Мудрец. Сталкер. Разведчик

– Значит, мутанты и «Электры» существуют только в нашем воображении? – сказал Матадор. – А Зона – сплошное психосоматическое поле?

– Да нет, – сказал Белый. – Просто это для меня они нереальны. Ну, это как будто вы под водой захлёбываетесь, а я в акваланге…

– Неточная аналогия, – сказал Печкин. – Или ты живёшь в воображаемом мире, или мы – все остальные. Вот я нос к носу с химерой стоял. Была она или нет?

– Ну, Дэн, – сказал Белый. – Возьми словарь да посмотри все значения слова «химера». И всё поймёшь.

– Ага, – сказал Матадор. – Мы все сумасшедшие, а ты один у нас санитар – следишь, чтобы мы по дури не нанесли себе увечий, чтобы пальцы в розетку не совали, уксус не глотали…

– Нет, – сказал Белый с некоторым даже раздражением. – Всё сложнее. Повторяю, инструкций по эксплуатации Монолита нету. Если я могу использовать какие-то свои способности для всеобщего блага, то я их и использую. Могу спасти человека – спасаю. Могу добраться до раненого бегом и напрямик – добираюсь. А потом у меня и мотоцикл есть, «Урал» с коляской… Мыло, например, ездил в этой коляске с простреленными ногами, только он не помнит ничего…

– Эге ж, – сказал Мыло. – А я-то ще гадав – чому бензином смердить? Тильки де ж ты ций «Урал» ховаешь?

– Да в любом сарае или гараже, которых в этой Зоне уже давно не существует, – сказал Белый. – Таких полно.

– Да заимочка наша, – сказал вдруг Топтыгин. – Я с дива пропадаю, как вы её скрозом проходите… Потому не вьём вам её видеть…

– Погоди, – сказал Матадор. – А кержак-то наш – он что, тоже до Монолита добрался? Он-то почему ходит с тобой наравне?

– Так Иннокентий и для меня загадка, – сказал Белый. – Потому что он от природы такой. Он считает Зону ересью и выдумкой никонианской, и вера его крепка…

– Прямую правду творишь, дядя Белый, – сказал Топтыгин. – Кто в себе треисподнюю таскат – тот в ей и обитат. По грехом своим великим…

– Вот и до религиозного мистицизма договорились, – сказал Матадор. – До солипсизма. Мир как воля и представление. Нет, не поеду я летом ни в какую Памплону, а поеду я прямо сейчас в санаторий «Глубокий сон», пусть меня полечат…

– Белый, – сказал Майор. – А тебя застрелить. Можно. Или нет.

– Можно, – сказал Белый. – Вот сейчас, внезапно или в спину. А если я успею среагировать, то никак. Потому что в моей Зоне никакого бара «Хардчо» нет, а есть полуразрушенный пионерский лагерь. И пока я в этих развалинах стою… А почему вас это так интересует? Это профессиональное?

– Нет, – сказал Майор. – Это на случай. Если кто захочет. Тебя припахать. По артефактам. Он тебе может. Угрожать.

– Дон Педро Зурита тоже собирался припахать Ихтиандра по жемчугу, – сказал Белый. – И ничего у него не вышло. А со мной ещё хуже. Я если и найду артефакт, так тут же его и выведу из строя одним прикосновением… Так что в этом отношении я, скорее, бесполезен и даже вреден…

– Я же вам рассказывал, – возмутился Киндер.

– То ты, – сказал Майор. – А то Белый. Ему веры больше.

– Зря вы мудрите, – сказал Киндер. – Я вот кладу в кармашек рюкзака пару «волчьих слёз», чтобы грыжа не выпала от натуги. Но! Я же не знаю, как именно они работают! Да мне и не важно, лишь бы работали. Так и тут. Белый нам нужен? Да. И Топтыгин нужен. Так вот пусть и продолжают своё дело. Что вы человеку допрос устроили? Один вред от ваших вопросов и головная боль. Это же Зона. Она что хочет, то с людьми и делает.

– Надо Белому прощаться, – напомнил шаман. – Он не будет продолжать здесь. В другом месте будет…

– Мазафака, – сказал Печкин. – А ты-то тут каким боком?

– Нужно так потому что, – сказал Мазафака.

А Белый добавил:

– Он прав. Пусть я и не знаю, кто он такой и зачем. Я многого до сих пор не знаю. Хотя ясно, что такой же человек, как все мы. В отличие, скажем, от Болотного Доктора. Я ведь был в его доме. Никого и ничего я там не увидел – тоска и запустение… Видимо, нам с Доктором встречаться не положено… Извините, я должен проститься с Евдокией…

Он подошёл к Синильге, обнял её и стал что-то шептать ей на ухо. Синильга вздрагивала всем телом, но не рыдала, не голосила…

– Нельзя тебе со мной, милая, – сказал Белый.

– Куда же ты сам-то собрался? – сказал Печкин, и так ему стало муторно, словно подбиралась к дому какая-то чёрная сила.

– Не знаю, – сказал Белый. – Знаю только, что сейчас должна измениться моя судьба. Или ваша. И будет всё по-другому. Не лучше, не хуже – иначе.

Он подошёл к спящему Паше и положил свою ладонь ему на грудь.

Спящий встал, не размыкая глаз. Теперь это снова был двойник Белого.

– Иннокентий, – сказал Белый Сталкер, не оборачиваясь, – прошу вас на этот раз не вмешиваться. Вы остаётесь за меня…

– Сердце не радеет, – сказал Топтыгин. – Но покорюсь. Прощай, дорога душа. Храни тебя Господь.

– Надо разойтись, – сказал Печкин и жестом показал, что надо убрать мебель. В полном молчании растащили столы и стулья, освобождая место для того, что должно было произойти.

Может быть, сейчас и я что-нибудь узнаю, думал журналист. Вот начнётся эта круговерть… Что-то же я видел, что-то мне приоткрывалось…

Повторился давешний безумный танец, только темп его резко ускорился, мерцающий цилиндр возник посередине бара, и по нему снова пробегали тени и знаки, и музыка зазвенела, и кровь прихлынула к лицу, и жарко, до невозможности жарко сделалось…

– Жарко-то как, – сказал кто-то над ухом. – Не надо спать, потом голова будет болеть…

…Дэн Майский открыл глаза.

– А-а, Витя, – сказал он. – Ну как, починили автобус?

– Нет, – сказал невысокий парень в олимпийке. – Накрылся наш ужин в столовой. Но! Марк Давидович предлагает устроить пикник прямо здесь…

– Знаю, как они вторую машину найдут, – сказал высокий седой мужчина в старомодном берете. – До вечера прокукуем. И зачем я только с этой экскурсией связался? Думал – раз уж занесло в Киев, так посмотрю, чего тут мои коллеги наколбасили… Хорошо молодёжи – они пивом затарились…

– А гид наш сбежал, убоявшись ответственности? – сказал журналист.

– Он улетел, но обещал вернуться, – сказал седой. – А шофёр и не обещал: остановил грузовик и умчался. И поп словил попутку, и девчонки… Одни мы, горемычные… Ну что, народ? Не сядем же мы с юностью весёлой под гитару петь? Пошли наружу, устроимся… Да вон! Катушка от кабеля! Лучше не придумаешь!

Автобус был высокий – «мерседес», и даже непонятно было, что в нём могло сломаться столь основательно. Вплоть до кондиционера. Нет, прочь, прочь отсюда…