Мужчина в полный рост (A Man in Full)

— Вы сказали, что Фарик Фэнон самовлюбленный, наглый и все в таком духе. Тогда почему?..

— Вы сказали, кто-то оказал давление на ваших кредиторов в обмен на ваше выступление здесь. Как вы считаете, почему?..

— Что вы думаете?..

— Вы действительно отказываетесь?..

— Мистер Крокер, вы хотите сказать, что Фарик?..

— Эй, Чарли, это Сэм Фрай, девятый канал! Пару слов!

— Чарли! Я здесь! Только один вопрос!

Пресса… пока неспособная задавать вопросы о Всевышнем Менеджере и Послании. Теперь Чарли слышал голос мэра, усиленный микрофоном:

— Еще раз большое спасибо, мистер Крокер. Правда, я не могу сказать, что слышал голос Всевышнего Менеджера. Значит, это была одна из тех тварей, о которых вы только что говорили. Паук или змея… паук или змея… паук или змея только что предприняли эту змеиную атаку на Фарика Фэнона? Что это за тварь, которая приходит сюда в одном обличье и вдруг внезапно начинает жалить этого оболганного молодого человека в обличье совсем другом? Так почему же…

Вокруг Чарли началась такая свалка журналистов, что он уже не слышал даже микрофон. Корреспонденты, или кто они там, толкали друг друга и кричали все разом.

— …Произошло на самом деле?

— …Не смог справиться?

— …Какие-то сомнения, что Фэнон…

— …Чем вы тогда объясните…

— …Тот, кто подготовил…

А Конни говорил ему прямо в ухо:

— Чарли, не волнуйтесь, вы доставили Послание! Но не могут же они сразу его понять!

Услышав это, Чарли понял, что речь его провалилась. Но он не расстроился, ведь там, на кафедре, искра в нем действительно была. Да, он хотел сказать им, но не смог, пока не смог, однако его день придет. Он уже знал это. И высоко держал голову. Чарли смотрел сквозь толпу, сквозь зыбкую суету журналистов, сквозь серый мрамор ротонды и видел куда более отдаленные горизонты, чем эти люди со своими важными сиюминутными вопросами могли себе представить.

Они медленно шли сквозь толпу, Чарли опирался на плечо Конрада, и того переполняла жалость. Они смеялись над Крокером, дразнили его! И все-таки он это сделал. Теперь дело только во времени, вскоре тысячи, миллионы людей узнают все и поймут. Эпиктет тоже когда-то говорил так же, как Чарли сегодня. «У меня ведь еще нет смелой уверенности во всем том, чему я научился и с чем согласился. Я еще страшусь своей слабости. Право же, дайте мне стать смело уверенным, и тогда вы увидите взгляд и облик, какими они должны быть, тогда я покажу вам статую уже законченную, отшлифованную до блеска. Вот таким я покажу вам себя — честным, совестливым, благородным, невозмутимым». В Чарли была искра, когда он стоял на кафедре, была! Еще пару недель, может быть, месяц Конрад пробудет с ним, и его миссия будет кончена. Ведь он лишь курьер Зевса. После этого он вернется в Калифорнию, в Питсбург, в Уолнат-Крик или в любое другое место, где сейчас Джил и дети. Конрад больше не испытывал ни малейшего страха. Он сам сдастся властям. Как там было в первой же главе Книги? «Я брошу тебя в тюрьму», — сказали философу. Эпиктет ответил: «Человек, что ты говоришь? Меня? Мое бренное тело — да, а мою свободу воли и сам Зевс не может одолеть».

Чего же тогда бояться? Эпиктет и Агриппин сталкивались с гораздо более серьезным злом. Нет, Конрад не будет стонать и жаловаться. Он пойдет туда с улыбкой, в хорошем расположении духа и совершенно спокойно.

Роджер был оглушен и подавлен, но все же вскочил на ноги, раздираемый злостью и виной — виной перед Уэсом за то, что не доставил ему, как обещал, покорного и сломленного Чарли Крокера, и злостью на самого упрямого старикана. Змея, змея! Уэс это точно подметил. Крокер действительно атаковал Фарика! Роджер был в такой ярости, что двинулся к этой двухсоттридцатифунтовой рептилии. Надо так отчихвостить упрямца, чтоб всю жизнь помнил! Но Роджер не смог пробиться к нему. Свалка журналистов вокруг Чарли была в самом разгаре.

— Мистер юрисконсульт! — сочный, приветливый голос.

Роджер обернулся. Это был конгрессмен из Пятого округа, пухлый, очень темнокожий молодой человек по имени Джибли Берм. Рождер знал его только по фотографиям, лично они никогда не общались.

— Хорошо работаешь, брат! Да, теперь эти шавки напустятся на Фарика! Наизнанку вывернутся! Да уж. Так держать! Ты молодчина!

— Спасибо, мистер конгрессмен, — сказал Роджер, донельзя удивленный. — Я стараюсь.

— Мы с тобой, юрисконсульт! — Джибли Берм улыбнулся самой теплой, сердечной улыбкой.

«Мы с тобой! Хорошо работаешь, брат!» От конгрессмена Джибли Берма… из глубин самого мрачного уныния! «Мы с тобой!»

Не было более сладкой музыки для ушей Роджера Белла — ни у Малера, ни у Стравинского, ни у Баха, ни у Гайдна, ни даже у Моцарта.

«Мы с тобой! — сказал Джиб Берм. — Мы с тобой!»

Впервые в жизни Роджер задумался о том, чтобы выставить свою кандидатуру на выборах.

Вокруг него толкалось около тысячи человек, но Чарли был безмятежен. Колено больше не болело. Он по-прежнему держал руку на плече Конни, но уже не как больной, а как товарищ. Несмотря на гам журналистов, эхом отдававшийся от стен и удвоенный, утроенный акустикой ротонды, Чарли чувствовал себя совершенно спокойным. Да, именно это он теперь обрел — спокойствие. Именно спокойствие было даровано ему — согласие разума с природой. Оратор из него пока неважный, но со временем все придет, ведь Эпиктет сказал: сразу вдруг человек не становится благородным, как бык не становится сразу сильным и могучим, нужно пройти суровую закалку, и все придет. Чарли ощущал в себе безмятежное спокойствие и… свет. Ступни едва касались мрамора. Сейчас он мог бы пробежать сто ярдов так же легко и быстро, как сорок лет назад. Разве это не удивительно?! За час он скинул весь ветхий багаж своей жизни. Теперь он уже не просто глиняный сосуд… он — сосуд божества.

Пипкас так и не сел обратно в кресло, он смотрел на экран, нервно покачиваясь с пятки на носок. Синдикат жив!

— Марта, у него крыша поехала! Спятил, не выдержал стресса! Ты такое когда-нибудь видела?

— Нет, — тихо ответила Марта. Слезы наворачивались ей на глаза, и она изо всех сил старалась загнать их обратно.

— Мам, да что папа такое говорит? — спросил Уоллес. — Что на него нашло, мам? Бред какой-то.

— Искра Менеджера… частица божественной сущности… — Пипкас пожимал плечами. — Ты что-нибудь понимаешь, Марта?.. Марта, что с тобой? — Он бросился к ее креслу. Она молчала. — Это из-за Чарли, да? У тебя, конечно, остались к нему чувства…

— Нет, это не то. — Марта поднесла к глазам тонкий кружевной платочек. — Просто я помню, каким он был. Трудно смотреть, как деградирует сильный и умный человек, который… который… — Она не закончила, боясь разрыдаться.

Эпилог. Публичный человек

— Я ненадолго, Уэс, — сказал Роджер. — Знаю, у тебя в приемной уйма народу, но я не мог не зайти — хотелось пожать тебе руку. Просто класс! Поздравляю. Я так рад, словно сам это сделал.

— Да ведь так оно и есть, — ответил мэр. Они стояли посреди комнаты с эбонитовыми стенами. Уэс показал Роджеру на знакомый белый диван: — Давай садись, поговорим.

— У тебя точно есть время?

— Ну конечно. — Уэс еще раз сделал жест в сторону дивана. — Я все утро о тебе думал.

— Обо мне? — поднял брови Роджер. — Как я удостоился такой чести?

Уэс только улыбнулся, правда, без всякой иронии. Несмотря на приблизивший мэра к народу крем-автозагар, лицо Уэса было пепельного оттенка. Под глазами темнели большие круги. Видимо, он неделю уже толком не спал, может, и две недели, а в эту ночь точно глаз не сомкнул — окончательный результат голосования пришел только в четыре утра. Уэс обошел Андрэ Флита с разницей в какой-то ничтожный процент.