Мужчина, женщина, ребенок

Роберт с Шейлой долго сидели перед горящим камином и беседовали. В какой-то момент он прошептал:

— Знаешь, ты единственная женщина в мире, чья душа так же прекрасна, как и тело.

Еще не успев произнести эти слова, он испугался, как бы она не сочла их фальшивыми. В прежнее время он не раз говорил нечто подобное и не сомневался: она поймет. Так на самом деле и было. Но теперь, после всего случившегося, она, возможно, никогда больше не поверит ни одному его слову.

— Я именно так и думаю, Шейла, — прошептал он. Отбросив назад ее волосы и целуя ее в лоб.

Она не отодвинулась. Что он принял за добрый знак.

— Ты веришь, что я буду всегда любить тебя? — тихо спросил он.

Она наклонила голову. И ответила:

— Думаю, что да.

Обняв ее, он твердо сказал:

— Да, ты веришь. Считай это за клятву. Я люблю тебя больше жизни.

На глаза Шейлы навернулись слезы.

Роберт посмотрел на нее и прошептал:

— Знаю. Знаю. Я так тебя обидел.

Оба умолкли. От жалости у Роберта защемило сердце. Он отчаянно хотел, чтобы все было как прежде.

— Шейла, сможешь ли ты когда-нибудь… — Он остановился. Как все это трудно. — Как ты думаешь, сможешь ли ты со временем забыть. Как я тебя обидел?

Снова молчание. Наконец она подняла глаза.

— Я постараюсь, — прошептала она. — Я не могу обещать большего, Роберт. Но я постараюсь.

Он заключил ее в объятья. Откинувшись назад, она пролила шампанское из своего бокала.

— Это к счастью, — сказал он, целуя ее глаза, щеки, губы.

Наконец она ответила на его ласку и обняла его.

— Мне было так плохо без тебя, — сказала она. — Я не могла даже подумать о том, что ты меня бросишь. Ах, Роберт…

Он осыпал ее поцелуями, дав наконец волю чувствам, которые так долго подавлял. И молил бога, чтобы настал день, когда вся та боль, которую он ей причинил, исчезла без следа.

Пожалуйста, Господи. Я так ее люблю.

32

— Скорей, Джонни! Я свободен, передай мне мяч.

Футбольные забавы на стадионе средней школы постепенно превратились в серьезные схватки. Студенты университета все еще разрешали Дэйвиду и его новому другу, переименованному в «Джонни», играть с ними в футбол. Друзья каждый раз ухитрялись попадать в одну команду. С тех самых пор, как Жан-Клод поправился и стал снова бить по мячу, друзья так хорошо сыгрались, что один из них, неизменно прорвав защиту противника, забивал мяч в его ворота. Их общие достижения повергали Дэйвида в неистовый восторг, а Джессику — в мрачность.

Шла последняя неделя августа. Вечерние тени становились все длиннее. Беквиты и Акерманы приехали полюбоваться борьбой своих отпрысков со старшими игроками.

— Отличная пара! — воскликнул Берни, когда Дэйвид с Жан-Клодом забили второй гол. Хлопнув Роберта по спине, он добавил: — Фантастика. Да и только!

Паула начала аплодировать. Джессика сидела неподвижно до тех пор, пока ее верный рыцарь не помахал ей рукой в знак того, что этот гол посвящается ей, и лишь тогда ответила легким кивком. Шейла с Нэнси обсуждали книжные новинки и не замечали героических подвигов юных спортсменов.

Столь бурно начавшееся лето незаметно сменялось грустной гармонией надвигающейся осени.

После матча Роберт с Берни решили пробежаться по круговой дорожке. Жан-Клод и Дэйвид еще оставались на поле, продолжая отрабатывать угловые подачи.

— Очень жаль, что парень должен уехать, — сказал Берни, когда они огибали большую дугу. — У него огромный потенциал.

— Пожалуй, да, — согласился Роберт.

— Когда он летит?

— Не знаю. Скоро.

— Очень жалко. Лет через семь эти двое могли бы сделать команду Йеля непобедимой.

— Да, — согласился Роберт.

Спустя десять минут Берни крикнул футболистам:

— Пошли, ребята. Пора подзаправиться.

Когда мужчины добежали до края дорожки, Дэйвид сказал:

— Разрешите Жан-Клоду пообедать у нас.

— Можно? — спросил Жан-Клод у Роберта.

— Конечно.

— А можно, он останется у нас ночевать?

— Можно, если Нэнси не против.

— Она возражать не будет, — заверил Берни. — Пошли.

Паула следовала за ними, ни на шаг не отставая от отца.

Разговор за обедом у Беквитов шел в приглушенных тонах.

— Как-то странно, что его тут нет, — заметила Паула.

Прибор Жан-Клода стоял на обычном месте.

— Привыкай, — сказала Джессика. — Он скоро уедет насовсем. Да, папа?

— Да, — ровным голосом отозвался Роберт. — Со дня на день.

Он постарался констатировать этот факт как можно более равнодушным тоном. Он хотел показать Шейле, что не испытывает никаких сомнений.

В половине десятого девочки легли спать. Роберт поднялся наверх, чтобы поцеловать их на ночь. Джессика, не уклоняясь от поцелуя, все же ухитрилась дать ему понять, что уже выросла из подобных нежностей.

Спустившись вниз, он увидел, что Шейла надевает свитер.

— Хочешь погулять?

— Да.

Роберт взял фонарик, и они вышли. Было очень тихо, и лишь из-за дома доносился рокот волн. Он взял Шейлу за руку.

— Роберт.

— Что, родная?

— Ты хочешь, чтобы он остался, правда?

— Конечно, нет, — поспешно отозвался он. — Это исключено. Мы же решили…

— Я не о том. Я хочу знать, что ты чувствуешь. Только честно.

Молча пройдя еще несколько шагов, Роберт заговорил:

— Да, я не в восторге от того, что он уезжает. Но, черт возьми, такова жизнь. То есть, по правде говоря… (он надеялся, что его утверждение ее не обидит) он мне очень нравится.

— Нам всем тоже, — тихо сказала она.

— Да, — сказал он, думая, что этим она хочет его утешить.

— Я хочу сказать, что и мне тоже, Роберт.

Они дошли до маленькой лесной прогалины. Шейла остановилась и посмотрела ему в лицо. На нем застыло выражение вымученного стоицизма.

— Ему вовсе не надо уезжать, — сказала она.

Хотя они стояли рядом, Роберт не был уверен, что не ослышался.

— Понимаешь, — продолжала она, — с ним случилось нечто ужасное. Потребуется много лет, чтобы эти раны окончательно зажили. — Она замолчала на несколько секунд. — Но он тут ни при чем, Роберт. Совершенно ни при чем. К тому же он твой сын. Ты думаешь, если он уедет, ты сможешь когда-нибудь его забыть?

Роберт замялся.

— Нет. Наверно, нет.

И тогда Шейла облекла его мысли в слова.

— Какой-то частью своего существа ты всегда будешь думать о том, как он живет, что с ним стало…