Мужчина, который забыл свою жену
Шрифт:
— А кстати, сколько вам лет? — поинтересовалась напоследок одна из них, и Гэри поспешно удалился, неостроумно пошутив: «Совершеннолетние!»
Итак, нам не удалось убедить их отказаться от обсуждения последних книжных новинок в компании друзей, а вместо этого переспать с двумя незнакомцами средних лет. И хотя энергичная самоотверженность Гэри результата не дала, я вскоре всё-таки оказался в центре женского внимания, но уже без помощи друга.
Это произошло в последний день занятий, перед пасхальными каникулами. Мы с коллегами зашли в паб после работы. Они всегда были деликатны, здоровьем
— Честно говоря, я не помню, почему мой брак распался, поэтому очень переживаю по этому поводу.
— Бедняжка… А детство и всё такое… помнишь?
— Совсем немножко. Я не помню родителей, школу, как учился в университете — ничего.
— Может, твое сознание захлопнулось, потому что с тобой жестоко обращались? — предположила одна особо настойчивая учительница биологии, которую частенько можно было застать в учительской за чтением душераздирающих мемуаров вроде «Невидимые слезы ребёнка — 7».
— Э-э… м-м, сомневаюсь.
— Я читала про такое. Это механизм самозащиты, твое сознание стирает воспоминания о том, что ты был сексуальным рабом католического священника, а потом тебя в наказание запирали в подвале приёмные родители, кормившие тебя объедками из собачьей миски.
— Джейн, заткнись, а? — вмешалась Салли, учительница английского. — Жутковато, должно быть, не иметь прошлого. Трудно понять, кто ты есть в настоящем.
— Вот именно. Но случившееся открыло мне глаза. Думаю, никто из нас в действительности не осознаёт, кто он такой, — мы изобретаем личность, демонстрируем её миру и надеемся, что остальным это понравится.
На миг эта глубочайшая мысль овладела умами присутствующих.
— А может, тебя в детстве заставляли заниматься проституцией?
— Заткнись, Джейн!
— Мой приятель Гэри утверждает, что вообще-то я теперь девственник, поскольку не помню, как заниматься сексом! — пошутил я, но эта информация произвела эффект разорвавшейся бомбы.
— Как — у тебя не было секса после амнезии?
— Но… мы с женой живем раздельно.
— И ты не помнишь, как занимался сексом раньше?
— Нет — абсолютно белое пятно!
Эта очаровательная подробность мгновенно подняла мой статус до самого желанного мужчины в Европе. Мои средней руки шутки превратились в шедевры остроумия, анекдоты стали уморительны, а малейшую пушинку с моего плеча необходимо было срочно смахнуть. Я стал объектом ухаживания для нескольких привлекательных и весёлых женщин. Они по очереди подливали мне вина и выслушивали рассказы о том, как я провёл неделю в больнице, даже не зная своего имени. Я поведал, как не помнил ни друзей, ни семьи, а потом обнаружил, что мой брак распался, а отец умирает.
— Ах, иди сюда — я хочу тебя обнять. — Дженнифер, работавшая с умственно отсталыми детьми, к которым теперь, видимо, относился и мистер Воган, привлекла меня к себе и поглаживала по спине — несколько дольше, чем предполагало обычное дружеское сочувствие.
— Да, тебе крайне необходимы ласка и забота, — поддержала Кэролайн, которая преподавала детям
журналистику и сценическое искусство, но, похоже, не возражала и против занятий со взрослыми, по крайней мере сегодняшним вечером.Я наслаждался ролью звезды и безраздельным вниманием дам, хотя физический контакт с лицами противоположного пола всё же несколько пугал.
— А мать я не помню вообще…
Объятие.
— И пытаюсь восстановить отношения с отцом, практически с нуля, в то время как он умирает на больничной койке…
Ещё объятие.
— И… это… мне пришлось заново выучить все темы по истории, перед тем как начать преподавать в одиннадцатом классе.
Последнее прозвучало не слишком трагично, но меня всё равно наградили объятиями.
Топография паба в сочетании с упорством одной конкретной женщины привели к тому, что в конце концов я беседовал уже не с группой дам, а лишь с одной из них; ещё через несколько бокалов до меня дошло, что я, вполне вероятно, и остаток ночи проведу именно с ней. Сюзанна — высокая тощая австралийка, брюнетка, слегка за тридцать — работала в нашей школе на кафедре физической культуры и театрального искусства. Раньше она танцевала, что было заметно по безупречной фигуре и привязанности к шерстяным легинсам. Там, где у остальных женщин округлости декольте, у Сюзанны — кости грудины, в которую хочется постучать, чтобы проверить на прочность.
В начале вечера она не казалась особенно привлекательной, но после нескольких пинт пива и бутылки красного я сумел оценить её обворожительный внешний вид, соблазнительные манеры и обаяние. Чем дольше мы разговаривали, тем крепче становилась моя уверенность, что сегодня ночью я просто обязан переспать с ней. Она поддразнивала меня пикантной историей, как получила степень по танцам, потому что не могла сдать на обычный школьный аттестат, а сага о том, как ей удалось нечестным путем устроиться на должность заместителя директора, звучала уже откровенно эротично.
— Так, говоришь, в воскресенье собираешься на рынок? — прожурчал я. — У меня в столе есть блокнотик с картой, можешь позаимствовать, если хочешь.
— У меня есть собственный блокнотик! — огрызнулась она, но тут же осеклась, сообразив, что едва не отвергла завуалированное предложение вместе покинуть паб.
— Что ж, — я не сдавался, несмотря на первую неудачу, — а мой блокнотик зато на пружинках. И ты можешь раскрыть карту на нужной странице…
— Неужели? Нет, у меня не такой, твой, пожалуй, пригодится…
— И не нужно запоминать страницу… просто открываешь, и вообще…
Повисла пауза, во время которой мы оба обдумывали, как перейти к следующему вопросу.
— Вот только в столе у меня бардак, придётся поискать, — собрался я. — Так что, если хочешь, допивай свой бокал вместе с девчонками — вон они сидят, — а минут через десять давай встретимся в школе.
Кофи и Джон, школьные охранники, привыкли, что учителя частенько возвращаются на работу вечерами — отправить письма, проверить домашние задания, — так что ничего необычного в моём появлении около полуночи не усмотрели. Они были ребятами симпатичными и внимательными, но не собирались даже ради старшего преподавателя отвлекаться от важного занятия — чтения местного таблоида.