Мумия блондинки (Сборник)

— Спокойно, малыш,— вмешался старый убийца, приближаясь.— Дай мне свое ружье.

Он говорил грубым голосом, с уверенностью и спокойствием, как старый учитель, делающий замечание ученику за нарушение дисциплины.

—Дай! — повторил он.

— Назад! — прошипел Этторе.

У него были безумные глаза, рот перекосился. Мафиози сделал еще шаг вперед — и Этторе выстрелил. Выстрел снес старому убийце половину лица. С пронзительным криком молодая блондинка бросилась вперед. Крик испугал Этторе. Он повернулся и выстрелил во второй раз, попав блондинке в живот. Пусси Кэт завертелась, прижав руки к животу, дико крича, потом повалилась и больше не двигалась.

Этторе бросил свое разряженное ружье и лихорадочно стал вытаскивать из-за пояса револьвер. Кинжал Гунтера взлетел в воздух и на три пальца вонзился в основание горла Этторе. Красавчик с удивленным видом открыл рот и вырвал кинжал. Затем посмотрел на Гунтера все с тем же выражением удивления и упал на колени. Потом уткнулся лицом в пол.

Гунтер подошел к Пусси Кэт. Она держалась обеими руками за свой разорванный живот. Кровь сочилась сквозь пальцы. На таком близком расстоянии крупный заряд проделал в теле дырку, величиной в два кулака... Между тем девушка была еще жива. Она открыла рот, явно желая что-то сказать, по смогла лишь прошептать:

— Кретин...

Потом умерла и лежала, неподвижная, с открытым ртом и устремленными вверх глазами.

— Да,— заметил Г унтер,— настоящий кретин!

Он перевернул Этторе ногой. Донжуан из Санта-Маргарита ди Пула был мертв.

Послышался шум шагов по палубе, и появился старый бородатый моряк. Он посмотрел на три распростертых тела, потом на ружье, которое Бассович подобрал и успел уже зарядить двумя патронами из кармана покойного Этторе.

— Мама миа! — пробормотал старик, крестясь.

— Это издержки производства, мой друг,— сказал Коста.— Они умерли все трое.

Бородач с опаской покосился на ружье.

— Послушайте, патрон, я всего лишь бедный рыбак...

— Знаю, знаю,— перебил его Бассович.— Не напрягайся! Что мы теперь будем делать? — обратился он к Гунтеру.

— Отправимся в Неаполь, как было условлено,— пожал тот плечами.

Близ берегов Имиа они появились на следующий день, к концу вечера. Все три тела были утоплены с достаточным грузом на ногах, чтобы не смогли всплыть. Старый моряк вспомнил все молитвы, какие знал, прежде чем опустить трупы в море.

В этом месте, как он пояснил, встречались ямы глубиной более тысячи метров. Гунтер и Бассович видели, как один за другим тела погружались в воду и исчезали в ее синей глубине.

— Прекрасная могила все же,— произнес Гунтер.

Когда наступила ночь, судно подплыло к неаполитанскому порту, к молу Боверелло, куда обычно причаливали корабли с туристами. Не успел старый моряк закрепить швартовы, как высокий молодой человек подошел к краю причала.

— Вы господа Гибсон и Андропулос? — спросил он с небольшим акцентом.

— Да.

— Я от господина Фонтини.

— Мы следуем за вами.

— Предмет, который сопровождает вас, здесь?

— Да.

— В таком случае мы можем погрузить его в наш фургон,— сказал молодой человек.

Фургон оказался закрытым черным «фиатом» с номерными знаками Ватикана. Туда и поставили гроб, в котором фальшивая мумия заняла свое место, предварительно будучи завернута в покрывало. Старый моряк с беспокойным видом ожидал окончания операции, стоя на краю пристани.

— Мне кажется, нам не о чем больше говорить друг с другом, камарад,— сказал ему Гунтер.— Попутного ветра и доброй ловли!

Тот не заставил повторять это дважды. Он поклонился, приложив два пальца к поношенной каскетке, и прыгнул на барку с легкостью юноши. Судно отчалило так резво, что лопнули канаты. Очень скоро его огни затерялись вдали.

А Гунтер и Бассович влезли в фургон, который на большой скорости покинул порт и направился к автостраде делла Марина.

Кабинет был огромен. Свет проникал сквозь маленькие окна, которые окрашивали его в золотистый цвет, отражавшийся на блестящем паркете. Между окнами фрески Мелоццо и Форли представляли группы ангелов и бородатых пророков. Громадный Христос занимал всю стену около рабочего стола. Слышен был плеск фонтана под окнами.

Гунтер и Бассович встали, когда Его Преосвященство Понти, кардинал-викарий из Государственной канцелярии папы, вошел в кабинет быстрыми шагами. Он очень был похож на доброго кюре из какого-нибудь селения, с густой порослью волос на руках и в ушах, красноватым цветом лица и двойным подбородком. Глаза его были живыми и холодными — настоящие глаза дипломата.

— Садитесь, садитесь,— очень приветливо обратился он к ним.— Мы будем говорить без церемоний, не так ли?

Кардинал пренебрег высоким стулом у рабочего стола и сел в кресло подле посетителей.

— Спасибо, что пришли. Последние дни для вас были насыщены событиями и волнениями, а? Я в курсе, в курсе дела... Мы знаем о несчастье наших сыновей Святого Франциска, в тех местах, где, кажется, мало еще почитают Христа...

Он сложил свои толстые руки на коленях и сощурил глаза.

— Но, в конце концов, вы здесь, живые, здоровые, а это главное. И вы привезли бренные христианские останки этой несчастной женщины...

— Я прошу у вас прощения, Ваше Преосвященство,— осторожно начал Г унтер.— Но мы не привезли бренных останков Мерседес Руйц-Ибарра...

Кардинал-викарий удивленно поднял одну бровь.

—Не привезли?

— Нет. То, что мы привезли,— это манекен, который находится в гробу.

Наступило молчание.

— А! — наконец произнес кардинал-викарий.— Вы знаете...

— Мы знаем, но хотели бы узнать, где находится настоящая мумия усопшей жены президента.

Толстый человек деликатно почесал себе нос, потом сложил руки на животе и понизил голос:

— Может быть, я вас ошеломлю, мои дорогие сыновья, но нет больше бренных останков Мерседес Руйц-Ибарра...

Гунтер и Бассович переглянулись.

— Я не совсем хорошо вас понял, Ваше Преосвященство,— сказал Г унтер.

— Между тем все это очень просто, увы! — сказал кардинал-викарий.— Это было в 1956 году, когда правительство, которое свергло Руйц-Ибарро, решило избавиться от усопшей: она их слишком смущала. Вы знаете о том, что отряд офицеров темной ночью проник в Дом Синдиката и унес гроб. Тогдашнее правительство пыталось потом уничтожить все следы, захоронив в различных местах похожие гробы. Но относительно захоронения настоящей мумии усопшей обратилось в Ватикан. Царствующий папа — будь благословенно его имя! — посчитал возможным исполнить эту просьбу и поручил монсиньору да Магистрису столь деликатное дело. Он решил, что забальзамированное тело должно быть похоронено секретно, под вымышленным именем, в часовне какой-нибудь маленькой духовной общины в Италии.