Муж, жена, любовница
Шрифт:
– Мама, не заводись, сейчас сгоняю и все куплю. Пиши список, давай деньги.
– Все ясно, у тебя и денег уже нет. Сейчас дам. Но мне все-таки интересно, как можно было съесть целый вагон провизии? И кто это у вас готовить взялся – даже макароны и пряности все съедены?
– Да нам Светка с папиной работы готовила, она у нас и жила. Мам, она такая классная – отлично танцует, вся такая стильная, клевая. Ну и вообще... Научила нас, как в клуб бесплатно проходить, – здорово, да?
Юлии показалось, что кто-то сжал ей сердце липкой и холодной рукой, она покачнулась и вынуждена была присесть на стул, чтобы не упасть. Он не понимает?! Действительно так наивен или... или ему все равно? Она попыталась
– Скажи, ты действительно не понимаешь, что за человек жил в нашем доме в мое отсутствие? Если не понимаешь – надеюсь, что это так, – то я готова тебе объяснить. Она охотится за вашим отцом, Паша. Это женщина, которая метит на место твоей матери и успела уже проникнуть в дом. А кстати, ты ее давно знаешь?
– Мам, да ладно тебе. Вот не думал, что ты у нас такая ревнивая. Отец – он же ей самой по возрасту в отцы годится. Он ей и не нужен вовсе.
– Нет, но как вы могли ее без меня в дом пустить?
– Слушай, ну не воспринимай ты все так серьезно. Не будь занудой, мамуля. Ты же современная женщина!
Юлия молчала. Она не знала, что сказать, как объяснить, каким образом достучаться до Пашки. Сын, собственный сын не понимает ее боли, ее унижения, ее обиды! Господи, какой кошмар! Этого она не могла себе представить даже в самом страшном сне; уж в ком в ком, а в детях своих она всегда была уверена – в их любви, нежности, в том, что они всегда останутся на ее стороне... И что теперь?
– Мне показалось, что тогда, в Амбуазе, ты все понял, – сделала Юлия еще одну попытку. Она по-прежнему говорила очень тихо, но в голосе уже закипали слезы, и она изо всех сил старалась не показать их Павлу. – Мне подсунули на балу фотографии этой Светланы с твоим отцом. Она его любовница, и это факт, от которого уже никуда не деться. Ты же взрослый мужик, Паша, ты что, не понимаешь, что это значит? Она оскорбляет твою мать – в старину бы сказали, что она задевает честь твоей матери. Она дурит и тебя, и твоего отца, обводит вас обоих вокруг пальца. Она нигде никогда ничему не училась, курсы секретарей – все ее образование. Но дело, разумеется, не в этом. Дело в том, что она изо всех сил пытается пробиться в приличное общество, получить деньги и связи. И, скорее всего, твой отец нужен ей именно для этих целей. Господи, Павел, ну почему я, твоя мать, должна объяснять тебе такие очевидные вещи?! Давай закончим этот разговор раз и навсегда: эта Светлана – хитрая и пронырливая дрянь, и я не хочу не только видеть ее в своем доме, но и слышать о ней. Понятно?
– Мамуль, ну что ты так развоевалась? Классная девчонка, умная, красивая, и отнестись к ней, по-моему, надо сочувственно. Она одна в Москве, ни родственников, ни связей. Сама всего добилась...
– Чего, чего она добилась? – Голос у Юлии наконец сорвался в крик, и она схватилась за горло, которое, казалось ей, затянули шершавой тонкой удавкой. – Почетного звания любовницы шефа?! Единственное ее достижение – ее одаренность в постели, Паша. Все. Больше никаких достижений у таких, как она, нет и не будет.
– Мам, фу, какая ты вульгарная. Ты что-то не то говоришь. Я лучше пойду в магазин. Где список-то?.. Ничего себе, я столько не донесу!
– Донесешь! Как миленький! Сумел уничтожить – возмести! Ты мужик или нет?
Дверь хлопнула, и Юлия осталась сидеть на стуле как пригвожденная. Она кляла себя за несдержанность, за то, что наговорила много лишнего, – ну что, например, она привязалась к Светкиному образованию? Что, лучше было бы, честнее, что ли, если бы Алексей влюбился в кандидата наук? Но в то же время понимала, что она не могла, не имела права не отреагировать на поведение детей. Они должны понимать, что совершают предательство. Должны!
Хорошенькое дело.
Из всех углов ее дома выползает эта нечисть. Ничего себе, отдохнули. Пашка – наивный зеленый дурачок, эта девица может и его соблазнить и привязать к себе, может стравить его с отцом... Ну и каша заварилась!Юлия вновь начала обход дома. Заглянула в ванную комнату. Шампуни на месте, только сильно поубавились. Ксюше столько было не истребить, даже если бы она пускала мыльные пузыри с утра до вечера... В гостиной – кресло стоит на новом месте, все видеокассеты и диски в беспорядке. В Пашкиной комнате все перевернуто. Нет, здесь холостяцкий мальчишеский завал, здесь ее духом и не пахнет. А вот у нашей кисочки-Ксенечки – новости. Новые картинки, новые журнальчики, новая косметика, новые тряпки. Да, похоже, старшая подруга здесь побывала... Что касается спальни старших Земцовых, то она, к счастью, была закрыта, так что здесь все на месте.
Юлия поднялась в зимний сад, в свое любимое детище. И здесь – запустение. Растения поникли. Азалия сбросила цветы и листья, стоит оголенная, словно рядовое деревце в московском сквере. Большое лимонное дерево наклонилось, и его ствол без подпорок грозит рухнуть, перевернув огромный горшок с землей. А ее гордость – кофейное дерево, которое было таким пышным, высотой более двух метров, – тоже почти голое, его большие листья свернулись, многие опали и лежат на полу.
Может, кто-то совершил нападение на мой садик? Да нет, просто сюда никто не заглядывал. Это все от засухи. Боже, ничего нельзя поручить! Юлия взялась поливать, обрызгивать, рыхлить землю и подкармливать свои милые растения, поворачивать горшки к свету. Она очень любила это место под крышей: сама отвоевала, сама оборудовала, сама все здесь устроила... Что ж, и следить надо самой. Но вообще-то все это странно. Должна была приходить, по крайней мере раза четыре за время их отсутствия, ее помощница по хозяйству. Куда она могла деться?..
Хлопнула входная дверь. Вернулся нагруженный Павел. Юлия отложила свои садовые хлопоты и спустилась к сыну, чтобы принять на себя порцию его возмущения.
– Мам, я как верблюд вьючный, чуть руки не оторвал.
– Ничего-ничего, это ведь чуть ли не в первый раз в твоей жизни. А вообще-то тебе пора знать, что еду приходится приносить из магазина по меньшей мере два раза в неделю.
– А в цивилизованных странах? Там не готовят дома, да? Ведь можно так жить, без домашних обедов, без готовки. Мы же в Париже так жили.
– Ну, так и поживи, про какой обед ты тогда спрашивал? А если серьезно, то в Париже, сыночек, мы были в гостях. А здесь наш дом. Впрочем, если очень хочется – можешь пойти в общепит, как приезжий.
– Мамочка, ну приготовь еще разочек, и поговорим за обедом обо всем спокойно. Мам, у меня живот болит от чужой еды. Ну покорми меня, ладно? Очень есть хочется.
Юлия против воли засмеялась и почувствовала, как привычно улетучивается, исчезает из ее души негодование на сына. Они же ее дети! Что бы ни случилось, она нужна им, а они – ей.
– Ну ты и чудовище, Пашка. Пользуешься моей любовью и мягкотелостью... Ладно, накормлю. Но куда подевалась наша помощница? Разве тетя Галя не приходила?
– Приходила один раз, но они со Светкой поругались, и она больше не появлялась, сказала, что больна.
– Все ясно. Ваша Светка и здесь насвинячила.
Юлия быстро засунула курицу в микроволновку размораживаться, поставила чайник, вынула и разложила по местам из принесенной Павлом сумки рис, лук, морковь и прочие многочисленные, но непременные ингредиенты домашнего обеда. Одновременно она совершала много других действий: вытирала, наливала, чистила, открывала, завинчивала... Надо же, ездила на край земли, а автоматические хозяйственные навыки не утратила. Сказывается двадцатилетний кухонный стаж.