Мужские игры
Шрифт:
– Оба здесь, – почему-то удовлетворенно констатировал он. – Прекрасно. По-видимому, работа по поиску и поимке серийного убийцы завершена, и вы можете с чистой совестью отсиживаться в кабинете и распивать кофе. Поздравляю. Докладывайте.
Кровь бросилась Насте в лицо, она с ужасом почувствовала, как пылают щеки и начинают дрожать руки. К чести Доценко надо сказать, что он владел собой куда лучше. А может быть, он просто моложе и здоровее, и вегетативные реакции у него были не такими яркими.
– Владимир Борисович, – начала она, стараясь, чтобы голос не выдал эмоций, – кроме серийного убийцы, у нас много и других преступлений, которые требуют того, чтобы посидеть и подумать, а не мчаться неведомо
– Уважаемая Анастасия Павловна, – холодно произнес Мельник, – не имейте привычки путать себя со мной. Не надо объяснять мне, какими делами занимается мой отдел. И тем более не надо мне объяснять основы розыскной работы. Я задал вполне конкретный вопрос: как идет разработка Лазаревой? И хочу получить на него такой же конкретный ответ. Итак?
– Лазарева под контролем, Доценко с ней работает, – ответила Настя, ощущая себя человеком, выпрыгнувшим с вертолета и не знающим, есть у него парашют или нет. – Но я сегодня еще больше уверена в том, что она не имеет к семи убийствам никакого отношения, и прошу вас отменить свое распоряжение о ежедневном наблюдении за ней.
Глаза Мельника сузились и стали, кажется, еще светлей.
– Вероятно, ваша уверенность зиждется на том, что вы вообще не знаете, где Лазарева и чем она занимается.
«Понятно, – подумала Настя, – парашюта у меня за спиной нет. Жаль. Придется лететь вниз самостоятельно и скорее всего свернуть шею при падении».
– Вы, Анастасия Павловна, – продолжал Мельник, – взяли на себя труд ввести меня в заблуждение, иными словами – солгать мне, вашему начальнику. Более того, вы вовлекаете в это некрасивое занятие и младшего по званию и должности, своего товарища, который должен у вас учиться и брать с вас пример. Ваша Лазарева пропала, и это означает, что я был прав. Она причастна к убийствам, она виновна, и она почувствовала опасность. А вы, вместо того чтобы бить тревогу и объявлять ее в розыск, спокойно сидите и, простите за грубость, лясы точите. Вашему оптимизму можно позавидовать. Если в течение пятнадцати минут Лазарева не будет объявлена в розыск, можете положить мне на стол рапорт об уходе. Это касается и вас, Доценко.
С этими словами он повернулся и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.
– Вот это да, – тихо протянул Михаил. – Откуда он узнал? Вы ему сказали?
– Нет, не говорила. А вы, Миша?
– И я не говорил. Кто же нас сдал?
– Не представляю. Скорее всего никто специально этого не делал. Просто наш Барин чувствует внутреннее сопротивление холопов, боится, что мы за его спиной что-то делаем, и пытается нас проверять. Небось дал кому-нибудь из наших конфиденциальное задание сделать установку на Лазареву, не объясняя, кто она и у кого в разработке находится, а человек добросовестно пришел к ней домой, поговорил с родителями и узнал, что она дома не ночует и на работе не появляется. Теперь радуется, поймал нас с вами на вранье и будет этим тыкать нам в нос до второго пришествия. У некоторых начальников такой приемчик пользуется большой популярностью: подловить подчиненного и потом держать его этим промахом в узде долго и крепко.
– Влипли мы с вами, – Доценко в отчаянии покачал головой. – А все я виноват: ныл, ныл, хотел скорее от Анны освободиться.
– Я тоже виновата, – вздохнула Настя, – это же я вам сказала, что можно больше ее не трогать. Ну, прокололись мы с вами, ошиблись, но все равно это не настолько смертельно, как пытается представить Мельник. Лазарева не в бегах, по крайней мере из Москвы она не уехала, Коротков ее видел в редакции своими глазами. Другое дело, что мы с вами не знаем, зачем она приходила туда и искала Баглюка, но Баглюк – это совершенно другая песня, не имеющая к семи трупам ни малейшего отношения. Ладно, Миша, чего теперь голову пеплом посыпать,
надо звонить следователю, пусть выносит постановление об объявлении Лазаревой в розыск. Не будем нарываться на еще большие неприятности.– А если его на месте не окажется?
– Кого? Следователя?
– Ну да. Мельник же сказал, через пятнадцать минут проверит, а иначе уволит нас обоих.
– Ой, Миша, ну что вы обращаете внимание на всякие глупости! Сказал, сказал… Он может проверить через пятнадцать минут, поставлен ли следователь в известность, а командовать ему, когда выносить постановление, он не может. И вообще, никого он увольнять не собирается, он же не идиот, и так людей не хватает. Сейчас позвоню Косте Ольшанскому, покаюсь во всех грехах, будем надеяться, что он пойдет нам навстречу.
– А вдруг его нет на месте? – настойчиво спросил Доценко.
– Ну нет – так нет, перестаньте дергаться, я вас прошу.
Настя сказала это сердито и тут же мысленно обругала себя. Какое право она имеет так разговаривать с Михаилом? Ей хорошо, она уже почти решила сама для себя, что работать с Мельником не будет, особенно после сегодняшнего, поэтому одним скандалом больше – одним меньше большого значения не имеет. Для нее лично не имеет. А для Доценко? Ему-то с Барином еще работать и работать, и он, естественно, не стремится ни к каким выволочкам. Есть золотое правило: получил нагоняй – промах исправляй, быстро исправишь – репутацию поправишь. Это ей на свою репутацию в глазах Мельника наплевать, а с Мишей все по-другому. И сердиться на него она никакого права не имеет.
Но Доценко как в воду глядел: в кабинете Ольшанского телефон не отвечал, а по другому телефону секретарь ответила, что Константин Михайлович выехал на обыск. Поскольку дама-секретарь была ярой поклонницей детективной литературы и особенно любила книги, написанные Татьяной, женой Стасова, Настя несколько раз в форме подлизывания приносила ей новые повести с автографами, чем снискала полное и глубокое доверие одной из старейших работниц следственного отдела городской прокуратуры. Посему адрес, по которому следователь Ольшанский в данный момент проводил обыск, получила без труда.
– Поехали, Мишенька, – сказала она, натягивая куртку, – попробуем поймать Костю раньше, чем это сделает наш Барин. Уже шестой час, Ольшанский может после обыска в прокуратуру не вернуться.
– А вечерний отчет? – с тоской спросил Доценко. – Надо бы отпроситься у Мельника, а то еще больше орать будет.
– Миша, не будьте ребенком. Нас Гордеев избаловал, это точно. Никогда не приходилось думать о том, как обмануть начальника, как выкрутиться. Ничего не поделаешь, придется осваивать эту науку.
Она сняла трубку внутреннего телефона и набрала номер Жерехова, заместителя начальника отдела.
– Пал Василич, мы с Доценко едем выполнять поручение Мельника. Если он будет нас искать, напомните ему об этом, пожалуйста, а то он и забыть может, ругаться начнет, что мы с отчетом не явились.
Намерение сменить место работы и начальника крепло в ней с каждой минутой. Нельзя сказать, что Анастасия Каменская была честна и абсолютно правдива во всем, конечно же, нет, иначе она не смогла бы работать в уголовном розыске. Но думать о том, как обмануть начальника, ей действительно за последние десять лет ни разу не приходилось. В этом просто не возникало необходимости, более того, это было глупо и опасно, потому что Колобок-Гордеев мог дать очень дельный совет и оказать помощь. Он доверял своим подчиненным, их опыту и интуиции и не топал ногами, когда его указания выполнялись неточно или не выполнялись, если причины для этого были вескими. А работая с Мельником, приходится постоянно думать не столько о раскрытии преступлений, сколько о том, как бы не подставиться. Противно и унизительно.