Музыка горячей воды
Шрифт:
– Я был вне себя. Всего пятьдесят долларов. Одену, бывало, и две тысячи долларов платили. А он, по-моему, не настолько лучше меня. Вообще-то…
– Да, мы твое мнение знаем.
Генри собрал старые программы скачек из-под ног редакторши.
– Мне должны одну тысячу сто долларов. А стребовать не могу. Секс-журналы обнаглели. Я с одной секретаршей там познакомился. Некто Клара. Звоню: «Алло, Клара? Ты сегодня хорошо позавтракала?» «О, да, Хэнк, а ты?» «Еще бы,- отвечаю,- два яйца вкрутую». «Я,- говорит,- знаю, зачем ты звонишь». «Ну да,- говорю,- за тем же самым». «Ну вот передо мной лежит ордер девятьсот восемьдесят
Преподаватель и редакторша рассмеялись.
– Я так больше не могу, черт бы их всех побрал, кто-нибудь хочет выпить?
Они не ответили, поэтому Генри налил только себе.
– Я даже на лошадках зарабатывать пытался. Начал-то неплохо, а потом все стихло. Пришлось бросить. Мне по карману только выигрывать.
Преподаватель принялся объяснять свою систему, как выиграть в Вегасе в двадцать одно. Генри подошел к редакторше.
– Пошли в койку,- сказал он.
– Вы смешной,- ответила она.
– Ага,- сказал он.- Как Ленни Брюс. Он умер, а я при смерти.
– Все равно смешной.
– Ну да, я же герой. Миф. Я не прогнивший, я не продался. На Востоке мои письма идут с аукциона по двести пятьдесят долларов. А я даже мешка пиздюлей купить себе не могу.
– Да вы, писатели, всегда орете «волк».
– Вот, может, волк и пришел наконец. С одной души не проживешь. Душой за квартиру не расплатишься. Сама как-нибудь попробуй.
– Может, мне и следует лечь с вами в постель.
– Пойдемте, Пэт,- сказал, вставая, препод.- Нам надо успеть в Дель-Мар.
Они пошли к дверям.
– Хорошо, что повидались.
– Еще бы,- сказал Генри.
– У вас получится.
– Еще бы,- сказал он.- До свидания.
Потом вернулся в спальню, снял одежду и снова лег. Может, удастся уснуть. Сон – что-то вроде смерти. А потом он уснул. Увидел себя на скачках. Человек в окошечке давал деньги, а Генри складывал их в бумажник. Много денег.
– Вам бы кошелек новый,- сказал человек.- Этот у вас порвался.
– Нет,- ответил он.- Не хочу, чтоб все видели, как я богат.
Позвонили в дверь.
– Эй, Хэнк! Хэнк!
– Иду, иду… Минуточку.
Он опять оделся и открыл дверь. Гарри Стоббз. Тоже писатель. Слишком много знакомых писателей.
Стоббз вошел.
– Деньги есть, Стоббз?
– Откуда, блин?
– Ладно, пиво с меня. Я думал, ты богатый.
– Не-а. Я с этой девкой жил в Малибу. Она меня одевала хорошо, кормила. А потом пинка дала. Теперь я живу в душевой.
– В душевой?
– Ну. Там неплохо. Настоящие раздвижные двери, из стекла.
– Ладно, пошли. Ты на машине?
– Не-а.
– Мою возьмем.
Сели в «комету» 62-го года, поехали к перекрестку Голливуда и Норманди.
– Я статейку «Тайму» продал. Блин, думал, озолочусь. А сегодня чек получил. Еще не обналичил. Угадай – сколько? – спросил Стоббз.
–
Восемьсот долларов?– Не-а – сто шестьдесят пять долларов.
– Что? «Тайм»? Сто шестьдесят пять долларов?
– Нуда.
Они поставили машину и зашли за пивом в лавку.
– А моя меня кинула,- сообщил Генри Стоббзу.- Говорит, бухаю слишком. Врет и не краснеет.- Он открыл холодильник и вытянул две упаковки.- А я завязываю постепенно. Вчера вечером – фиговая балеха. Одни голодающие писатели да преподы, которых скоро попрут с работы. Говорят только о писанине. Очень утомляет.
– Писатели – бляди,- сказал Стоббз.- Писатели – бляди вселенной.
– Блядям вселенной, друг мой, жить удается гораздо лучше.
Они подошли к кассе.
– «На крыльях песни»,- сказал лавочник.
– На них,- ответил Генри.
Год назад лавочник прочел в «Л. А. Тайме» статью о поэзии Генри и не забыл. «Крылья песни» – это у них теперь такой ритуал. Генри сначала терпеть его не мог, а теперь было даже как-то забавно. На крыльях песни, ептыть.
Сели в машину и поехали обратно. Пока их не было, заходил почтальон. Что-то лежало в ящике.
– Может, чек,- сказал Генри.
Он занес письмо в квартиру, раскупорил два пива и распечатал конверт. Внутри говорилось:
Уважаемый мистер Чинаски,
я только что дочитала ваш роман «Кошмар» и сборник стихов «Фотографии из ада», и мне кажется, что вы – великий писатель. Я замужняя женщина, мне 52 года, и дети у меня уже выросли. Очень хотелось бы получить от вас ответ. С почтением,
Дорис Эндерсон
Отправили письмо из городишки в штате Мэн.
– Даже не думал, что в Мэне еще живут,- сказал Генри Стоббзу.
– По-моему, не живут,- ответил Стоббз.
– Живут. Вот эта – живет.
Генри кинул письмо в мусорный мешок. Пиво оказалось хорошим. В многоэтажную многоквартирку через дорогу возвращались с работы медсестры. Там жило много медсестер. На большинстве – просвечивающие халатики, а солнце довершало картину. Генри и Стоббз стояли и смотрели, как медсестры выходят из машин и идут в стеклянные двери, после чего пропадают в своих душевых, перед телевизорами и за закрытыми дверями.
– Ты на эту погляди-ка,- сказал Стоббз.
– Ага.
– А вон еще одна.
– Ниче себе!
Как два 15-летних дурня, подумал Генри. Мы не заслуживаем жить. Камю вот наверняка ни в какие окна не подглядывал.
– И как ты теперь, Стоббз?
– Ну, пока есть душевая, справляюсь.
– А чего на работу не устроишься?
– На работу? Ты совсем, что ли?
– Наверно, ты прав.
– Ты вон на ту глянь! Смотри, какая жопка на ней!
– И впрямь.
Они сели и принялись за пиво всерьез.
– Мэйсон,- сообщил Генри Стоббзу про молодого и непечатаемого поэта,- переехал жить в Мексику. С луком и стрелами охотится на дичь, рыбу ловит. У него там жена и служанка. И четыре книжки на выходе. Даже вестерн написал. Проблема в том, что, когда за границей, гонорары получать почти невозможно. Стребовать с них свое получается лишь одним способом – пригрозить смертью. У меня такие письма хорошо пишутся. Но если живешь в тысяче миль, они прекрасно знают – ты передумаешь, пока доберешься до их дверей. А вот мясо себе добывать – это мне нравится. Гораздо лучше, чем ходить в супермаркет. Можно притвориться, что все это зверье – издатели и редакторы. Здорово.