Мудрость эксперимента

Шенг лишь расстроенно кивнул.

— Ладно, разойдитесь, — троица парней перекрывала крыльцо так, что не пройти. — Посторожите пока сами. На Бурана поглядывайте, он опасность раньше вас почует.

— А куда ты? — Шенг вместе с остальными шустро вскочил с крыльца и, шагнув ближе, уставился на меня с надеждой.

— Не будем утомлять Лену общими советами. С ней можно поговорить и сейчас, пока девушки моются. Заодно, ногу её проверю.

Выглядела Сметана паршиво. Бледная, со свалявшимися сосульками волосами, липкая от пота. Глаза запали, под глазами тёмные круги. Ну и, от неё всё ещё резко пахло чем-то химическим. Даже медвежонок предпочёл сидеть в углу, в гордом одиночестве.

— Всё плохо, да? — слабо улыбнулась Лена. Похоже, всё поняла по моему взгляду.

— Зря ты отказалась помыться, — отозвался я и притормозил у стола. Нарезанные и выложенные в тарелки закуски — колбасы, сало, сыр — подсохли, заветрились. Я свалил всё в одну кучу и отдал медвежонку. — Девочки тебе помогли бы. Может, ты хоть немного свежее себя начала бы чувствовать. С потом из тебя отрава выходит. Возможно, не только змеиный яд, но и вообще вся дрянь, которую ты в течении жизни успела цепануть. Ртуть, свинец, чёрт знает что ещё.

— Не хочу, — она вздохнула. — Я не готова к тому, что девчонки немногим младше меня будут ухаживать за мной, как за инвалидом.

— Я видел инвалидов, Лен. Видел молодых парней, оставшихся без рук и ног. Без глаз. С трубками, загнанными в мочевой, и выводящими мочу в пакетики у пояса. Просить помощи у товарищей не стыдно. Тем более, тебе ещё повезло. Скоро навык отработает, и ты вернёшься к нормальной жизни.

Она потупила взгляд. Тихо ответила:

— Нормальной жизни всё равно больше не будет.

Я уселся на кровать в ногах у девушки, вздохнул:

— Я знаю девочку, которая до тринадцати лет занималась танцами. Не потому что родители погнали в какой-то кружок, чтобы она не мешалась под ногами. Ну, или, как это бывает — пытались через неё закрыть какие-то свои гештальты. Нет, она занималась этим сама, по зову сердца. Её зовут Саша, и я очень надеюсь, что сейчас у неё всё в порядке.

— Будет какое-то «но», да? Я не уверена, что хочу слушать эту историю.

— Тебе нужна эта история. Человеческие тела, Лен, удивительны. Просто поверь мне, я знаю, о чём говорю. Иногда просто не верится, на что способен человек, что он может выдержать, преодолеть. И в то же время, человеческие тела невероятно хрупки. С Сашей не произошло никаких душераздирающих историй с авариями, смертями. Ни офигевших мажоров на «Гелендвагене», ни удолбанного водителя такси в конце двадцатичасовой смены — ничего такого. Она просто упала с лестницы. Так иногда бывает — просто оступилась. Но, она сломала позвоночник, и ей парализовало ноги.

Лена закрыла глаза, у неё задрожали губы. Я не остановился:

— Саше было тринадцать лет. И, знаешь, родители ничего не могли с этим сделать — девочка закрылась, потеряла интерес к жизни. Психиатры и антидепрессанты разве что помогли сгладить истерики. Она будто добровольно превращалась в овощ. И тогда её дед — очень хороший мужик, пусть и крепко так контуженный — уговорил отдать её на лето к нему. Семёныч — друг моего отца, мы с ним вместе владеем турбазой, совмещённой с маральником. Ну, как — я пришёл практически на всё готовое, но хорошо так вложился в дело деньгами. Вот к нам в маральник Семёныч Сашу и привёз.

— Никит, — сказала Лена тихо. Голос у неё осип. — Я всё поняла. Пожалуйста… Я люблю детей, и… Просто давай ту часть, где у неё всё хорошо, она пережила это — и я тоже переживу, потому что у меня вообще фигня рядом с её проблемами?

— А мы так точно не запорим весь воспитательный эффект от беседы?

— Я всё поняла. У Саши всё хорошо?

— Если повезёт, вы даже познакомитесь. Она сейчас на турбазе, это или в соседнем осколке, или максимум через один от нас. Семёныч сделал для неё переноску, таскал на спине по лесу. Водил кормить маралов, козлят показывал — она очень их любила до несчастного случая. Юля приехала, они всегда хорошо ладили. Саша, в общем-то, была такая же язва хитрая, как Юля. Только, ничего не помогало, пока она не услышала, что я хочу купить щенка.

— Это… Это твой Буран был?

— Угу, Саша со мной попросилось. Ясное дело, поехали толпой — Семёныч и Юля тоже захотели с нами. Саша в первый раз сама что-то попросила, о чём речь вообще? Ну, и она сама выбрала щенка. Скорее всего, потому что он ей её саму и напомнил — самый маленький и слабый в помёте, он даже сидел отдельно от остальных, чтобы не обижали. И дрожал, понимаешь, как самая тощая чихуа-хуа.

— Буран?

— Ага. Сашка мне-то первое время моего же пса отдавать не хотела. Может, даже совсем бы его у меня отработала — но как хаски в городскую квартиру заберёшь? Так что, мы чуть позже сошлись с ним в настоящей мужской дружбе, а до этого Саша его, как ребёнка родного тискала. Кутала, кормила с бутылочки…

— Так она смогла принять инвалидность?

— Да, ей полегчало. У нас она каждое лето проводит теперь. Ну и, Буран её до сих пор обожает. Что сказать, мы друганы просто, а Саша — мамка его.

Лена улыбнулась — так тепло, что даже смертельная усталость как будто бы ненадолго оставила её лицо.

— Значит, Буран ещё больший герой, чем я думала… Ладно, Никит, прости. Ты прав, я зря расклеилась. Да и ребятам лучше видеть, что я остаюсь сильной. Всё таки, они младше, и это я должна поддерживать их боевой дух.

— Верно. Давай-ка теперь ногу твою посмотрим. И, раз уж ты в баню не пошла — сменим повязку, промоем рану и всё вокруг от этой вонючей дряни оботрём.

— Может, ты перестанешь называть меня вонючей? — надо же, в голосе за наигранной обидой прозвенела сталь.

— Это, Лена — медицинский факт. Вот детокс закончится, и ты будешь свежей, благоухающей — и далее по списку нравящихся тебе эпитетов. А пока что есть, то есть.

— Ладно, сладкоголосый дьявол, — буркнула она. — Пока что ты выкрутился, но я всё запомнила. Просто имей в виду.

— Хорошо.

Её нога выглядела гораздо лучше. Опухоль сошла полностью, ранки от укуса затянуло коростами, чернота пропала совсем, развалившись на множество разноцветных синяков.

Я аккуратно протёр бедро марлей с хлоргексидином, собрав липкий химический пот — он осел на кусочке белого бинта грязными жёлтыми разводами.

Укус снова залепил — пусть будет закрыт, чтобы никакая дрянь не попала. Но, в общем и целом, Сметана явно выздоравливает, навык и поднятая до максимума выносливость порешали. Слабость, видимо — побочный эффект от её исцеления, организм все ресурсы пустил на борьбу с ядом.

— Ладно, — я поправил подол её юбки, спрятав от глаз стройную ногу. — У меня есть разговор. Что ты можешь сказать про Шенга? Честно, я не очень-то раскусил этого парня. Он спокойный, может сохранять хладнокровие, когда надо. Но, интерес к прокачке у него какой-то слишком нездоровый, даже детский, блин. Как у четырнадцатилетнего пацана восторженного. Ну и, честно — мне кажется, парень не очень умён.

Дверь была закрыта, парни нас услышать никак не могли, так что все свои мысли я вывалил прямым текстом.