Мужики
Шрифт:
"Кха, кха… Прижали, значит, пана… Эх, а здорово мужики могли бы поживиться… Да… Вторая деревня там выросла бы… Рук у нас довольно и нужда в земле большая", — размышлял Былица, торопливо семеня за детьми, убежавшими на улицу.
Зазвонили к вечерне.
Солнце уже перекатилось к лесу, и от деревьев ложились длинные тени на озеро и дороги. В предвечерней тишине слышен был отдаленный стук колес, крики птиц на болотах и тихие, волнующие звуки органа в костеле.
Кое-кто уже вернулся из города, и на всех мостиках застучали деревянные башмаки — люди бежали узнавать новости.
После вечерни, на закате,
Тихие сумерки окутали землю, солнце зашло, и вечерняя заря разливалась все шире, полнеба пылало, словно посыпанное раскаленными угольями. Мерцала алым светом и вода в озере, загорелись в избах окна, а из города приезжало все больше повозок, и все громче звучал говор перед избами.
Ганка еще не вернулась, но на дворе у Борыны было шумно и весело. К Юзе пришли подружки и, как щеглята, облепив завалинку и крыльцо, шутливо перебранивались с Ясеком Недотепой, который увязался за Настусей, хотя, она теперь гнала его от себя, метя на другого. Юзя угощала гостей куличом и колбасой.
Верховодила в этой компании Настуся, как самая старшая, и она-то всех больше насмехалась над Ясеком, который непременно хотел, чтобы его считали лихим парнем. Вот и сейчас он стоял перед девушками в полосатых штанах, в новом жилете и, заломив набекрень шляпу, подбоченясь, говорил со смехом:
— Я теперь у вас в цене должен быть — один ведь парень на всю деревню!
— Не беспокойся, есть еще кому за коровами бегать!
— Чучело, тебе только картошку чистить!
— Да еще ребятишкам носы утирать!
Так кричали девушки наперебой, громко хохоча, но Ясек не растерялся, плюнул сквозь зубы и сказал:
— За такими глупыми девчонками я не гонюсь. Вам еще впору гусей пасти!
— Сам прошлым летом за коровьим хвостом выплясывал, а сейчас взрослого парня из себя корчит!
— Каждый день удирал от быка и портки терял!
— Женился бы ты на Магде из корчмы; самая для тебя подходящая жена!
— Она у еврея детей нянчит, так и тебе сумеет нос утереть!
— А то к Агате посватайся, будешь ее по костелам водить!
— Смейтесь, смейтесь, а вздумай я к которой-нибудь сватов заслать, так на радостях даст обет в Ченстохов сходить и каждую пятницу пост соблюдать, — отпарировал Ясек.
— Да позволит ли еще тебе мать жениться? Ведь ты ей в доме нужен — горшки перемывать да кур щупать, — воскликнула Настка.
— Вот рассержусь и пойду к Марысе Бальцерковой!
— Иди, иди, Марыся уже тебя ждет, встретит метлой либо еще чем-нибудь похуже!
— И как только тебя увидит, сейчас собак с цепи спустит!
— Да смотри не потеряй чего-нибудь по дороге! — засмеялась Настка, потянув его за штаны, — у Ясека вся одежда была словно "на рост" куплена.
— Ишь, сапоги после деда донашивает!
— А жилет у него из старой наволочки, которую свиньи изодрали!
Насмешки сыпались градом вперемежку с хохотом. Смеялся и Ясек и, подскочив к Настке, хотел ее обнять, но одна из девушек подставила ему ногу, и он растянулся во весь рост на земле и долго не мог встать, потому что все его толкали.
— Да оставьте вы его,
будет вам! — вступилась Юзя, помогая ему подняться. Ясек хоть и недотепа, а был все же хозяйский сын и приходился ей родней по матери.Потом стали играть в жмурки. Ясеку завязали глаза, поставили его против крыльца, и девушки, как стайка воробьев, разлетелись во все стороны. Он погнался за ними, растопырив руки, и каждый миг натыкался на плетень или стены. Услышав смех, он кидался в ту сторону, но поймать кого-нибудь из них было нелегко, они кружились около, нарочно задевая его, и во дворе поднялся такой топот словно по дороге гнали целый табун жеребят, а визг, крик, хохот разносились по всей деревне.
Сумрак густел, догорала заря. Игра была в самом разгаре, когда вдруг за сараем отчаянно закудахтали куры. Юзя помчалась туда.
Под навесом стоял Витек, пряча что-то за спиной, а сынишка Гульбаса присел за плугами, и только голова его белела в темноте.
— Ничего, ничего, Юзя… — бормотал Витек смущенно.
— Вы кур душили! Вот перья еще летают!
— Нет, нет, я только у одного петуха несколько перышек из хвоста вырвал, мне для моей птицы надо. И петух-то не наш, не наш, Юзя! Это Ендрек принес своего…
— Покажи! — сурово потребовала Юзя.
Витек бросил к ее ногам полуживого петуха, начисто ощипанного.
— Да, должно быть, не наш, — сказала она, хотя узнать, чей петух, было немыслимо. — Ну-ка, покажи свою диковину!
Витек вынес на свет совсем уже готового петушка, выстроганного из дерева и облепленного тестом, в которое были натыканы перья. Петушок был совсем как живой, тем более, что голова с клювом была взята от настоящего петуха и надета на палочку. Птица была прикреплена к выкрашенной в красный цвет дощечке, так искусно прилаженной к маленькой повозочке, что, когда Витек тронул длинное дышло, петух стал плясать и поднимать крылья. А Гульбасенок вместо него закукарекал так, что куры откликнулись с насестов.
— Иисусе! Сколько живу, таких чудес не видывала! — Юзька присела на корточки около петуха.
— Хорош, а? Похож он у меня вышел, Юзя? — сказал Витек с гордостью.
— Ты его сам сделал? И все своей головой придумал? — Юзя опомниться не могла от удивления.
— Сам! Ендрек мне только принес живого, а я все сам, Юзя!
— Господи, ведь, деревянный, а как живой движется! Давай покажем его девкам! Вот будут дивиться! Покажи, Витек!
— Нет. Завтра пойдем с ним по хатам после обливания, тогда и увидят. Еще надо колышками огородить, чтобы не улетел.
— Ну ладно. Убери коровник и приходи в избу работать, там тебе светлее будет.
— Приду, вот только на деревню еще надо сбегать…
Юзя вернулась на крыльцо, но девушки уже бросили игру и расходились. Наступал вечер, в домах загорелись огни, на небе уже показались первые звезды, а с полей тянуло ночной прохладой.
Все женщины вернулись из города, одной Ганки не было.
Юзя приготовила роскошный ужин: борщ с колбасой и картофель, обильно политый салом. Так как Рох уже ждал, дети просили есть и в комнату несколько раз заглядывала Ягна, Юзя стала подавать на стол, и в эту минуту тихонько вошел Витек и подсел к дымящейся миске. Он был что-то очень красен, мало ел, и руки у него так дрожали, что ложка стучала о зубы. Не доев, он опять куда-то убежал.