Мурзик
Шрифт:
– А как же учеба, – еще не совсем осознав открывшиеся перспективы, продолжала сопротивляться Мурзик, – как же мое углубленное изучение языка?
– Глупая! Вот теперь, когда тебе не надо тратить время на учебу в институте, ты и можешь заняться углубленным изучением языка и всего остального в придачу.
Мурзик ошалело стала смотреть на меня и упорно молчать, видимо, не находя в себе силы поверить этому, но через некоторое время все же спрятала в сумочку корочки и нервно закурила сигарету.
В это время мы как раз проезжали мимо Военторга,
– Мурзик, чего ты здесь забыла? Или тебе захотелось купить мне солдатские кальсоны?
– Размечтался! Кальсоны все давно перешиты на «бананы». У меня здесь работает подружка в секции мехов, она мне обещала достать недорогую шубку…
Подойдя к прилавку, Мурзик узнала от продавщицы, что ее подружка сегодня выходная. Очень от этого расстроившись, Мурзилка решила было уйти, но остановилась у витрины. Там была выставлена шуба из песца.
На ценнике была цена – 19000 руб.
Я тоже заинтересовался, для кого в нашем рабоче-крестьянском государстве продаются такие шубы? (Дело происходило до 2 апреля 1991 года.)
Если рабочий получает, предположим, триста рублей в месяц, то чтобы купить своей жене эту шубу, ему надо работать четыре с половиной года, а содержать детей будет его жена. А раз эта шуба не по карману простому смертному, то какого черта ее выставили на всеобщее обозрение? Однозначно – чтобы злить народ!
– Нравится? – спросил я Мурзилку.
Та посмотрела на меня, как на изверга, и ничего не сказала.
– Хочешь, я тебе ее куплю?
– Не зли меня, – ответила Мурзилка.
– Девушка, – обратился я к продавщице, – я хочу купить эту шубу. Давайте ее померим.
Продавщица также злобно глянула на меня и огрызнулась:
– А деньги у вас такие есть?
– Конечно, – сказал я и достал из кармана куртки две пачки сторублевок.
Продавщица засуетилась, позвала заведующую, вместе они вскрыли витрину, напялили шубу на обалдевшую Мурзилку. Шуба была как раз. Я отдал деньги, предварительно вынув из одной пачки десять «Кать» и, взяв под руку Мурзилку, удалился.
Только в машине Мурзик обрел дар речи:
– Ты, что, обалдел?
– Ты о чем, дорогая?
– Что я скажу родителям?
– Скажи, что нашла ее на улице.
– Около дома?
– Ага!
– Гнус!
– Да, вот она – черная неблагодарность! Что я ни сделаю, все равно гнус!
– Кто же виноват, что ты на самом деле гнус.
– Только ты, дорогая!
Выйдя из машины у салона Славы Зайцева, Мурзик почему-то грустно взглянула на меня и сказала:
– Ты знаешь, что-то мне расхотелось к нему.
Я крепко обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.
– Привыкай Мурзилка к роскошной жизни.
Войдя в вестибюль салона, я поймал за руку первую попавшуюся «зайчиху» и, демонстративно сунув ей в руку стольник, приказал вести нас к Зайцеву…
…Мы сидели в демонстрационном зале, а перед нами сам Зайцев объяснял назначения
различных своих моделей, которые демонстрировали нам под музыку манекенщицы.После каждой модели я спрашивал Мурзилку: «Нравится?» и, если она отвечала утвердительно, то делал знак и модель откладывали.
Через два часа моей Мурзилке понравилось шестьдесят семь моделей. Попросив ее немного подождать, я вышел из зала и отдал Зайцеву 2 670 тысяч рублей залога.
Отобранные модели упаковали и отвезли по указанному мной адресу. К завтра их вернут, и как я объяснил, их скопируют на моем новейшем роботизированном пошивочном комплексе и пошьют их копии с учетом замечаний и пожеланий Мурзилки, и ее размером соответственно.
Потом в тайне от Мурзилки их привезут к Зайцеву, и он их выдаст как будто сшил сам.
Мне стоило больших трудов уговорить его пойти на эту сделку. Он долго не мог понять, как можно скопировать его «гениальные» модели в таком количестве за одну ночь без ущерба качества, и только осознав, что практически, не ударив палец о палец, за это получит 2 670 тысяч рублей, он, немного покорежившись, согласился.
Скачок во времени мы совершили, проезжая подземным туннелем на Садовом кольце, и я привез Мурзилку к ней домой во вчера к шести часам. Перед этим мы довольно пространно пообедали в «Космосе».
Отпустив ее с миром, я прямо из машины телепортировался в сады Семирамиды и, лежа под цветущим фиником в обществе прекрасных и юных дев, с интересом стал наблюдать, как встречают моего окабаневшего Мурзика дома.
Мой второй интеллект, разделавшись с обустройством командировки мурзячьих родителей, отправился шить зайцевские хламиды.
Мурзилка, облаченная в девятнадцатикусковую шубу, робко открыла дверь своей квартиры. В коридоре никого не было. Повесив злосчастную шубу на вешалку, она на цыпочках прошла в большую комнату.
Ее мама, уже порядком вымоталась, собирая вещи в дорогу на Огненную Зеландию и сидела в кресле, мысленно прощалась со своим домом.
Мурзик как можно ласковей улыбнулась и сказала:
– Здравствуй, мамочка!
Мама тоже, чувствуя свою перед дочерью вину, нежно промолвила:
– Здравствуй, доченька!
После чего они нежно и страстно обнялись и заплакали, каждый о своем.
Тут вошел в комнату папа и при виде дочери и во исполнении святых отцовских чувств выдавил из себя скупую мужскую слезу.
Первой начала разговор мама:
– Доченька, а у нас для тебя есть новость!
Доченька сразу же насторожилась от такого вступления, в душе опасаясь самого страшного – что ее родители, наконец, решились на старости лет исполнить ее детскую мечту, и спешат сообщить ей, что скоро у нее появится маленький братишка.
– Мы с твоим папой сегодня ночью улетаем в загранкомандировку!
– Куда?
– В Гвинею-Окинаву.
Мурзик ничего не понимая опять поинтересовалась:
– И надолго?