Мулатка в белом шоколаде

И Наталья Владимировна сдалась. Посмотрев на подруг с отчаянием, она прошептала:

— Умоляю вас, уходите! Уходите! Мой муж ничего не должен знать!

— Чего именно?

— Уходите! — шепотом заклинала подруг Наталья Владимировна, причем на глазах у нее навернулись настоящие слезы, и вообще женщина была близка к истерике. — Ждите меня внизу! Я к вам выйду и все объясню!

Ошеломленные ее натиском подруги покорно ретировались. Сила отчаяния пожилой женщины сразила их. И потом, она же умоляла их скрыть какую-то тайну от ее мужа. От мужчины! Тут уж в подругах невольно проснулась женская солидарность, и они сочли за благо уступить.

Устроившись внизу на нарядной лавочке возле такой же нарядной новенькой детской площадки с горками, песочницами, качелями, кольцами, турникетами и прочими приспособлениями для лазания, ползания и игры, подруги принялись ждать. В этот час детишек на площадке было уже прилично.

— Отрадно видеть, что хотя и не у всех граждан есть возможность отправить своих чад на летний отдых за город, но это их не останавливает, и рождаемость в нашей стране неуклонно растет, — процитировала Леся строки из недавно слышанной речи какого-то спикера.

— Ага, только ты посмотри, тут играет около двадцати детишек, — сказала Кира. — И как минимум десять из них нерусские.

И в самом деле, возле площадки колыхались полные женщины в длинных юбках, бдительно присматривающие за своими черноглазыми, нарядно одетыми детишками.

— Ну и что? Были бы здоровенькие, — возразила Леся, и Кира молча с ней согласилась.

В самом деле, есть ли разница, какого цвета будут глаза у будущих россиян? Были бы хорошие люди. А остальное, как говорится, приложится.

Наталья Владимировна появилась во дворе лишь спустя четверть часа. Впереди нее на поводке скакала беленькая болонка с кокетливым розовым бантиком на голове. Ее хозяйка пролетела мимо подруг, не поворачивая головы и лишь прошептав им:

— Идите за мной!

Она обогнула угол дома. И только тут спустила с поводка болонку и замедлила шаг.

— Ну и заставили же вы меня понервничать! — заявила она подругам, закуривая длинную, пахнущую ментолом сигаретку. — И как вы додумались явиться прямо ко мне домой со своими расспросами?

— А куда мы должны были прийти?

Наталья Владимировна не ответила. Вид у нее был смущенный.

— Я не могла говорить при муже! Он ничего не должен знать! Он думает, что я происхожу из приличной семьи!

— А на самом деле?

— Что вы спрашиваете? Вы же явились ко мне с расспросами о моей невестке!

— Невестка — это сестра вашего брата?

— У нас в деревне так называли сестру мужа! — сухо поправила ее Наталья Владимировна. — Не знаю, как тут у вас. Да мне и все равно!

— А у вас — это где?

— Деревня Жихаревка, — ответила Наталья Владимировна. — Вологодская область. Слышали про такую?

— Нет, — откровенно признались подруги.

— И неудивительно, — хмыкнула женщина. — Еще когда я маленькой была, там уже все хирело. А уж сейчас! Удивлюсь, если там хоть пара старух осталась!

— Подождите, вы же сказали, что вы сами тут родились. В Питере!

— В этом самом доме!

Наталья Владимировна помотала головой:

— Не родилась, а после эвакуации поселилась.

— Все равно!

— Это муж мой так считает, что я городская жительница, — сказала Наталья Владимировна, сильно затянувшись сигаретой. — На деле все совсем не так было!

И, отбросив погасшую сигарету в траву, она начала рассказывать. Родилась Наташа Курина в очень бедной семье. В деревне у них народ вообще жил небогато. Что поделаешь, такие уж у них места. Хлеб родил плохо, огород кормил того хуже. Оставалась надежда на скотину да на ремесла. Но ремесла в деревне в советское время пришли в упадок. Не было рынка сбыта. А вот скотина кое-как позволяла прокормиться.

И маленькая Наташа, едва научившись стоять на слабых ножках, уже знала, что входит в ее обязанности. Нарвать столько-то травы для кроликов, чтобы те за короткое северное лето успели нагулять побольше жирку и наплодить побольше потомства. Потом, когда подросла, ей поручили присмотр за овцами, козами и свиньями. Впереди Наташу ждала стезя доярки в родимом колхозе.

— По стопам матери пойдешь! — заявлял ей подвыпивший отец. — Она тебя всему, что сама знает, научит. Так сказать, передаст эстафету.

Наташа с ужасом смотрела на изуродованные дойкой руки матери и в душе клялась, что с ней такого не случится. Нет уж! У нее руки будут мягкие и белые. Как у той женщины на висящем на двери календаре. У женщины со слегка циничным взглядом голубых глаз и тщательно причесанными светлыми волосами. У самой Наташи глаза и волосы были еще лучше. И она просто не понимала, чего ради должна сгинуть в коровьем навозе, рано состариться и никогда, никогда в жизни не видеть продыха от тяжелой деревенской работы.

Спасение виделось Наташе в большом городе. В Ленинграде у нее жила тетка. К ней и отправилась Наташа под видом поступления в сельскохозяйственный техникум. На самом деле с теми знаниями, которые получила девочка в деревенской школе, трудно было рассчитывать даже на училище. Но Наташа умела мечтать. И, как ни странно, жизнь оказалась добра к ней.

Одинокая городская тетка, как ни странно, встретила племянницу приветливо. И даже прописала ее к себе. А затем посоветовала поступить в училище на специальность швея-мотористка.

— Все лучше, чем в коровнике горбатиться! — сказала она племяннице. — Учись, а там, глядишь, и жениха себе подходящего сыщешь! Город большой, парней много.

Но так только казалось на первый взгляд. То ли Наташа хотела получить Луну с неба и сознательно выбирала себе таких кавалеров, только попадались ей одни снобы. Едва услышав, что имеют дело с будущей швеей-мотористкой, еще совсем недавно работавшей в коровнике, они дружно воротили свои породистые носы и исчезали с Наташиного горизонта.