Мутант
Шрифт:
Глеб развязал ближний к себе мешок и заглянул в него. Мешок оказался наполненным морковью. Не раздумывая и не в силах сдержаться, мутант вытащил сразу две морковины, наспех обтер их о рубаху и принялся смачно хрумкать, откусывая попеременно то от одной, то от другой. Достал еще две – и так же попеременно схрумкал. Потом еще одну, еще… Остановился лишь потому, что стало любопытно: а что же в других мешках и в ящиках?
Еще он нашел репу, картофель и сушеную рыбу. Рыба оказалась очень соленой, ее Глеб есть не решился – потом захочется пить, а где взять воды? Зато уж репы он наелся вдоволь. Попробовал даже погрызть картофелину, но уже был достаточно сыт, чтобы осилить ее – сырой картофель не пришелся ему по вкусу.
Полежав немного на мешках и отдышавшись, мутант все же решил осторожно дойти до людей и разведать, кто же здесь все-таки живет. Правда, судя по организованному
Глеб вышел в основной тоннель и, крадучись, отправился дальше. Подумал еще: «Странно, почему не видно никакой охраны? Неужели они так беспечны?» – и тут же увидел впереди человека с автоматом за плечами. Тот стоял спиной к мутанту и внимательно слушал разговор людей, которых Глеб пока видеть не мог. Зато он увидел, что тоннель сразу перед караульным расширяется, образуя нечто вроде зала с кирпичными стенами. Наверное, эти стены создавали хороший резонанс – каждое доносившееся из «зала» слово мутант теперь слышал совершенно отчетливо.
Он уже стал поворачиваться, чтобы вернуться на склад и дождаться там ночи, как услышал вдруг:
– Не знаю уж, где ты был, но несешь ты какую-то чушь. Чтобы Святая – и вдруг такое? Ребенок-мутант?… Ты точно бредишь. Небось опять к своей Алексеевне бегал бражку дегустировать!
Послышался дружный многоголосый хохот. А внутри у Глеба словно что-то оборвалось. Назад он теперь не пошел бы и под дулом автомата. Он просто обязан был услышать, что скажут дальше.
А дальше, стараясь перекричать смех, все тот же голос стал выкрикивать:
– Тихо вы! Тихо! Какая Алексеевна?! Какая бражка?! Мы же с Лолкой вместе на том выступлении были! Мне не верите – у Лолки спросите!
Хохот немного приутих. Кто-то крикнул:
– Что, Лола, ты правда там была?
– Расскажи, Лол, что там Святая говорила? – раздался еще один голос. – А то этому пустобреху верить…
– Я пустобрех?! А по рылу?…
– Да заткнись ты уже, говорило неуемное! И вы все замолкните! Пусть Лолка все чин по чину расскажет. Лолка врать не станет.
– А зачем мне врать? – послышался звонкий женский голос. – Да, мы были сегодня под Успенским. Святая же не зря народ созывала…
– Так что сказала-то? Правда, мутант, что ли у нее был?
– Ой, Лолка сейчас скажет, что это она дочка Святой, фамилия-то у них одинаковая!.. – издала неприятный смешок какая-то женщина.
– Моя фамилия Кудряшова, а не Кудрявцева, – ответила обладательница звонкого голоса. – И у меня есть своя мама.
– Долго ли исправить пару букв, – продолжала гнусно хихикать женщина. – Эта-то мама покруче твоей будет!
На нее со всех сторон зашикали да еще и обматерили в придачу. Судя по всему, невидимая мутанту Лола Кудряшова пользовалась у окружающих уважением.
В конце концов, кто-то громогласно, так, что даже Глебу больно хлопнуло по барабанным перепонкам, заорал:
– Тихо вы, заткнитесь!!! Пусть одна Лолка говорит, а то базар сплошной, а толку нету!
– Говори, Лол, говори, не будем больше! Только все расскажи, с подробностями.
– Не мешайте только, а то не стану, – заговорила вновь Лола. – Горло заболит, пока вас перекричишь… Так вот, Святая созвала народ, чтобы кое в чем признаться. Оказывается, она в тайне от всех воспитывала сироту-мутанта… Она нашла его, брошенного родителями, совсем еще малюткой и пожалела. Держала его подальше от всех, растила, воспитывала, учила. Вот так. И Святая попросила у всех нас прощения, что не нашла в себе решимости признаться в этом раньше. Она даже заплакала, представляете?… А еще она рассказала, что вчера этот юноша, воспитанный, как «нормальный» человек, был похищен Дедом Морозом. И тот устроил теперь грязный шантаж. Он грозится всем рассказать об этом мутанте и о Святой. А чтобы этого не случилось, требует от Святой выдать все наши секреты. Но Святая нам сегодня сказала, что хоть ее сердце и разрывается от боли за приемного сына, но она ни за что не пойдет на уступки бездушным мутантам. А если ее пасынок будет убит, то она прилюдно казнит морозовского прихвостня, которого она по душевной доброте и наивной доверчивости приняла в свой дом.
Лола замолчала. И тут же стали раздаваться выкрики – удивленные, возмущенные, но уже без иронии, насмешек и недоверия:
– Где она его держала?
– Что хочет этот бородатый урод?
– Что за прихвостень? Кто это?
Когда шум немного утих, вновь зазвучал голос Лолы:
– Где она его держала, Святая не сказала. Да и какая разница, где? Ну, а прихвостень – это один из ее прислуги,
морозовец бывший. То есть, на самом деле никакой и не бывший, только сделал вид, что переметнулся к нам. Он-то вроде вчера парня и похитил. Какой-то Анатолий Денисов, я и не помню такого… А чего Дед Мороз хочет, так вы что, не знаете? Всего и побольше. Нам-то и то Святая всего не говорит, и правильно делает, а тут все этому рогатому старперу выложи!В «зале» снова начался шум, местные храмовники принялись горячо обсуждать невероятную новость, возбуждаясь все больше и больше. Однако мутант их больше не слушал. Он стоял, словно пришибленный пыльным мешком, и переваривал услышанное. Невероятно! Святая нашла выход и здесь! То есть она, получив от Пистолетца дедморозовский ультиматум, не побежала, задрав лапки, к предводителю соперников, не стала в истерике биться головой о стену… Напротив, она решила разыграть и эту, казалось бы, совсем проигрышную карту, превратив ее в козыря! Это же надо так вывернуть!.. Теперь она – благородная, чадолюбивая мученица, а морозовцы – бездушные твари. Теперь никому и в голову не придет обвинять ее в отвратительном материнстве; к тому же она выдала сына всего лишь за приемыша. Теперь наоборот, многие примут ее поступок едва ли не за подвиг. Теперь она без всякого зазрения совести откажется выдавать Деду Морозу какие-либо секреты. Получается, старый дурак, затеяв эту игру, только себе самому и навредил. А вот им, Глебом, мать определенно решила пожертвовать – очень уж сомнительно, что Дед Мороз захотел бы обменять его на Пистолетца.
Между тем среди храмовников все чаще и громче стали доноситься выкрики:
– Нужно собраться всем вместе и выручить парня!
– Да, соберем всех и двинем на штурм резиденции этого бородатого гада!
– Точно! Камня на камне от нее не оставим!
– А если он за городом прячется, в Вотчине своей дурацкой, то мы и туда доберемся!
– А заодно и остальным морозовцам покажем, кто в Устюге настоящий хозяин!
– Да-да, а то зарвались, сволочи мутантские!..
– Устроим им, чтобы впредь неповадно было подлости устраивать!
– Идемте, идемте! Прямо сейчас и пойдем, чего ждать? По дороге остальных с этой стороны соберем!..
Мутанту стало не по себе. Это что же такое получается? Он становится причиной начала новой войны между храмовниками и морозовцами?… Он – никому не нужный, ничей?… Хотя ничего удивительного, он читал в книгах, какими нелепыми были порой поводы для того, чтобы развязать войну: кто-то не поднял расческу [15] , кто-то украл ожерелье [16] … Из-за похищенных людей тоже начинались войны, как, например, война между троянцами и греками из-за красавицы Елены. Ведь ерунда, казалось бы, – мало, что ли, в Греции было красивых женщин?… Нет же, бились до конца, ухлопали на эту войну кучу средств и потеряли уйму народа. Но Устюг не Греция, здесь людей и без того мало. Да и он не Елена, и уж тем более далеко не красавец. И ведь не остановятся, даже когда поймут, что никто его больше не держит взаперти, – уже и не вспомнят, из-за чего резня началась. Нет, нужно все это пресечь в зародыше!
15
Черепаховая война, которая продолжалась почти пять столетий, началась из-за того, что иностранный гость, приглашенный во дворец ассирийского царя, не поднял с пола инкрустированный черепаховый гребень, который уронила подвыпившая царица. (Прим. автора)
16
Из-за украденного жемчужного свадебного ожерелья четыре года воевали два племени викингов, и есть версия, что именно из-за этой войны сейчас есть шведы и норвежцы, которые могли быть одним народом. (Прим. автора)
Даже не подумав, а что же будет с ним самим, Глеб рванул к «залу».
– Стойте! Стойте! – закричал он, размахивая руками. – Остановитесь! Вот он я!
Наконец-то очухавшийся караульный развернулся и навел на него автомат. Кто-то крикнул:
– Не стрелять!
Кто-то ахнул:
– Вот это уродина!..
Мутант разглядел наконец всех храмовников. Их было тут человек тридцать-сорок, не больше. Некоторые сидели на скамьях из досок, многие вскочили на ноги. Мужчин раза в два больше, чем женщин. Но у всех, это Глеб выделил сразу, были хоть и чистые, без признаков мутаций, но очень бледные лица. «Белые люди», – невольно подумал он с ноткой непонятного даже для себя презрения.