Музыка Гебридов

Амелия молчала, делая вид, будто разглядывает очередной прилавок с разноцветными тканями.

— Хочу заменить шторы в библиотеке, чтобы там не было так мрачно по вечерам. Закажем вот эти, и пусть их доставят в замок через пару дней…

— Не забывайте, девочка моя, что говорил Иисус: не прелюбодействуй! «Брак у всех да будет честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог». И нечего фыркать себе под нос, вы прекрасно понимаете, о чём я говорю. Неужто лорд Стерлинг заслужил подобного отношения? Если он узнает, ох и достанется же вам! И тому, кого вы скрываете, к кому убегаете. Чем он так привлёк вас, дорогая моя? Как сумел соблазнить вас этот коварный негодяй?!

Амелия остановилась и резко обернулась к причитавшей няньке; после того, как три богато разодетые матроны прошли мимо них, она с вызовом взглянула Магдалене в глаза и произнесла:

— Права ты в одном, Магда. Томас не заслужил быть обманутым. И как только придёт время, я всё ему расскажу, но не раньше. А если ты задумаешь меня выдать, я убегу навсегда, и на этот раз ты никогда больше меня не увидишь!

Женщина тихо ахнула, дёрнувшись, как от удара, и опустила глаза к земле. Амелия содрогнулась от собственных слов, ей не хотелось этого говорить, но она должна была убедить свою наставницу молчать. Взяв её руку в свою, она сказала уже мягче:

— Я всё равно сделаю это, Магда, я встречусь с ним. Но для себя ты обязана решить: поможешь или уйдёшь с моей дороги. Иных вариантов просто нет. А если я тебе хоть немного дорога… если ты хоть немного любила моего дядю… тебе придётся молчать, как я молчала ради тебя.

При упоминании о Джеймсе Гилли разочарованная женщина и вовсе растерялась. Однажды она сама пошла против принципов и поддалась приятному искушению. Граф Монтро умел убеждать, и тогда Магдалена осознавала, в какую связь вступила, ответив на его ухаживания. Всё это хранилось в тайне, однако не ускользнуло от вездесущей племянницы графа.

— Этот мужчина делает вас счастливым? — спросила женщина отрывисто, поддавшись чувствам.

— Я очень надеюсь, что однажды сделает…

— Ах, девочка моя! Я понимаю свои пороки, и я смирилась с ними уже очень давно, ведь ваш дядя был добр ко мне… Я не стану больше порицать вас этими встречами, лишь Господь будет вам судьёй! Но я до последнего надеялась… я так хотела бы спасти вашу душу и подарить ей благодать и покой!

Неприятно горько стало от этих слов, так что гордо подняв голову и взглянув куда-то мимо няньки, Амелия мрачно произнесла:

— О, Магда! Знала бы ты, как далека я от благодати! Не спасти тебе мою душу, да и вряд ли кто уже сумеет.

Неожиданный женский крик разорвал дневную рыночную суету. Тут же немногочисленные прохожие и зеваки устремились туда, откуда он донёсся. Через считанные мгновения прозвучал другой визг — на этот раз истошно закричал какой-то ребёнок. Поддавшись всеобщему оживлению, Амелия потянулась за этой толпой, сгустившейся перед поворотом на улицу суконщиков. Магдалена едва поспевала за девушкой, чтобы не отстать и не упустить её из виду.

— Матерь Божья! — воскликнул кто-то в зашумевшей бормотанием толпе.

— Что это за чертовщина? — раздался рядом голос какой-то торговки, прятавшей в складках юбки своего хныкающего ребёнка. — Пропустите нас! Ради Бога, дайте пройти! Это проделки Сатаны… не иначе…

И только когда Амелии удалось протиснуться вперёд, только когда она сумела увидеть улицу, перед которой расступились зеваки, лишь тогда она увидела источник всеобщего ужаса и негодования: толпа немного подалась в стороны, пропуская вперёд небольшого мула, неторопливо шагающего по прямой, и его седока. На животном были плетёные уздечка и шлея, а также шоры и подпруга, к которой был привязан неподвижный наездник. Приглядевшись, Амелия едва сдержала крик, и в наступившей жуткой тишине привязанный к мулу мужчина, в котором девушка узнала де Бревая, свалился на землю. Его отрубленная правая рука волочилась по земле, привязанная к подпруге верёвкой, а голова при падении тела откатилась к обочине, прямиком в сторону ужаснувшейся толпы. Закричали женщины и дети, затем откуда ни возьмись появился констебль со своими заместителями, и они тут же принялись разгонять столпившуюся вокруг отрубленной головы публику.

Магдалена схватила перепуганную Амелию за руку и потащила прочь, не переставая притом осенять себя святым крестом.

— Что это ещё за кошмарное представление посреди бела дня? Какой ужас! Я не видела подобного с той самой ночи, как… о Боже Милостивый! Кто мог сотворить такое с тем беднягой? Мы сейчас же едем назад!

Она всё бормотала, продвигаясь вперёд, и не отпускала руку девушки. Амелия же превратилась в бледную покорную куклу, которую вскоре усадили в повозку, где Магдалена обняла её за плечи и горячо зашептала слова утешения. Но девушка ушла в себя, ни видя, ни слыша никого вокруг.

Много позже, после ужина, она расположилась на старинной софе перед камином, в малой гостиной, где царил романтический полумрак. За стенами замка бушевала гроза, и ветер дребезжал стёклами витражей и то и дело выл в дымоходе, так что пламя в камине дымило и вспыхивало. С усталой покорностью Амелия наблюдала за танцем огня, уставясь на поленья, словно зачарованная.

— Зачем они сделали это? Зачем они так поступили с ним? — бормотала она вслух сама себе. — Я ведь не хотела… я бы этого не пожелала.

Весь вечер Амелия размышляла над тем, что стряслось в городе, и почему пираты подвергли такой страшной смерти одного из своих людей. Был ли тому виной инцидент возле таверны, или же де Бревай сорвался и сотворил нечто такое, за что Диомар и вынес ему смертный приговор? От подобных мыслей было жутко, кошмарное видение отрубленной головы и расчленённого тела так и стояло у Амелии перед глазами.

Очередная вспышка молнии за окном озарила комнату, когда девушка очнулась и огляделась. Гостиная пустовала, и никого, кроме неё, не было здесь. И всё-таки создавалось ощущение присутствия кого-то незримого. Угли тлели в камине, и пришлось переворошить их слегка, чтобы они не погасли. Но едва Амелия повернулась в сторону окна, на глаза ей попалась тёмная фигура, застывшая у книжных полок. Прикусив губу, девушка сделала шаг в сторону, туда, где находилась дверь. Было достаточно темно, чтобы не различить того, кто прятался напротив. И, как когда-то в детстве, Амелия закрыла глаза, выдохнула и бросилась к двери.

Едва она взялась за резную ручку, позади послышался скрип и шорох. И в это самое мгновение она поняла, что некто встал за её спиной, ибо чужое дыхание коснулось её шеи. Амелия медленно обернулась, тогда же вспыхнула молния и озарила неподвижное лицо того, кто приблизился к ней будто призрак. И она увидела себя: бледную, с огромными потемневшими глазами на застывшем лице и с улыбкой столь порочной, что от одного взгляда на эти растянутые бескровные губы становилось страшно.

— Не бойся той, кем ты стала, — услышала Амелия собственный голос, но далёкий и глухой, будто прозвучавший из самой Преисподней. — Когда ты всё узнаешь, и он возьмёт тебя, ты будешь этому лишь рада!

И раздался жуткий оглушительный крик, слившийся с грозой. Амелия зажала ладонями уши, лишь бы не слышать этого крика, и сползла на пол. Было так громко и так поразительно знакомо, что она невольно вспомнила ночь резни в замке Кэмпбеллов. Именно так кричала её мать, когда англичане нашли её. Амелия принялась лихорадочно шептать молитву. Любую, какую только могла вспомнить. Но даже так, закрыв глаза, она видела своё кошмарное отражение и не могла избавиться от этого образа, спрятавшись в собственных мыслях.