Музейный артефакт

Но Шейх не прореагировал на его последние слова.

– А зачем бы ты мне был нужен, если б это было легко? А теперь возьми уши в руки…

Абу ибн Шама опустил глаза и постарался изобразить, как он это понимал, максимальную покорность и высшую степень внимания.

– Я хочу, – начал Шейх, – чтобы ты в стенах моей крепости создал школу точных и беспощадных стрел, насмерть разящих любых врагов, сколь бы могущественны они ни были и сколь бы бдительно их ни охраняли!

– Школу стрел?! – не сразу понял старый воин.

– Ангелов Смерти, безгранично преданных Аллаху и мне. Тайных лазутчиков, от которых нет спасения. Они должны безупречно владеть мечом, ножом либо кинжалом, метко стрелять из лука, прекрасно скакать в седле, плыть по воде и под водой. Даже веревка в их руках превратится в орудие смерти, более того, сами руки в случае необходимости должны заменить саблю или щит. Они обязаны разбираться в ядах, уметь читать и писать. Они должны приспосабливаться к той стране, где им предстоит действовать, а стало быть, знать язык ее народа, обычаи, сильные и слабые стороны национального характера. Я вижу их неустрашимыми львами, бесстрашными и стремительными горными орлами, коварными и смертоносными змеями, неуязвимыми черепахами. И все для того, чтобы в нужное время и в нужном месте убить правителя или военачальника, даже если придется принять смерть самому, восславив своим подвигом Аллаха и меня – его скромного и почтительного слугу…

По мере того как Шейх произносил эту тираду, голос его креп, а взгляд становился все более грозным. А последнюю фразу он вдруг произнес тихим, каким-то звенящим полушепотом. Абу ибн Шама уже не чувствовал холода. Бледный, с легкой испариной стоял он перед Старцем Горы, и лицо великого Хасана ибн Саббаха было так близко к его лицу, что старый воин ощущал его дыхание.

– Ты сможешь создать такую школу?

Абу ибн Шама молчал. Он хорошо знал цену таких вопросов, а особенно стоимость ответов на них. Хасан ибн Саббах не повторяет дважды и не спрашивает, почему не удалось выполнить его приказ. По подозрению в нарушении своего закона шейх приказал казнить собственного сына!

Пауза затягивалась. Хасан ибн Саббах нахмурился.

– Что вызвало твою задумчивость? Ты должен создать мастерскую неотвратимо разящих стрел! Ты знаешь всех самых лучших бойцов, призови их в учителя! У тебя будет столько золота, сколько понадобится. Набери двести сильных юношей и через год покажи мне семь или десять, готовых выполнить любой мой приказ ценою своей жизни. Западное крыло замка в твоем распоряжении!

Шейх вновь подошел к окну и устремил взор на раскинувшуюся далеко внизу долину. Прошло достаточно много времени, прежде чем немолодой воин снова услышал слова повелителя:

– И помни: сила мышц – ничто по сравнению с силой духа. Мои воины должны презирать смерть. Больше того – стремиться к ней. Только тогда стрела сможет поразить самую неуязвимую цель! Ты понял?

– Я понял твою глубокую мысль, о величайший из великих! – склонился в поклоне ибн Шама.

– Тогда иди и выполняй мой приказ!

Великий Шейх продолжал смотреть в окно и даже не одарил напоследок верного слугу благосклонным взглядом, но Абу ибн Шама и так был счастлив. Не разгибаясь, он пятился до самой двери, а когда вышел из комнаты и разогнулся, то испытывал только одно чувство: окрыленное желание как можно быстрее и точнее выполнить приказ лучезарного повелителя.

* * *

1095 г.

Город Холла, провинция Дейлем

Фарид поздно услышал цокот конских копыт по обледеневшему булыжнику: из-за поворота вылетела кавалькада вооруженных всадников. От коней ему удалось увернуться, но мчавшийся впереди грузный воин в расшитом золотом зимнем халате и лисьей шапке свесился с седла и хлестко достал его нагайкой. Нестерпимо-жгучая боль прорезала левое плечо и половину спины. Он вскрикнул и покатился по мостовой, веревка порвалась и дрова рассыпались. Но и ударивший его всадник не удержал равновесия, вылетел из седла и тяжело грохнулся на камни, одинаково жесткие как для бедняка, так и для богача. Нет, для последнего они оказались еще более твердыми и безжалостными. Возможно, сыграли роковую роль скорость, высота коня и избыточная масса тела. А может, Аллах решил покарать того, кто ни за что обидел беззащитного сироту. Во всяком случае, массивная туша с раскинутыми руками так и осталась неподвижно лежать на скользкой дороге, только лисья шапка отлетела в сторону да что-то с тонким звоном подкатилось под бок Фариду. Всадники, спешившись, сгрудились вокруг безжизненного тела своего предводителя. Раздались горестные крики и причитания.

Фарид вскочил и бросился в узкую щель между домами, ведущую на соседнюю улицу. Кто знает, что у них на уме – может, посчитают его виновным и зарубят саблями… Преодолев несколько запутанных переулков, юноша вышел к выжженному суннитами шиитскому кварталу и через обгоревшие балки и кучи мусора стал пробираться к своему убогому жилищу. Собственно говоря, не многие бы могли назвать жилищем выгоревшую глинобитную хижину – без дверей, с забитым тряпьем окном и неистребимым запахом гари. Но после гибели родителей Фариду некуда было идти, он здесь жил и даже вел какое-никакое хозяйство. Две обугленные доски на шатких подставках заменяли ему кровать. В подобии очага, сложенном из скрепленных глиной камней, он жег хворост и сучья, спасаясь от пронизывающего до костей холода. Жаль, что сегодня с таким трудом собранные дрова потеряны…

Он застонал. Боль заглушила и голод, и холод, но не накормила и не согрела – только добавила страданий. Охапка хвороста и остатки веток лежали в углу, их хватит ненадолго, но все равно надо развести огонь, чтобы хоть немного согреться… Фарид взял кресало и трут, но высечь искры не смог – в правом кулаке было что-то зажато… Он с трудом разжал окаменевшие пальцы – на ладони лежал перстень… Львиная морда с зажатым в пасти черным камнем! Как он у него оказался?! Фарид пришел в ужас. За кражу в сельджукидском султанате отрубают руку! Но ведь он не хотел ничего красть… Это вышло само собой… Но никто не станет слушать столь жалких оправданий!

Фарид решил бежать обратно и отдать находку воинам, однако не мог двинуться с места: силы покинули его… Он с трудом развел огонь и повалился на свое твердое ложе, но нестерпимая боль в спине заставила его подняться. Плохо дело! Видно, он не сможет дожить до теплых дней. А тут еще добавилась эта нечаянная кража. Если бы продать перстень и купить еды… Но об этом не могло быть и речи: нищего мальчишку с дорогим украшением немедленно сдадут страже! Видно, чужую вещицу придется выбросить, хотя она очень красивая… У него никогда не было ничего подобного!

Фарид стал рассматривать бесполезную и опасную находку. Лев добродушно улыбался, белый металл излучал приятное тепло… Хотя он и не собирался, но неожиданно надел украшение на тонкий палец. Как ни странно, перстень пришелся впору. Фарид завороженно рассматривал блики желтого пламени костра на гранях черного камня и сам не заметил, как заснул.

Проснулся он через несколько часов. Боль улеглась, костер до сих пор не погас, он согрелся и даже голод перестал его мучить. Настроение тоже изменилось: пришла уверенность, что все обойдется – найдется еда, дрова он соберет снова и, конечно, доживет до лета!

Задеревеневшая от утреннего морозца циновка на дверном проеме осторожно приподнялась, пропуская Ахмата – его единственного друга в Холле, да и во всем мире. Они были сверстниками, но невысокий и коренастый Ахмат выглядел постарше семнадцатилетнего Фарида. В руках товарищ держал небольшой сверток. Сам не зная почему, Фарид быстро снял с пальца перстень и сунул в карман.

– Салам, друг!

– Салам, Фарид! Хочешь есть? – Ахмат развернул чистую тряпицу. Внутри оказались лепешки и вяленое мясо.