Мужские игры

– Идея касается того, как наших противников превращать в союзников. Согласен, того финансирования, которое мы получаем, нам явно недостаточно, особенно если вы принимаете мою концепцию деятельности учебного центра. Мне даже странно, что вы не высказали по этому поводу никаких возражений, а ведь они обязательно должны быть.

Галузо мысленно поаплодировал Зеленину. Конечно, сомнения при чтении представленной концепции у него были, да еще какие! Одно дело, держать человека в узде при помощи компрматериалов, и совсем другое – работать с ним без всякой «компры». Управлять человеком можно только при помощи двух инструментов: страха и денег. Если не страх, категорическим противником которого был Зеленин, то деньги. А где их взять? И потом, тот же Зеленин настаивал на том, чтобы курсанты не жили в период обучения в казарме, а приезжали каждый день из дома. Если не москвич – предоставить ему возможность снимать квартиру, а это тоже деньги. И транспортная проблема должна как-то решаться. Когда курсант живет здесь же, это одна картина, а если должен каждый день приезжать и уезжать – совсем другая. Путь от ближайшей железнодорожной станции занимает, если идти пешком, час пятнадцать – час двадцать. Надо обеспечивать каждому машину. Не автобусом же их возить всем кагалом… Перезнакомятся еще, чего доброго, подружатся, а это совсем не нужно. Обучение в центре индивидуальное, на каждого курсанта – персональный инструктор по каждой дисциплине и персональная комната для занятий. И расписание для спортзала и тира составлено так, чтобы тренировались поодиночке, только в присутствии тренера, врача и психолога. Столько денег на эту «индивидуальность» уходит – просто ужас, но так нужно для дела, во избежание последующей расшифровки. И поставить все это «капиталовложение» под угрозу, посадив всех в один автобус? Идиотизм. Конечно, нужна машина для каждого. Пусть отечественная, пусть не новая, но ведь это тоже деньги, не говоря уже про бензин и техобслуживание.

– Так что вы надумали насчет новых источников финансирования? – благожелательно спросил Галузо.

– Видите ли, – осторожно начал Зеленин, – насколько я понял, вы не предлагаете определенным структурам давать деньги на программу в обмен на некоторые услуги. Вы ждете, когда они сами дойдут до этой мысли и обратятся к вам с соответствующим предложением. Верно?

– Верно, – подтвердил Василий Валерианович.

– Но таких догадливых на сегодняшний день не так уж много, вы сами это признаете. Программа, как-никак, государственная, и многие просто не рискуют делать такого рода предложения, боясь, что не будут правильно поняты. К вам обращаются только те, у кого есть личные знакомства среди руководителей программы и кто имеет возможность предварительно прощупать почву.

– Правильно, – снова кивнул Василий. – А вы считаете, что мы должны организовать рекламу и предлагать себя, как дешевая девка на панели?

– Ну зачем же. Я полагаю, что нужно уметь извлекать пользу из объективно сложившихся обстоятельств. Возьмем в качестве примера банк «Русская тройка». Богатейшая финансовая структура с филиалами по всей России. Денег – куры не клюют. А в числе наших спонсоров не значится. Это неправильно.

– И что же вы предлагаете, чтобы исправить это положение?

– Я полагаю, что нужно выгодно поэксплуатировать случайно возникшую ситуацию с Нурбагандовым. Мы ее не планировали, это был неожиданный сбой, но теперь, как мне кажется, можно было бы на этом поиграть. Мы освободили «Тройку» от присутствия, мягко говоря, тайного фискала, причем освободили так быстро, что он не успел ничего накопать. Это ли не повод для благодарности? Нужно лишь найти человека, который возьмет все на себя.

Галузо усмехнулся. Ну и жучила этот Зеленин. Даром что на практике не работал, всю жизнь наукой занимался, а интригует не хуже самого Василия Валериановича. Нужно найти человека, который близок к руководству «Русской тройки», и не просто близок, а другом считается, и в то же время человек этот должен быть не совсем чистоплотным. Он должен иметь грешок перед владельцами «Тройки», который ему хотелось бы замолить. Ну и еще кое-какие необходимые характеристики должны быть у него, чтобы раскрутить историю с Нурбагандовым к обоюдному удовольствию. А картинка в целом должна выглядеть примерно так: «Ребята, я случайно узнал, что к вам подослали «казачка» и все ваши налоговые махинации в обозримом будущем выплывут наружу. Взял я грех на душу, поработал с тем «казачком», не будет он вам больше докучать. Но и вы имейте в виду: государство на налоговые дела изо всех сил навалилось, так что не этот «казачок», так следующий, все одно покоя вам не дадут, уж больно вы богатые да могущественные. Потому мой вам совет: не ждите, пока ваши махинации, ежели таковые имеются, вскроются, идите на поклон к тем, кто этих «казачков» по далям и весям рассылает, попробуйте с ними договориться. Так-то оно вернее будет».

– Мысль интересная, – неторопливо сказал он. – Но вы сами справедливо заметили, что случай с Нурбагандовым был именно случаем, непредвиденной случайностью. Ее безусловно можно и нужно использовать, но как можно надеяться на повторение счастливого для нас стечения обстоятельств?

– Никогда нельзя надеяться на какое-то стечение обстоятельств, – снова чуть улыбнулся Зеленин. – Я предлагаю использовать этот случай как прецедент, отработать на нем технологию и превратить такие казусы в систему. И в дальнейшем работать уже не с казусами, а выстраивать ситуацию целенаправленно.

Галузо почувствовал, как по спине пробежал холодок. «Выстраивать ситуацию целенаправленно!» За этой наукообразной фразой стоял такой нечеловеческий цинизм, что даже ему, человеку далеко не мягкому, стало не по себе. Ничего себе заявленьице! Такого можно было ожидать на худой конец от Стоянова, но уж никак не от «ученого червя» Александра Петровича. Господи, даже обсуждать страшно то, что он предлагает. Устраивать на работу в «непокорные», «непрогнувшиеся» коммерческие структуры неких личностей, через короткое время убивать их, потом подсылать к руководителям доверенных людей, которые будут говорить: я взял ради вас грех на душу, но лучше пойдите и отдайтесь сами, не ожидая, пока вас изнасилуют. Да уж, как говорят мудрые англичане, если изнасилование неизбежно – расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие.

– Более того, – продолжал Зеленин, – это позволит получать благодарность не только от самих структур, но и от тех людей, которые возьмут на себя переговоры. Ведь у них, как мы с вами договорились, должен быть грешок, и за возможность вернуть утраченное доверие друзей или оттянуть срок возвращения, к примеру, кредита они заплатят дорого. Таким образом, мы убьем одновременно двух зайцев.

Да, до такого даже сам Галузо не додумался бы. Не зря этого Зеленина наверх тащат, видно, он в интересах политиканов не одну интригу сплел. Много народу ему обязано. И, наверное, многие его боятся. Надо же! А с виду-то нипочем не скажешь, низенький такой, румяный, глазки блестят, хоть и хмурятся. От таких румяных коротышек никогда опасности не ждешь. А напрасно. Такие-то вот и есть самые опасные. Стоянов по сравнению с ним – дитя неразумное. Гриша Стоянов как привык действовать? Как в прежние времена вся ментовка работала, то есть на «компре» да на страхе. На этой «компре» он и вылез, держал партийных и советских функционеров за глотку, разоблачением внеслужебных связей с иностранными гражданами и участием в групповых случках запугивал, и все у него в жизни получалось, как он хотел. Блядей валютных на коротком поводке держал, они ему информацию поставляли, а он их за это не тягал за тунеядство и за нетрудовые доходы. Короче говоря, простенькие одноходовочки, а к более сложному маневру не приучен. А Зеленин – он другой. И откуда в нем этот цинизм? Почему он так легко распоряжается человеческими жизнями? Да потому, решил Галузо, что, в отличие от Стоянова, с реальной преступностью близко не соприкасался и женщину, у которой сына убили или дочку маленькую изнасиловали, никогда в глаза не видел. Не видел он настоящего горя и слез, не вытирал с лица плевки, как вытирали их следователи и оперативники, которым родители потерпевших действительно, случалось, плевали самым натуральным образом в глаза за то, что милиция виновных найти не может и вместо этого вопросы какие-то оскорбительные задает.

– Ну что ж, Александр Петрович, – как можно нейтральнее произнес Галузо, – я подумаю над вашим предложением. Стратегически оно выглядит весьма привлекательным, но тактически, боюсь, несет в себе некоторую опасность. Вы должны понимать, что убийством Нурбагандова занимается милиция, и как это будет выглядеть, если вдруг пойдут разговоры о том, что к этому причастен вполне конкретный человек?

– Не нужно упрощать, Василий Валерианович. Вы меня уверяли, что держите руку на пульсе, стало быть, ход расследования этого убийства должен быть вам известен. Я понимаю, что контролировать ситуацию и влиять на нее вы не можете, но знать, что происходит, должны. Исходя из существующего положения дел мы и разработаем технологию осуществления комбинации. Тем более у нас есть такой опытный оперативник, как Григорий Иванович. Могу вас заверить, эта технология не будет топорной и шитой белыми нитками. Если вы даете принципиальное «добро», я представлю вам общую теоретическую схему, затем мы ее откорректируем исходя из реального хода расследования убийства.

– Я подумаю, – уклончиво ответил Галузо.

Всю дорогу обратно в Москву он пытался преодолеть какое-то непонятно откуда взявшееся смущение и даже неловкость. Черт его знает, Зеленина этого… С одной стороны, он, безусловно, прав, надо форсировать события на случай назначения досрочных выборов, а если выборов и не будет, то деньги все равно нужны на программу, и особенно – на ее секретную часть. Но с другой стороны, очень уж его предложение сомнительное. Опасное. Страшное. Хотя, если с третьей стороны взглянуть, на то и существует еще одна, самая секретная часть программы, о которой знает только узкий круг людей. Рискнуть, что ли?

Когда свернули с Кольцевой дороги, Галузо из машины позвонил Боровкову.

– Виталий Аркадьевич, дождитесь меня, не уходите. Нужно переговорить.

* * *

Аня Лазарева не знала слова «сомнение». Колебания были ей не свойственны, она легко и быстро принимала решения, хотя и знала отлично, что за этой поспешностью часто следует раскаяние в совершенной ошибке. Еще в той, другой жизни, когда у нее были подруги по команде, она всегда удивляла их своей способностью быстро делать покупки. Подруги долго выбирали вещь, приценивались, потом шли искать ее в другое место, опасаясь, что купят, а в следующем магазине найдут что-то лучше или дешевле. Аня покупала сразу, брала первую же более или менее подходящую вещь и на этом успокаивалась. Но, надо отдать ей должное, никогда и не расстраивалась, если действительно на ближайшем же прилавке видела то же самое, к примеру, в два раза дешевле. «Анька, это рынок, – увещевали ее приятельницы, – не покупай сразу, обойди всех продавцов, наверняка найдешь дешевле, здесь цены не фиксированные, как при социализме, их с потолка берут. Или хотя бы торгуйся». Но она не слушалась, хотя и понимала, что чем ближе к входу, тем дороже. И никогда не торговалась с продавцами.

И так было во всем. Она не колебалась, вступая в скоропалительные романы с мужчинами, а приняв какое-либо решение, не сомневалась в его правильности. Но была в ее характере еще одна черта: она совсем не умела ждать. Есть терпеливые люди, которые обладают этой замечательной способностью ждать неделями, месяцами, годами, не нервничая и не раздражаясь оттого, что желанный результат все не наступает. Они умеют отвлекаться, заниматься повседневными делами, прекрасно понимая, что эти дела не менее важны, чем то, чего они ждут. Аня этого не умела совершенно. Она торопила события, безоглядно несясь навстречу желанному результату, совершая при этом ошибки и делая очевидные глупости, а потом, когда ничего не получалось, впадала в отчаяние.