на главную квартиру, к фельдмаршалу. Похвалиться победами — этого Давыд никогда не упускал, чтобы выхлопотать либо награду, либо новый чин, — согласоваться планами. Фельдмаршал его любил и называл курносым.

Алексей отвел эскадрон на печальное поле возле сгоревшей деревушки Горюново. Жито с поля не убрано — потравлено на корню неприятельской конницей, скошено на фураж. Голое, одинокое, неряшливое, готовое покорно уйти под зиму, — оно будто оживилось под веселыми голосами гусар, отогрелось дымками походных костров.