Мурзук

«Саламат говорил, – вспомнил джигит, – отсюда видно гнездо».

Он подошел к самому краю пропасти и стал осматривать отроги хребта. В одной из скал было два темных углубления. Над верхним торчал камень. Джигит долго всматривался в него и наконец различил на нем черную фигуру сокола.

Сапсан сидел неподвижно, как вделанный в скалу, весь прямой и твердый.

«Где-нибудь рядом и гнездо», – решил джигит.

Сзади из травы выпорхнул жаворонок, запел и с песней стал подниматься в голубеющую высь.

Сапсан повернул за ним голову. И остался сидеть без движения.

С треском и хлопаньем сорвался под ним дикий голубь. Толчками помчался вверх мимо скалы – так близко, что сокол шутя мог схватить его тут же, рядом со скалой, на которой сидел.

Но сапсан только проводил его глазами.

«Соседей не трогает, – подумал Гассан. – Голубь его видит и не боится».

Солнце взошло.

В темном углублении под камнем, где сидел сокол, что-то зашевелилось.

«Птенцы», – сообразил Гассан.

Сокол распустил крылья, широкой грудью подался вперед, вниз – и сорвался со скалы.

Косые крылья легко взнесли его над пропастью. Сделав в вышине две головокружительные мертвые петли, сапсан стремительно понесся над горами.

«Надо поспеть, пока не вернулся», – подумал Гассан.

Он смерил глазами пропасть, расстояние до скалы, высоту скалы до углубления, где гнездо, – и улыбнулся. Теперь ему ясно было, почему Саламат сам не попробовал достать птенцов: до соколиного гнезда мог добраться только тот, кто не дорожит жизнью.

Гассан посмотрел вниз. Там черным жуком осторожно взбирался по крутой тропе Саламат. Взглянул вверх. Там маячила в вышине знакомая темная точка. Восторг охватил джигита: показался ему вдруг необычайно просторным мир, охватило желание смелых подвигов – чтобы, как сокол, мчаться и биться с врагом в воздухе.

– Гляди, как у нас! – крикнул он темной точке и погрозил кулаком в небо.

По краю пропасти Гассан подбежал к отрогу, легко перепрыгнул на острый его гребень. Справа и слева от него обрывалась бездна, а он скакал с камня на камень, и у него не кружилась голова, он не испытывал никакого страха. Опасная игра захватила его. Он думал: «Что смерть? Она в ауле, в степи, в ущелье – всюду».

Он быстро добрался до скалы. Тут ему пришлось остановиться и тщательно осмотреть каждый уступчик и выступ, каждую выбоинку, – куда поставить ногу, где схватиться рукой.

Скала нависла над пропастью крутой каменной грудью. Гассан полез, цепляясь руками у себя над головой, ощупью разыскивая намеченные для ног местечки. Он висел теперь спиной к бездне. Через несколько минут он добрался до нижнего углубления. Здесь, в маленькой открытой пещерке, вымазанной кровью, валялись перья и кости голубей, уток, франколинов и другой добычи сокола.

Дальше подниматься стало еще трудней: над головой выступил острый камень. Недолго думая, Гассан схватился за него обеими руками и всем телом повис над бездной. Раскачавшись, он втянул себя наверх и сел на камне.

Перед ним было гнездо сапсана. На кучке жесткого хвороста лежали четыре крупных пуховых птенца. Они изумленно уставились на джигита круглыми черными глазами.

Гассан одного за другим отправил птенцов к себе за пазуху. Соколята кусались и царапались.

– Сильные, – радовался джигит.

– Летит, летит! – донесся до него крик Саламата.

Тот стоял на перевале и показывал рукой куда-то в сторону.

Медлить было опасно. Гассан лег грудью на камень, крепко охватил его руками, соскользнул и, вися, нащупал ногою выступ. Нашел опору для другой ноги и отпустил руки.

В это мгновение сзади него просвистели крылья и раздалось громкое: «Гиак, гиак!»

Гассан стоял, всей грудью прижавшись к скале. «Двинет в спину – слетишь», – подумал он тревожно. Он осторожно повернул голову.

Сокол с криком несся прямо ему в лицо.

Гассан закрыл глаза, покачнулся – и сорвался в пропасть.

Добыча зорких

Саламат быстро спустился в ущелье.

Джигит лежал с переломленными рукой и ногой, со свернутой набок головой. Саламат приставил лезвие кинжала к его губам. Сталь затуманилась: Гассан дышал, но был без чувств. Через дыру в одежде Саламат поспешно вытащил соколят. Двое из них были живы: джигит ударился боком. Саламат спрятал их у себя на груди, взобрался на седло и погнал коня по ущелью.

Гассан пошевельнулся. Его глаз, обращенный вверх, открылся.

В небе быстро увеличивалась темная точка. Она превратилась в полоску. Полоска превратилась в птицу. Птица стала расти, расти – тень ее огромных крыльев, растопыренных и загнутых на конце, покрыла лицо джигита.

* * *

В полдень Саламат соскочил с усталого коня у сакли торговца Кумалея. Хозяина он застал на заднем дворе.

Саламат показал торговцу соколят, заломив за них громадную цену.

Кумалей покачал головой.

– Позови Гассана, – сказал он. – Соколятник скажет настоящую цену.

Саламат не ожидал такого оборота дела и не приготовил заранее ответа. Он смутился. Его замешательство не укрылось от торговца.

– Вчера после полудня, – сказал торговец, уперев тяжелые свои глаза в Саламата, – Саламат ускакал в горы вместе с джигитом. Я следил, я знаю. Саламат будет в ответе, если джигит не вернется.

Саламат знал, что Гассан не вернется, и рассчитал, что ему выгодней сказать правду: дело пахло судом. Саламат рассказал торговцу, как джигит сорвался в пропасть.

– Баба видит, молодые соколы по праву принадлежат Саламату, – закончил свой рассказ нищий. – Баба даст за них бедному Саламату столько денег, сколько сам захочет.

– Положи, – приказал Кумалей, показывая на соколят.

Саламат опустил птиц на землю.

– Уходи, – продолжал торговец. – А если заикнешься о деньгах, я всем скажу, что ты столкнул джигита в пропасть.

И Кумалей остался один на дворе. Громадный, крючконосый, он втянул голову еще глубже в сутулые плечи и спокойно принялся рассматривать так просто доставшуюся ему добычу.