Мучная война
Шрифт:
— Маленький негодяй спит, — неуверенно проговорил тюремщик.
По глазам Семакгюса Николя понял, что не он один почувствовал неладное.
— Давайте все отойдем, — промолвил он. — Доктор Семакгюс попробует разбудить свидетеля.
Приблизившись к узкому лежаку, хирург осторожно потянул за одеяло; не встретив сопротивления, оно соскользнуло на пол. Николя приблизил фонарь. Упавшее одеяло явило на свет жалкое зрелище. На залитом кровью лежаке покоилось свернутое в клубок недвижное тело Фриопа. Семакгюс схватил хрупкое запястье и, вытащив из кармана зеркальце, приставил его к губам мальчика. Широкая спина хирурга заслоняла от Николя узника; последующие мгновения
— Тюремщик, живо за квартальным врачом!
Затем, повернувшись к комиссару, он покачал головой, и на его широком лице появилось выражение сострадания.
— Николя, ваш свидетель жив и здоров, хотя и очень слаб…
— Он пытался по…
— Нет, никоим образом. Но кое-что вас, несомненно, удивит: ваш подмастерье… Как его там зовут?
— Фриоп, Анн Фриоп.
— Анн! Тогда все понятно.
— Гийом, я вас не понимаю.
— Дело в том, что ваш подмастерье не мальчик, а девушка, самая настоящая девушка!
— Девушка?
— И прекрасно сложенная! Так хорошо, что никто не заметил, что она была беременна, на втором или на третьем месяце. У нее случился выкидыш, от которого, полагаю, она оправится, несмотря на большую потерю крови. Бурдо, не могли бы вы раздобыть горячей воды, бинтов и корпии, а также чистую простыню и одеяло потеплее. Здешняя якобы шерстяная тряпка никуда не годится!
— Это многое объясняет и одновременно усложняет, — проговорил Николя.
Раздался шум шагов, и в камеру следом за тюремщиком вошел мужчина; возбужденный случившимся, тюремщик попытался продвинуться поближе к несчастной, дабы насладиться зрелищем, однако комиссар оттолкнул его. Подняв глаза на вновь прибывшего, он узнал тонкое лицо и карие, излучавшие улыбчивое дружелюбие глаза доктора Жевиглана. [34]
34
См. «Убийство в особняке Сен-Флорантен».
— Сударь, как я рад нашей встрече!
— Ах, дорогой друг, — воскликнул доктор, — вам известен предмет моих исследований. Наряду с основными докторами, господами де Ла Ривьером и Леклерком, я теперь являюсь сверхштатным королевским врачом Шатле. Мои коллеги охотно предоставляют мне возможность выходить вместо них; вот и сегодня я их замещаю.
— Вы уже знакомы с инспектором Бурдо. Разрешите представить вам моего друга, доктора Гийома Семакгюса, корабельного хирурга. Во время наших расследований мы нередко прибегаем к его помощи, ибо у него необычайно богатый врачебный опыт.
— Я всего лишь хирург, — произнес Семакгюс, — и не претендую на звание, принадлежащее иному цеху.
— Я питаю к нему несказанное уважение. Не вы ли, случаем, являетесь тем самым ботаником, знатоком тропических растений, которому поет хвалы господин Жюсье?
— Ваш слуга, сударь, это действительно я. Однако время торопит. Речь идет о выкидыше. В нескольких словах: эта женщина выдавала себя за мужчину, а потому перетягивала грудь, ну, и все остальное соответствующим образом.
Раздался слабый стон. Николя и Бурдо вышли, освободив место для служителей Гиппократа. Тюремщик, испуганный полученным известием, сбегал за водой и чистыми тряпками. Через некоторое время Семакгюс и Жевиглан вышли в коридор.
— Мы оба пришли к выводу, — произнес Жевиглан, — что узник, без сомнения, является лицом женского пола. Ее хрупкое сложение, юный возраст
и, без сомнения, страх и пережитые волнения, связанные с ее заключением в тюрьму, привели к случившемуся несчастью. Но, главное, чтобы сохранить плод, ей не следовало заниматься тяжелым физическим трудом. Работа в булочной стала для нее роковой. Теперь ей надлежит соблюдать покой и постельный режим.— Да, — подтвердил Семакгюс. — Легкая пища, преимущественно жидкая, каша, хлебная похлебка, суп-потаж. И несколько стаканов доброго вина.
Николя хотел спросить, но друг предупредил его намерение.
— Пока никаких вопросов. Господин де Жевиглан решил сегодняшнюю ночь провести подле больной, чтобы понаблюдать за температурой: если она начнет подниматься, жизнь девушки окажется под угрозой.
Оставалось выслушать Парно. Его камера находилась в этой же галерее, за поворотом. Когда они вошли, он сидел на лежаке, обхватив голову руками. Испугавшись неожиданного вторжения сразу трех человек, он вскочил и встревоженно уставился на гостей. Его била дрожь — то ли от холода, то ли от дурных предчувствий.
— Друг мой, — ласково начал Николя, — должен сообщить тебе, что расследование продвигается и у нас появились веские основания усомниться в искренности твоих предыдущих показаний. Следовательно, вы с Фриопом подозреваетесь.
Молодой человек подскочил словно ужаленный.
— Фриоп тут ни при чем. И у меня совесть чиста. Я ни в чем не виноват. В тот вечер я всего лишь шел следом за Камине. Поверьте мне, господин Николя.
И, совершенно пав духом, он умолк.
— Ну вот ты и сделал первый шаг! Мы его непременно учтем. А теперь попробуем во всем разобраться. Ты сказал, что шел следом за Камине; в котором часу это было?
— Примерно в половине восьмого. Он шел пешком, и я проследил за ним до самой улицы Де-Пон-Сен-Совер. Там он скрылся в одном из домов, и я больше его не видел. Я стал ждать. Через полчаса в конце улицы остановился фиакр, из него вышла госпожа Мурю и отправилась туда же, куда и Камине.
— Отлично. Скажи, а еще кто-нибудь прошел туда, куда и они?
— Несколько человек, и все по одному. Хорошо одетые и, похоже, навеселе; потом еще несколько человек приехали, сразу в трех экипажах. Они вошли через дверь, что выходит на улицу.
— Ты кого-нибудь узнал?
— Нет, кареты мешали мне разглядеть лица.
— И долго ты там караулил?
— Да до получаса после полуночи.
— А как ты так точно определил время?
— У меня есть старые часы, доставшиеся мне от отца. Их у меня отобрали в канцелярии суда.
— Не беспокойся, тебе их вернут. Продолжим.
— Тут вышли сразу несколько человек. Среди них я узнал хозяина. Но он не сел в карету. Казалось, он чего-то ждал.
— Мэтр Мурю?
— Да, он самый. Он стоял один, словно размышлял о чем-то. Долго стоял, пока дождь не пошел… Ну а когда пошел, он тоже двинулся вперед. И тут появился тот, другой…
— Кто?
— Да Камине же! И они заспорили. Хозяин хотел увести его, а тот сопротивлялся изо всех сил, у них даже потасовка началась. И вдруг Камине упал и ударился головой о тумбу. Он не шевелился, а хозяин схватился за голову, застонал, а потом стал вертеть его в разные стороны, то направо, то налево, словно хотел оживить. Тут появился третий. Он, похоже, был знаком с хозяином. Он наклонился над телом, потом выпрямился и взял Мурю под руку. Хозяин сопротивлялся, но этот третий все равно увел его. Точнее, увез, я слышал, как по мостовой застучали колеса. И я вернулся домой. Фриоп ничего не знал, он, бедняжка, спал. Я ему ничего не говорил.