Муха в самолете

Отдернув занавеску, я обнаружила кота все в той же позе, только пена на шерсти съежилась и почти исчезла.

– Милый, – заворковала я и стала очень осторожно поливать Бакса из душа.

Сначала направила струю на лапки, затем на хвост и на спинку. Голову кота, не пострадавшую от масла, я не намыливала, хватит с Бакса на сегодня стрессов и без мытья башки.

Теплая вода журчала, кот не выказывал никакого сопротивления. Животное, похоже, было грязным до предела, потому что с него стекала темная, почти черная жидкость. Я старательно терла Бакса рукой, промывала его нежную, шелковистую кожу. Кожу! Шланг выпал у меня из рук. Я уставилась на Бакса и почти лишилась чувств.

На белой эмали восседал кот самого странного вида. Лапы и шея нормальной, так сказать, лохматости, а тело почти лишено шерсти. На спине Бакса виднелись только редкие пучки шубки, а из филейной части торчал длинный, розово-серый, похожий на толстую макаронину хвост.

Я села на коврик.

– Матерь божья! Почему ты покрылся проплешинами?

– Мяу, – тихонько ответил Бакс и затрясся.

Я схватила чей-то не слишком чистый халат, розовый с фиолетовыми розочками, замотала в него кота, прижала к себе и горестно воскликнула:

– Ну и таблетка! Хорошее болеутоляющее.

Бакс засунул голову в махровую ткань и затих, а я, обретя способность мыслить, оглядела дно ванны, покрытое смытой кошачьей шерстью, потом взяла бутылочку с шампунем и внимательно прочитала этикетку. Посередине крупными буквами было написано «Seife». Все правильно, это мыло. Пальцы крутили бутылочку, на дне обнаружилась еще одна бумажка с текстом, который я легко перевела на русский язык: «Идеальное средство для детей. Моет чис­то, без слез, не аллергенно. Не употребляйте внутрь!» Жидкость была создана для детей и никакого вреда Баксу нанести не могла!

Прижав к себе халат с притаившимся внутри котом, я, почти потеряв над собой контроль, побрела по коридору. Что скажет Линда, увидев вместо своего любимца чудовище?

Добравшись до чуланчика, я предварительно закрыла изнутри шпингалет, развернула Бакса и стала внимательно осматривать зверя. Никаких ссадин или ран на нем не было, кот тихо лежал на халате, преданно заглядывая мне в глаза. Я быстро завернула страдальца, животное довольно заурчало.

– Вот что, – шепнула я, – ты пока лежи тут, а я попробую поговорить с врачом.

Телефон у Линды стоял в прихожей, над аппаратом висело объявление: «Межгород не набирать!» Я покрутила допотопный диск и попросила:

– Подскажите номер скорой ветеринарной помощи.

– Пишите, – равнодушно прозвучало из трубки.

Обрадованная столь удачным решением проблемы, я опять потерзала аппарат и, услыхав тихое: «Алло», поинтересовалась:

– Это врач для животных?

– Да.

– Мой кот выпил обезболивающее.

– Какое?

– Не знаю. Растворила таблетку в молоке, а он польстился.

– Название препарата?

– Не могу сказать, такая розовая пилюля.

– Девушка, лекарства различают не по цвету.

– Ну да, верно, я вообще-то хотела сама его выпить.

– Неизвестно что?!

– Э… а… ага!

– Понятно. Что с котом?

– Он теперь местами облысел!

– Что?!!

– Но не от мыла, оно детское, понимаете, я вымыла его шампунем.

– Зачем! – вздохнул ветеринар. – Отчего столь идиотская затея пришла вам в голову? Кошек не положено купать.

– Он в сайру упал, с маслом, – попыталась я объяснить ситуацию, – выпил таблетку, я хотела его утешить, дать рыбки.

– Привозите кота, – резко перебил меня врач, – многие лекарства для человека смертельны для животных! Чем быстрее доставите несчастного, тем лучше. Адрес знаете? Записывайте! Да прихватите с собой упаковку из-под лекарства!

Повесив трубку, я схватила валявшуюся у двери спортивную сумку. Так, лечебница недалеко, пара остановок на метро, укутаю Бакса…

Внезапно из кухни понеслись дивные звуки, я уже упоминала о том, что привычки посещать консерваторию у меня нет, в музыкальную школу я тоже не ходила, и если случайно натыкаюсь по телевизору на канал «Культура», который транслирует симфонический концерт, то мгновенно переключаюсь на другие программы. Я, конечно, слышала имена Чайковского, Мусоргского, Баха, Моцарта и иже с ними, но произведения их не различаю и никакой радости от общения с классикой не испытываю, сразу хочется спать.

Но звуки, лившиеся из кухни, завораживали. Нежная, щемящая мелодия схватила за самое сердце. Внезапно в голове возникло воспоминание. Вот Раиса тащит маленькую Вилку на санках, я плотно закутана в старую шубку, доставшуюся от выросшего сына соседки, на ногах валенки с калошами, на голове толстая вязаная шапка. Неожиданно «дровни» резко поворачивают влево, я, не сумев удержаться, падаю в снег и лежу в сугробе тихо-тихо. Белая масса залепляет глаза, потом от дыхания она слегка тает, я поднимаю веки и вижу снежинку дивной красоты, многоугольную конструкцию, переливающуюся разными цветами. Она так хороша, что по щекам начинают катиться слезы.

Крепкие руки резко поднимают меня, на затылок опускается ладонь.

– Свалилась и сопит, – рявкает Раиса, – вот дура, прости господи, за что мне это наказание! Эй, чего не отвечаешь! Вилка! Отзовись! Куплю тебе конфет! Хорош молчать!

Но я лишилась речи, красота только что увиденной одной-единственной снежинки поразила меня до слез и остолбенения, никогда до этого в жизни я не сталкивалась с прекрасным. И вот сейчас, точь-в-точь как в детстве, я застыла, погрузившись в музыку, невероятно печальную, но одновременно и радостную, светлую. Меня словно приподняло над землей и повлекло вдаль, вверх, к свету и солнцу, стало ясно, что происходящее сейчас – ерунда, впереди меня ждет удача, все будет хорошо, я рождена для счастья…

– Ролька! – донесся из коридора грубый крик. – Сейчас же прекрати, просто сил нет терпеть!

Я потрясла головой, стряхивая наваждение. Надо же, как здорово играет юноша, скрипка унесла меня в какие-то райские места, на самом же деле я стою в грязном коридоре квартиры Линды, а навстречу, переваливаясь с боку на бок, идет Зина, взъерошенная, в мятом халате.

– Ролька, – кричала лентяйка, – хватит пиликать! Только отдохнуть прилегла, весь день работала до трясучки! Ну сколько можно трендеть!

Я с возмущением посмотрела на Зину и хотела воскликнуть: «Какое право ты имеешь делать замечания талантливому музыканту, у него сегодня концерт!» Но тут из кухни выглянул Ролик и тихо сказал:

– Прости, мама, но я решил, что ты ушла в магазин.

У меня отвисла челюсть.

– Это твой сын? – недоверчиво спросила я у Зинаиды.

– Ага, – почесываясь, ответила та, – извел меня просто, целый день ящик перепиливает, вжик, вжик, вжик. Ни сна, ни отдыха. Только сядешь телик посмотреть, пожалуйста вам, скрипит за стеной. А я, между прочим, весь день пашу домработницей, чужую грязь таскаю, чтобы его обуть, одеть и прокормить.