Мудрец. Сталкер. Разведчик
Шрифт:
И понурили головы ветераны, и раздумчиво говорили:
– Добрые были сталкеры!
…Жалко, что не дожил Николай наш общий Гоголь до появления Зоны – уж он бы такое написал!
Взять хотя бы бармена Арчибальда. В Зоне ведь бармен тоже больше чем бармен – он и скупщик, он и брокер, он и посредник, он и третейский судья, он и банковский клерк.
Месье Арчибальд работал барменом в «Хардчо» с первого дня – его, должно быть, Большой завёз вместе с импортным оборудованием. Возможно, что Арчибальд даже являлся частью этого оборудования, поскольку был он совсем уж не простой
Во-первых, барная стойка его была глухая – ни он выйти из-за неё в зал не может, ни к нему нельзя зайти.
Во-вторых, передвигался месье Арчибальд за стойкой как-то удивительно плавно, словно не было у него нижней половины туловища, а верхняя как бы скользила на колесиках по невидимым направляющим.
В-третьих, никто никогда не видел, чтобы бармен покидал свой пост ни на секунду – то ли памперсы носил, то ли действительно жил без нижней половины.
В-четвёртых, голова его повязана была алым платком, а борода черна как смоль.
Сталкеры Мастдай и Паганель как-то помазали за стаканом коньяка: есть у бармена ноги или он где пострадал? Для проверки спорщики инсценировали обычную драку, в ходе которой Мастдай врезал Паганелю так, что великий путаник перелетел через стойку и разгрохал все бутылки. К сожалению, Мастдай, как всегда, перестарался, и Паганель ушёл в отключку ещё не долетев до желанного места; так и не открылась ему тайна бармена Арчибальда.
Официантки Кобра и Синильга на все вопросы о своём шефе загадочно улыбались и говорили одно и то же: – А как ты сам-то думаешь?
Другой достопримечательностью бара «Хардчо» была статуя Семецкого перед входом – так некогда гипсовый или бронзовый Ильич охранял райкомы и обкомы покойной КПСС. Толстосумы Предзонья дивились расточительности Большого, потому что выписал он московского скульптора, хотя и на месте хватало умельцев – тот же Мастдай. Но статую босс заказал не простую. Уж не из гипса, не из мрамора – а вообще из ничего.
Пьедестал был настоящим, гранитным, а вот сама статуя – голографическим изображением.
Смотреть на это диво лучше было вечером, без лишнего света.
Легендарный сталкер, как живой, в домашнем халате и в тапочках покоился в совершенно мещанском кресле и держал на коленях кошку.
Иногда изображение исчезало, чтобы так же внезапно возникнуть ровно через две с половиной минуты. Таким образом художник хотел подчеркнуть дуалистическую природу Семецкого: вот он есть, а вот его уже нет.
А кошка на коленях служила намёком для самых неграмотных, потому что всякому неучу понятно, что это – знаменитая кошка Шрёдингера, которая то ли живая, а то ли наоборот. Фифти-фифти.
И никакой это был не аттракцион, а напоминание всем сталкерам о том, сколько разнообразнейших смертей поджидает их во время вылазок…
Глава восьмая
…Уж месяц миновал, а сталкеры в разных уголках Зоны всё продолжали толковать о том, как Белый получил сам за себя выкуп и сколько при этом наварили Матадор, Мыло и Киндер.
Должно быть, немало, потому что с тех пор означенную троицу можно было чуть не каждый вечер застать в
баре «Хардчо», где они широко гуляли и частенько выставляли пиво всем собравшимся. И всегда сопровождал их этот новичок, Печкин, столичный пижон.Сегодня народа в баре было маловато – да это и понятно. Небывалая жара высушила болота, озеро Янтарь обмелело, сгинули питавшие реку Припять речушки и ручейки, открылись новые, ранее недоступные области поиска…
Конечно, ходить в такую погоду нелегко, а снаряга тяжела, и воды приходится брать больше обычного, но зато и риску меньше, потому что солнышко мутантам пришлось влом, иные еле ползают, и даже слепые собаки не гоняют одиноких бродяг, а сидят, вывесив страшные свои языки, да тяжко дышат – так, что вчуже их жалко. Может, и правы учёные люди – это сама природа решила прижечь свою Зону-болячку…
Посетителей в баре было всего-то двое: Огонёк и Техас.
Когда-то Техас и Огонёк были обычными вольными сталкерами, но с приходом Большого решили специализироваться на очистке закрытых помещений, наземных и подземных, и много в том преуспели. Их часто нанимали то одни, то другие группы – в схроне поселились зомбаки, из подвала надо выкурить бюреров…
Огонёк орудовал армейским огнемётом, а Техас, естественно, шведской бензопилой «Husqvarna». Очень хороша бензопила супротив кровососа, очень способствует! Заказчики тоже были неподалёку, прикрывали огнём на всякий случай. Весьма хлебным оказался бизнес Огонька и Техаса.
А сейчас они сидели без дела, потому что все сталкеры ходили нынче по верхам, в норы и развалины не лазили, торопились собирать относительно лёгкий урожай, пока стоит такое вёдро. – И почему в Зоне леса не горят? – сказал Техас. – Россия горит, Украина горит. Зона не хочет. Ни лес, ни трава. Камыши на болотах и то не горят… А ведь там «жарка» на «жарке»…
– А ты вообще хоть один пожар в Зоне видел? – сказал уже хороший Огонёк.
Техас напрягся и отрицательно помотал головой.
– И я не видел. Раньше потому что всё сырое было, а сейчас не знаю почему.
– Ты дерево струёй поджечь пробовал?
– Я что – идиот? Мало ли как оно отреагирует. Мало ли кто с него спрыгнет…
– А хорошо бы, – сказал Техас. – Чтобы вся мутня побежала, весь личный состав… Под пулемёты на Периметре…
– Разве раньше мутня не бегала под пулемёты перед Выбросом? Ещё как бегала. Пулемётчики с ума сходили…
– Тебе их, что ли, жалко? – сказал Техас.
– Нет, – сказал Огонёк. – Хрюли их жалеть, вояк да миротворцев. На то Белый есть, главный жалельщик… Да Болотный Доктор…
– Не говори так, – сказал Техас. – Белый хоть мутантов не спасает. А вот прижмёт нас где-нибудь в подземелье, так и Белого вспомнишь. Если повезёт, придёт за нами Белый и скажет – только одного могу вытащить. Тут я ему и сообщу, какие слова ты про него говорил…
– А Белому по барабану, – сказал Огонёк. – Он таких отморозков, бывает, выручал… А я что? Я честный сталкер-огнемётчик. Да и ходит нынче Белый с этим… С Топтыгиным. А вместе они хоть троих поднимут.
– Слушай, – сказал Техас. – А обязательно Белому человека усыплять шприцами этими стреляющими?