Мужчина, который забыл свою жену

— Ты как, папочка? — прильнула ко мне Дилли.

— Всё нормально.

Мэдди сказала, что мне не обязательно стоять у входа, и, дождавшись её родителей, мы все вместе вошли в зал и заняли свои места.

— Что именно ты сказал детям, дорогой? — прошептала мать Мэдди.

— Я сказал, что их дедушка умер, мама.

— Ага, тогда мы все будем придерживаться этой версии, да?

Ведущий церемонии представлял собой нечто среднеё между добросердечным приходским священником и скучающим парнем в жёлтом жилете, руководящим погрузкой машин на паром. Он пробормотал традиционные гимны, а потом выразительно прочёл отрывок из Библии, умудрившись ни на йоту не изменить интонации на протяжении всего текста. У меня не было времени обсудить подробности процедуры, поэтому в сопроводительном письме обозначил, что мы хотели бы «обычную традиционную службу; я согласен с наиболее распространённой формой, которую вы обычно используете». Конечно, следовало проверить, что именно в неё входит. Задумайся я хоть чуть-чуть, сразу догадался бы, что этот формат предполагает речь ближайшего родственника.

После второго гимна мы сели. Я несколько отвлёкся, пока ведущий бормотал следующую невразумительную молитву, но потом — готов поклясться, я своими ушами услышал, как викарий произнес:

— А теперь единственный сын Кита скажет несколько слов о своём отце.

Нет, правда — мне не послышалось? Он именно это сейчас сказал? Викарий отступил на шаг от кафедры, жестом предложил мне подняться и поделиться воспоминаниями о жизни отца, даже не подозревая, что у меня их нет. Я затравленно оглянулся — пожилые родственники и знакомые одобрительно кивали в ожидании предстоящей кульминации действия. Я встретился взглядом с Мэдди — она слегка запаниковала, но вытащить меня из этого затруднительного положения, конечно же, не могла.

— Итак, — с приклеенной улыбкой повторил мой мучитель, — мистер Воган, прошу вас…

— О нет, я… не могу. В смысле… — лепетал я, не вставая с места и почти физически ощущая волны нетерпения, исходившие от собравшихся.

Эти старики не сводили с меня глаз, и я понял, что моя речь — гвоздь их социального календаря. Они ведь практически не выбираются в люди; речь на похоронах друга — лучшее развлечение для них.

— Разумеется, это нелегко, — поддержал викарий.

«Не представляешь насколько», — подумал я. И, поскольку все ждали, а викарий не сделал попытки перейти к следующей части программы, я медленно поднялся и побрёл к кафедре.

Собрание провожало меня взглядами, нимало не сочувственными. Я набрал полную грудь воздуха. Ноги подкашивались, и я изо всех сил вцепился в кафедру.

— Что я могу сказать о своём отце?

Долгая многозначительная пауза, которой я сумел выгадать пару секунд. Кто-то из отставных сослуживцев столь же многозначительно кивнул на этот риторический вопрос.

— Папа! Мой старый отец…

Хриплый кашель с последнего ряда.

— Сказать можно так много, что даже нет смысла пытаться сделать это за несколько минут… (Старушка из третьего ряда при этом замечании нахмурилась.) Но всё же я попытаюсь. (Старушка успокоилась.) Он сделал замечательную карьеру в Королевских ВВС, дослужился до высокого звания коммодора и служил своей стране с такой преданностью, что стал КБ. Э-э, его направляли в разные части света, но он всегда хотел, чтобы семья была рядом. — Пора переходить к приукрашиванию действительности, и будем надеяться, что это истинная правда. — Потому что он всегда был отличным отцом и чудесным мужем для моей матери…

Одобрительные кивки в зале; похоже, я на верном пути. Даже если последняя деталь не точна, не думаю, что кто-нибудь осмелится сейчас спорить со мной. Не помню, бывал ли я на других похоронах, но убеждён, перебранки здесь не в почёте. Дилли смотрела на меня с восхищением.

— Но при этом он был и замечательным дедом. Помню, как мы всей семьей отдыхали в Корнуолле. — Я сдержанно улыбнулся, словно припоминая. — Он всегда был так терпелив с внуками. — Эту подробность тоже спокойно проглотили; публика страстно желала знать, в чем проявлялось данное качество. — Например, он всегда… был по-настоящему терпелив…

Опять кашель.

— Они с мамой изготавливали очень крепкое домашнее вино… (Несколько улыбок.) А ещё он сделал карьеру в Королевских ВВС. — Кажется, это я уже говорил, и, кажется, на этом месте иссякли сведения, которыми я располагал. — У него были очень интересные запонки и старомодные часы.

Долгая пауза, во время которой я шумно вздохнул, пожал плечами и покачал головой, словно говоря: «Ну вот, собственно, и всё». Капли пота стекали по спине, а руки тряслись. В панике я не мог придумать иного выхода, кроме самого простого, доступного мне. Сжав переносицу большим и указательным пальцами, я всхлипнул:

— И мне его будет всегда не хватать.

Прозвучало очень убедительно ещё и потому, что я был красен от смущения и, закусив губу, тряс головой. Но, пытаясь принять драматическую позу, я вдруг понял, что и вправду тоскую по нему. Он всегда был так рад мне, и мир в его присутствии становился вовсе не таким уж страшным; он поднимал мне настроение именно тогда, когда я в этом нуждался. Мои чувства, должно быть, оказались гораздо откровеннее, чем я предполагал, потому что, поглядев из-под ладони, которой я сосредоточенно тёр нахмуренную бровь, я заметил, как старушки, пришедшие на церемонию первыми, прижимают платочки к глазам. Пожилая пара, знавшая меня, видимо, с младенчества, утирала слезы. А прямо передо мной в первом ряду сидела Мэдди, и слезы струились по её щекам. Только дети держали себя в руках, их явно смутило такое количество солидных взрослых людей, полностью утративших над собой контроль.

Вид плачущей Мэдди странным образом подстегнул меня.

— И ещё кое-что о моём отце — он был очень высокого мнения о Мэдди, моей жене, — произнёс я, глядя прямо на неё. И продолжил с лёгкостью и чувством, прежде не наблюдавшимися: — В последние месяцы в больнице её визиты были для него настоящим праздником. Он постоянно рассказывал мне, какая она добрая и умная, словно пытался предотвратить опасность — потерять свою любимую невестку. Он не знал, что уже слишком поздно. Он очень тяжело болел, поэтому мы решили скрыть от него травмирующую правду, что его сын не смог сохранить брак, в отличие от него, хотя жизнь у отца была куда труднее.

В зале повисло молчание, окрашенное печалью от новости, что у сына Кита не сложился брак. Только муниципальный священник демонстративно посматривал на часы, явно беспокоясь о том, что график поступления гробов в печь может оказаться нарушен.

— Мэдди привела внуков попрощаться с дедушкой, и, думаю, всё мы понимали, что это их последняя встреча. Дети вели себя совершенно по-взрослому, они были такие нежные и внимательные, и отец не хотел, чтобы такой пустяк, как его близкая кончина, огорчал их. «Как приятно видеть всех вас! — Я постарался изобразить его интонации. — Как мне повезло иметь такую чудесную семью!»

Собрание узнало знаменитый оптимизм Кита, и все заулыбались.

— «Как мне повезло! — сказал он нам, а тело его было опутано проводами и трубками. — Как мне повезло! — говорил он сквозь боль и страдания. — Как мне повезло прожить ещё несколько дней!»

Я вошел в раж. Нашел нужную тему и принялся излагать её с миссионерским рвением.

— И возможно, лучший способ почтить память моего отца — это принять его взгляд на мир и всякий раз, когда мы огорчаемся или жалеем себя, вспоминать Кита. «Мой рейс задерживается; как мне повезло, я могу заглянуть в книжную лавку, а потом спокойно выпить кофе и почитать!» Моя жена и дети теперь живут отдельно от меня. Но как мне повезло, что они у меня есть и я могу вспоминать прекрасные моменты, пережитые вместе, и впереди ещё так много увлекательного, пока дети будут взрослеть…