Мужской стриптиз

– Вот молодец! – Похвалил меня дядя. – И не отвечай. И не думай о нем. Пусть он думает о тебе.

Телефон стих.

– Что тебе завтра вкусненького купить?

– Манго и дыньку, – я поцеловала дядю в щеку.

– И все? А творожок? А рыбку? А индюшку?

– Ну, это обязательно…, – нагло промурлыкала я.

– Вот. Я лучше знаю, что ты любишь! Племянница! – Засмеялся дядя и обнял меня за плечи…

Окно

На этом подоконнике можно было разместить кого-нибудь, если убрать не допитую бутылку французского вина и не начатую пачку презервативов. Правда, этот кто-нибудь ноги все равно бы не вытянул, потому что подоконник был широкий, но короткий. Ноги пришлось бы поджать к животу или лечь на бок. Лицом в комнату «кто-нибудь» увидел бы меня, стоящую у окна в новом белье из магазина Агент Провокатор. Увидел бы очень близко. На черном полупрозрачном – бархатные горошки, черные атласные вставки и ленточка цвета перезревшей фиалки. Красиво. Чуть маловат бюстик, но если не прыгать, грудь остается в рамках приличий. Лицом к окну «кто-нибудь» увидел бы дом песочного цвета постройки 50-х годов прошлого века с высокими узкими окнами и пристроенной снаружи шахтой лифта, похожей на прозрачный пенал с болтающимся вверх-вниз ластиком кабины. Сейчас ластик застрял на втором этаже. Дом представлял собой букву «П», в одной ноге которой я рассматривала в окно его другую ногу. Песочный оттенок дома и голубой треугольник неба радовали летним подбором цветов. Радость исходила еще и от пачки презервативов, которая очень скоро будет вскрыта и израсходована. Крепкий дядька средних лет и вышесредних возможностей минуту назад ушел в душ, сказав мне «я сейчас». Ковров он не любил, и его шаги по гулкому коридору в новых домашних туфлях прозвучали особенно многообещающе. Мы уже бывали у него. Но тогда была зима, тяжелые шторы закрывали подоконник, и мне не пришло в голову, стоя у окна, рассматривать вторую ногу его дома. Я представила, как она будет выглядеть вечером, когда солнечный песок стены превратится в тусклый холодный камень, а голубой треугольник неба в черную прореху. Высокие окна вспыхнут светом, и за ними начнется жизнь. Где-нибудь забудут зашторить окно, и станет видно, как замотанная женщина в фартуке отдирает котлеты от сковороды, или как мужчина с животом в майке нюхает подмышку, думая, что его никто не видит. Или, может, кто-то будет целоваться у окна, от счастья забыв закрыться? Забыв закрыться от счастья…

Ластик лифта в пенале дернулся и пополз вверх, потом снова вниз. Подъездная дверь хлопнула и из дома вышла пара. Мужчина и женщина. Он, полный, даже грузноватый, застегивал на ходу серое пальто, опустив лицо. С таким лицом сидят в президиумах. Большое, круглое, выражающее уверенность. Все равно в чем. Просто рафинированную уверенность. Женщина, или скорее, девушка, была заметно младше, в клетчатом черно-белом пальто, схваченным на талии широким черным поясом, и темном платке на голове. Она держалась на полшага позади мужчины.

«Точно не после секса эти двое», – почему-то сразу подумала я, и принялась разбираться, почему я так решила. Что такого не хватало в их внешнем виде и поведении, что помешало записать их в отряд только что совокупившихся любовников? Чего-то не хватало. Они, скорей всего, родственники, или она зашла по делу к знакомому адвокату / юристу / врачу. И он повез ее в контору, чтобы продолжить начатое. Или все же что-то между ними было? Но она не ожидала, она не за этим пришла, она думала, он «не такой»… Через секунду они исчезли в арке. Двор был небольшим. Я не успела отыскать «следы преступления».

Пейзаж в окне вернулся к безлюдью.

Из ванной комнаты послышалось художественное мычание с художественным пережевываньем слов: «Мммммм – мммм – ммм… вся жизнь потекла по весенним закооонааам…. теперь от любви не уйти никуда, не уйти никудааа. Нииикуудааа….» Странно, что так хорошо слышно. Квартира большая и вытянута в сторону, противоположную от ванной комнаты. Вероятно, дом 50-х годов других музыкальных произведений не распространял.

Я подумала о дядьке средних лет, шлепавшего сейчас босой волосатой ногой в такт гимну любви. В первый раз у меня было такое катастрофическое несовпадение в чувствах. Он, кажется, влюбился, а мне кажется, было совершенно наплевать на это. Не в этот раз, так в следующий, ну, или через следующий, я обязательно скажу ему, сделав страдальческое лицо: «Знаешь, нам надо остановиться. Мы больше не можем, мы не должны. Я хорошо к тебе отношусь, но…» Что «но»? Что говорят в таких случаях? Не знаю. У меня еще не было таких случаев. Таких, чтобы мужчина был настолько слеп, что не видел очевидного равнодушия. Или чтобы я стеснялась сказать: послушай, ну не люблю, не хочу, не скучаю, не думаю о тебе ни секунды, когда расстаемся… Ну зачем я тебе такая…? Намекнула один раз осторожно, чтобы не обидеть, стараясь не смотреть в его светящиеся глаза. Но он, словно специально следуя рекомендациям по обольщению из женских журналов, только больше завелся от моей холодности. Стал встречать, провожать, усилил подарочный бюджет…. Мне бы так с другим себя вести, чтобы не потерять его… Господи и редакции всех женских журналов! Ну, где же справедливость! Почему надо придумывать, как не больно отказать одному мужчине, когда есть другой, ради которого я прямо сейчас вылезла бы из этого окна, отдавив печень воображаемому «кому-нибудь» на подоконнике, и побежала бы вприпрыжку по мартовским сугробам. Если бы этот другой позвал…. И плевать, что тесный бюстик из магазина Агент Провокатор не удержал бы двух выпрыгивающих от счастья достоинств. Я бы все равно ничего и никого не видела вокруг…

ЕГО лицо тут же материализовалось за окном, словно сосед сверху вывесил простынь с изображением святого Павла. Ивановские ситцы форевер… Русые седеющие кудри, усталые глаза за очками, такие любимые….тонкие сжатые губы…. Дотянуться бы до них сейчас… Я почувствовала, что сейчас зареву…. Он тоже сказал мне: «Нам надо остановиться…мы не можем…»

Смешно…

– Что-то меня с этого ресторанного салата пронесло…. – Новые домашние туфли подошли сзади совсем близко.

– Вот только не надо об этом, я тебя умаляю. – Поморщилась я, не оборачиваясь.

– Да, да, конечно. Извини. Не соскучилась? Ну, иди ко мне….

Фото jpg

Я набираю в Яндексе название твоей компании и моментально получаю картинку с тобой. Ты стоишь в окружении тетенек, чуть наклонившись, вежливо рассматривая то, что они тебе предлагают рассмотреть. Твоя работа связана с тетеньками. Вокруг тебя всегда их много. Они все улыбаются корпоративными улыбками. Это выставка, презентация, дегустация, я не знаю, что. Они разные, эти женщины, у них наверно есть мужья и любовники, скорей всего им нет до тебя никакого дела, но во мне закипает ревность, словно горячий шоколад, который забыли на огне… Бежевые пузыри взрываются с чмоканьем и брызгами. Я врываюсь к тебе. Я сворачиваю рекламный буклет рупором, выхожу на середину и ору изо всех сил: «Отошли от него все! Все!!! К стене! Руки за голову! Не подходить! Он мой! Вы слышите! Мооой! Убью любую, кто дотронется до него!» Из сумочки я достаю гранату, для аргументации выдергиваю чеку и с удовлетворением наблюдаю, как все они с перекошенными крашеными мордами бросаются от тебя врассыпную… Ты смотришь на меня с недоумением и тревогой… Без любви… Поэтому я не веду себя так и за мной не приедут две большие машины – белая и серо-голубая….

Лопаясь от собственной адекватности, я молча стою в углу, стирая зубы в сахарную пудру, когда одна из тетенек слегка соприкасается с тобой рукавом… Стою и представляю. Как сворачиваю рекламный буклет рупором…

Ты держишь левую руку в переднем кармане джинсов, заправив большой палец в шлевку на поясе. Значит, пробовать то, что тебе предлагают, не собираешься…. Я смотрю на твой палец. Я помню его вкус языком и ощущение его внутри…. Планка на гульфике, прикрывающая молнию, чуть раскрылась наверху, ты не застегнул до конца или «собачка» съехала немного. Я расстегиваю молнию и запускаю руку внутрь, трогая того, кто меня там ждет. Ему сразу становится тесно в его хлопчатобумажной тюрьме. Он подается ко мне, узнав, словно птица в силках. Я глажу его, чувствуя, как ему приятны мои прикосновения… Он один помнит меня и скучает по мне… Нет, нет, не надо, – говорю я ему, – твой хозяин будет против. И я сделаю так, как он хочет, то есть не буду делать того, что он не хочет… Ведь у нас с тобой один хозяин…

Я хочу прочесть в твоих глазах подтверждение своим мыслям, но ты не смотришь на меня, ты смотришь на продукцию, которую предлагает тебе тетенька с непрокрашенными корнями волос и лишним весом. Она видит перед собой немолодого дядьку в очках. Все они видят то же самое. И только я вижу, как ты снимаешь очки, как ты закрываешь глаза и говоришь: «как же мне хорошо с тобой…» Что мне делать с этим знанием и с этой картинкой, которую нельзя свернуть и нельзя вернуть? Не знаю… Из бесполезного рекламного рупора капают наши с тобой слова. Привычные слова…

– Я хочу тебя… Это невыносимо…, – говорю я.

– Отношения это не только секс, – останавливаешь ты мою руку.

– Хорошо, пусть, – снова соглашаюсь я, – но я не могу это разделить!

– Смотря что считать сексом…

– Когда ты входишь в меня взглядом и делаешь со мной все, что захочешь, разве это не секс?

– Вот и я об этом…, – шепчешь ты.

Темно-синий свитер слегка облегает твое тело, я вижу твою кожу, нежную, с чувствительными сосками. Я хочу трогать тебя…. Я дотрагиваюсь. Монитор на ощупь не отличить от стекла, если закрыть глаза. Если закрыть глаза, я вижу тебя…

Я не знаю, что мне делать со снами, которые уже складываются в целую жизнь, где мы вместе, где мы бредем по берегу чего – то, целуемся в магазине и стоим, обнявшись, почему то в моем коридоре, в котором ты никогда не был …

Я не знаю, что делать со снами, где целый мир схлопывается до размеров твоих глаз…

Я не знаю, что делать….

Привет…, – говорю я тебе на фото jpg и сворачиваю картинку, чтобы не вызвать у домашних желания вызвать мне большую белую машину….

Света есть! Повесть

1

– Слушаю вас. Что будете кушать? – Тетка раздатчица напоминала матрешку – железнодорожника. Обеденное время заканчивалось, а поезд из подносов все громыхал на стыках вдоль ее отполированных боков. Мой поднос с одинокой вилкой подъехал к вареным крабам теткиных ручищ. Голодная ассоциация.…

– Рыба еще осталась? Здрасьте! – Бодро поинтересовалась я.

– Рыба по-гусарски закончилась. Тефтели, бефстроганов и солянка, – устало перечислила тетка и шевельнула клешнями.