Муж для девочки-ромашки

– Свершилось! – завопила Фингалова и гыгыкнула.

– Первый раз, что ли? – осадила ее Надежда. – Слушай, перезвони мне на рабочий, на месте сижу.

И нажала отбой.

Из кабинета шефа послышался дикий грохот и тихий скулеж.

«Пристрелили! – тут же решила Надя. – Сейчас понаедет милиция, и меня никуда не выпустят. Сбежать тоже нельзя: заподозрят, что это я грохнула деда. От обиды за неудавшееся охомутание его отпрыска. Вот ведь невезуха!»

– Надюша, зайдите! – крикнул Арон Яковлевич жалостливым придушенным голоском.

Пришлось идти. Клякман стоял посреди кабинета на четвереньках.

– Папочка упала, – виновато сообщил шеф, проведя подбородком кривоватую дугу, указывающую на последствия.

– Папочка, папочка, – пробормотала Надежда, голова которой была тоже занята папочкой. Она оглядела пол, густо усыпанный бумажками, и директора, на лбу которого вздувалась лиловая шишка. Она росла на глазах, становясь устрашающе бордовой. Казалось, что на мудром челе Клякмана пробивается рог.

– Наденька, помогите собрать, пожалуйста. А то я тут решил дела… э-э-э-э… закруглить, так сказать, а на меня, ха-ха, упала финансовая отчетность за прошлый квартал. Вот такой каламбур.

Опасный по содержанию каламбур Надежда опасливо пропустила мимо ушей. Вдумываться в смысл не хотелось. Пока вопросы с отцом не были решены, пока фактически в ее жизни ничего не переменилось, она отмахивалась от негатива, как от назойливой июльской мошкары. Позиция, конечно, страусиная, но лучше уж спрятать голову в песок и получить по менее значимой части организма, чем пытаться бороться, заранее осознавая бесперспективность сопротивления.

За разлетевшимися бумажками пришлось лезть под стол, шкафы и даже диван. Клякман покаянно ходил сзади, бормотал извинения и созерцал тощеватый тыл разрумянившейся от ползания по полу секретарши. Надя даже заподозрила, что престарелый шеф специально придумал этот веселый аттракцион, чтобы отвлечься и развлечься.

Собрав все, она наконец вышла в приемную, искренне радуясь, что пока что никакой форс-мажор не препятствует ее счастливому продвижению в светлое будущее. Водитель Шурик застыл у ее стола с выражением нирваны на круглой физиономии. Его маленькие хитрые глазки превратились в щелочки и плотоядно поблескивали сквозь белесые ресницы, периодически закатываясь. Щербатый рот расплылся в бессмысленной улыбке.

Взглянув на медитирующего водителя, Надя тут же вспомнила про Фингалову и в раскаянии схватила трубку:

– …а потом еще раз прямо на цветочной клумбе. Звезды, черное небо и его глаза. Они были, конечно, закрыты, но я телепатически ощущала его взгляд. Конечно, на клумбе было холодно. – В голосе Фингаловой мелькнуло сожаление. – Если честно, я чуть не околела. У меня, кстати, сопли теперь. В этой связи у меня к тебе серьезный вопрос, но это после… Так вот, это было всего пару минут, но как волшебно! Он так говорит! Так красиво говорит!

– Ты давно это слушаешь? – злобно прошептала Надежда, попытавшись пнуть разомлевшего водителя. Шурик все еще пытался расслышать окончание, отчего его красное ухо, казалось, увеличивается в размерах и чутким локатором ловит комариный писк, летящий из трубки.

– Секс по телефону отдыхает! – жарко прошептал он. – Обалденная баба, дай телефончик!

– Она уже занята, если ты не понял, – ехидно отрезала Надежда, прикрыв рукой трубку.

– А я ее отобью! Такая женщина пропадает!

– Шурик. Эта женщина не пропадет. Иди работай. – Надюшу снова кольнула ревность. Ну что за бред? Такой ажиотаж вокруг придурковатой Фингаловой, а она, Надежда, опять не при делах. Даже водитель не стесняется через ее голову ломиться к Аньке. – Она сама кому хочешь все отобьет. Не утруждайся.

– Ты слушаешь? – вдруг прервала свои эротические экзерсисы Фингалова.

– А как же. Вся на слюни изошла и от зависти вспотела, – неласково сообщила Надя. – Ты себе на клумбе ничего не отморозила, сказочница? Отцвели уж давно хризантемы в саду, а ты все по клумбам кувыркаешься.

– Да я же рассказываю! Мы хотели на сеновал! Но не дошли!

– Какие страсти, однако.

– И не говори. Он волшебник.

– Ох ты! И чем он там колдовал? Ой, не говори, сама догадалась. Не будем опошлять ваше светлое чувство.

– Ты не рада, – догадалась наконец Фингалова.

– Я рада. Только еще не в полном объеме. Ты мне лучше скажи, когда бракосочетание. Ты вроде летом хотела.

– Это банально. Кольца, свадьба, – увильнула от ответа Анька. Видимо, что-то не срослось. Наде даже стало стыдно за мелькнувшее удовлетворение. – Любовь – это такое хрупкое чувство, которое может быть разрушено штампом в паспорте.

На мгновение представив любовь, спрятанную, словно Кощеева смерть, в яйце, на которое с хрустом опускают тяжелую загсовую печать, Надежда неодобрительно заметила:

– Раньше ты категорически возражала против гражданских браков. Это тебе Костик в уши надул про хрупкое чувство?

– Что у тебя за лексика, – обиделась Фингалова. – Надул! Он очень тонко чувствующий человек.

– Ань, внутренний голос мне подсказывает, что если мужчина без видимой причины, когда его никто не спрашивает, вдруг начинает страховаться и плести всякую чушь про вред штампов в паспорте, то либо у него этот штамп уже есть, либо юноша вынашивает принципиально другие планы насчет тебя.

– Другие – это как? – насторожилась Анька.

– Не настолько серьезные и далеко идущие, как тебе бы хотелось.

– Скажи своему внутреннему голосу, чтобы он заткнулся, – высокомерно усмехнулась Фингалова. – Он сказал об этом, потому что я спросила.

– И что ты спросила? – развеселилась Надя. – Какой костюм он хочет надеть на бракосочетание?

– Я не такая дура, как тебе хочется думать. Я прочитала ему стих. С намеком.

– Про «не жмурь глаза»? – помрачнела Надежда. Все же Фингалова была с приветом, хотя просветления и случались. А смеяться над больными грешно.

– Знаешь, Надя. Если тебе кажется, что все вокруг идиоты, то это повод задуматься, а все ли в порядке с тобой. Так не бывает: все дураки, а ты умная.

– Почему же не бывает? – пробормотала пристыженная Надежда. – Просто не надо себя недооценивать.

– Переоценивать тоже не стоит. Я сказала, что не хотела бы разбивать чужую семью. Костя тоже считает, что это подло и непорядочно, и он тоже на это не способен. Поэтому и попросил меня сказать честно, не замужем ли я.

Надя была уверена, что у Фингаловой большими неоновыми буквами написано на лбу, что она не замужем. И тот факт, что Костя в этом сомневался, был до невозможности удивителен. Надо же, встретились на дискотеке в подростковом клубе две потрепанные банальностью мира возвышенные натуры! Надюша вдруг поняла, что завидует. Пусть Костик толстый, смешной и странный, но Фингалова счастлива с ним, а он, похоже, с ней, если уж они не смогли даже дойти до сеновала. И то, что они кувыркались в сугробе, лишний раз подтверждало: не такая уж эта парочка придурковатая и оторванная от действительности. Так неужели это с Надей что-то не так? Все проходило мимо, даже водитель Шурик ею не интересовался.