Мужской стриптиз
Шрифт:
Сергей призадумался.
– Нет, ничего такого.
– Тогда выброси из головы. Они про тебя забудут…Позднее Сергею не раз пришлось вспомнить этот разговор.
Потому что его не забыли.
Глава 36 ЕДУ Я НА РОДИНУ
– Настя, что ты натворила!
Она смотрела на мужа и ждала, что он опустит глаза. Если бы Марк хоть на секунду отвел взгляд, хоть капельку сморгнул бы… все могло пойти иначе. У них имелся шанс друг друга простить и попробовать снова.
Но великий продюсер был как всегда непоколебимо прав.
– Настя, ты
– Марк, я… я испугалась.
– Настя, мы можем потерять контракт… Ну, что случилось, что? Ты заболела, тебе плохо? Если плохо, зачем ты убежала? Там тысяча зрителей, первый показ… Как я буду смотреть людям в глаза? Тебя тошнит?
На мгновение ей почудилось, что рядом он, прежний он, тот Марк, который стоял на коленях с букетом перед робкой неоперившейся девочкой. Тот Марк, которым она гордилась, без которого не видела дальнейшего существования. Тот Марк, который заслонял ее от страшного мира, вел за руку сквозь дебри бизнеса, слал в день по дюжине сообщений, прилетал с другого конца планеты…
Но мгновение слишком быстро кончилось. Великий продюсер уже взял себя в руки, он отвернулся к зеркалу и вывязывал шейный платок. Манипуляции с платком лучше всего успокаивали его ярость. Он не захотел заметить ее состояние. Не захотел.
– Я испугалась.
– Я так и подумал… – Он наклонился навстречу, но отпрянул, наткнувшись на ее окаменевшие плечи.
– Ты не понял, ничего ты не понял! Сегодня… сегодня я вдруг увидела себя со стороны, впервые. Я стояла там, на высоте, держала ноги на педалях и внезапно словно… словно прочитала книгу о себе. Я увидела себя в детстве. Папу, маму, бабушку, сестру… Всех нас, за столом. Я вспомнила, как вкусно пахло по праздникам, когда поднималось тесто, а бабуля разрешала мне потыкать спичкой и давала в горсточку изюма. Я вспомнила запах елки, и как я боролась со сном, чтобы с вечера подсмотреть за Дедом Морозом, принесет ли он мне нужную куклу. Как папа колол меня щетиной, как обнимал нас вместе с мамой и вместе с тетками, а мы охали и кричали, что нам сломали ребра…
Она бормотала все быстрее, снова погружаясь в тот жуткий момент, точно заглядывая в омут, где не было ничего, кроме могильной черноты. Почти потеряв контроль над собой, запрыгнула в одежде на постель, завернулась в одеяло, но и там не согрелась. Она говорила, а Марк все быстрее шагал по комнате, затем сунул ей в руку стаканчик с успокоительным.
– Это очень страшно, милый. Я увидела, как напишут в газетах. Умерла, разбилась, и кто-то посочувствует… и все. А на следующий день никто не вспомнит, кроме мамы. У тебя хоть дочь есть… а я уйду и не оставлю никого после себя. Зеленая лужайка и бетонный столбик…
У Насти под рукой зазвонил телефон, но она даже не скосила на него глаза. Раскачивалась, завернувшись в верблюжий мех, уставившись в ночной горизонт.
– Я увидела, как надо жить,
Марк. Я хочу семью, нормальную семью. Я хочу дом, где будут смеяться дети. Где мы вместе будем ждать папу, вместе будем ему звонить. Я испугалась. Мне двадцать шесть. Если я упаду, если мне суждено погибнуть, вся эта мишура станет не нужна. Все твои машины, круизы, шубы…– Ну-у, лапа, какие дурацкие вещи лезут тебе в голову! Ты переутомилась, вот и все. Конечно, в таком состоянии делать трюки нельзя, надо восстановиться. Давай смотаем в Мексику, а?
– Зачем? Чтобы ты там снова, втайне от меня, заказал каких-то массажисток? Или чтобы я услышала, что Арефьева – отработанный материал?
– Постой, постой, о чем ты? Это когда я такую чушь нес?
Она хотела сказать так:
«Милый, ты же такой умный. Прекрасно знаешь, что это не чушь. Ты же летал в Питер, летал в Тбилиси, набираешь там молодых. Мне все понятно, это естественный процесс. Я для тебя – больше не номер первый. Но ты забыл, милый, что я не только девочка по контракту…»
Так хотела сказать, но сил на спор не осталось. Потому что любой разговор неизбежно перерастал в перепалку.
– Если тебе так хотелось высказаться, ты могла бы сказать мне все что угодно, но после…
– А если бы я погибла? Как бы я тебе сказала? Марк, ведь ты бы потом давал интервью… – Настины зубы снова предательски застучали. – Ты бы говорил в интервью, как мы дружно жили, как мы были счастливы вместе…
Его красивые кисти, кисти пианиста, замерли на платке. Но тут же снова пришли в движение.
– Настя, это сильный прием, признаю. Сорвать гастроли на полмиллиона баксов, чтобы устроить мне сцену… Сильный прием. Только как из этого теперь выпутаться?
– Пожалуйста. Давай вернемся домой, заведем ребенка. Уедем прямо сейчас, а?
– Ты же знаешь, что это невозможно. Ты могла бы привыкнуть – мы не первый год раздельно мотаемся по миру. Всегда найдутся люди, которым в радость нас разлучить…
– Марк, я не хотела с тобой разлучаться.
– Тогда что же ты хотела? – надрывным шепотом спросил он. – Что ты хотела сегодня, когда срывала программу? Ты ведь знала, сколько сил я потратил, чтобы пробить этот зал!
– Я хотела жить с тобой. Я хотела семью.
В дверь робко поскреблись. На лестничной площадке уже скопился народ – самые горячие журналисты, ее коллеги по цеху и просто любопытные. Марк приоткрыл дверь, решительно вытеснил всех в коридор.
– Госпожа Арефьева нездорова, она не может с вами говорить. Нет, жизни ничто не угрожает… – И повернувшись к жене: – Если мы срочно не придумаем отмазку для Ги, он нас размажет.
– Я ничего не стану придумывать.
– Настя, чего ты добиваешься?
– Ты меня не слышишь. – Она сама удивлялась, насколько удалось подавить внешние эмоции. Внутри все билось и искрило, но внешне нельзя было расслабляться. – Я хочу семью. Я хочу ребенка.
– Уффф… опять двадцать пять! – Он сорвал с шеи непослушный платок, скинул пиджак. – Лапа, ну куда нам сейчас ребенок? Мы же с тобой сто раз…
– Вот именно. Сто раз. Скоро нашему браку десять лет.
– Лапа, но… ребенок все отбросит назад. Посмотри, сколько тебе удалось за эти годы. Ты настоящая мировая звезда, все в восторге…