Музыка на иностранном

Роберт поставил поднос на стол. Взял чайник; сказал, что он будет «мамочкой». Налил чаю себе и Чарльзу. Голые факты. А что за ними стоит? Желание продолжить разговор с Кингом — да, возможно. Или ему просто хотелось пить, или он предложил Кингу чаю из вежливости. Но Кинг никак не мог отделаться от первого впечатления, которое возникло, когда Роберт только к нему подошел: что он подошел неспроста. Роберт начал разговор в той же манере, в какой сам Кинг заговаривал на улице с симпатичными девушками, когда хотел познакомиться. Кингу польстила мысль, что Роберт нашел его привлекательным. Мысль, конечно, безумная. Однако ее подкрепляло и то, как Роберт вел себя во время беседы. Что-то было в его поведении… Скорее всего та готовность, с которой он соглашался с Кингом в некоторые моменты.

Роберт извинился за качество чая:

— Чай здесь просто отвратный. Сам не знаю, почему я сюда хожу.

— И почему же?

— Ну… привычка, наверное. Он теплый и жидкий. Я о чае.

В кафе вошел молодой человек лет двадцати. Похоже, на улице был мороз: парень растирал озябшие руки, а изо рта у него шел пар, как у лошади из ноздрей. Он прикрыл за собой дверь и подошел к стойке. Взял чашку кофе и сел за столик где-то в дальнем углу, за спиной Кинга. То есть как раз в поле зрения Роберта. Кинг видел, как Роберт проследил взглядом за молодым человеком, когда тот проходил мимо. Потом Роберт опять посмотрел на Кинга, и их глаза снова встретились.

— Вы, случайно, не музыкант? — поинтересовался Роберт. — Не играли в университетском оркестре? — Сам Роберт играл на скрипке в этом любительском оркестре; но нет, там они с Кингом встречаться не могли — Кинг играл на пианино и исключительно для себя. Роберт сказал, что у них скоро будет концерт, если Кингу это интересно. Основная композиция в концерте — «Пасторальная симфония» Бетховена.

— Мне она никогда не нравилась, — сказал Кинг. — Я о шестой симфонии. Она какая-то вся одинаковая: будто сидишь в поезде и смотришь в окно, а за окном проносятся поля — поля и поля, однообразный пейзаж. Все эти секвенции в первой части — такая тоска. Ее сильно переоценивают — так же, как и Девятую.

Роберт, кажется, оскорбился до глубины души:

— Девятую — переоценивают?! Разве можно так говорить?!

— Первые три части мне нравятся, но вся эта бодяга Нюрнбергского съезда в финале — нет уж, увольте.^[7]

— Вы что, хотите сказать, что Бетховен был нацистом?

— Конечно, нет. Просто финал Девятой симфонии, на мой взгляд, — популизм как он есть, причем самого низкого пошиба. Простенькая, приятная мелодия повторяется снова и снова — главное, громко. Freu-de, scho-ner Got-ter-fun-ken… ^[8]

Резкими взмахами руки Кинг отбивал маршевый ритм оды, которую пел; Роберт рассмеялся, но тут же смутился, что от них слишком много шума.

— А по мне, «Ода к радости» просто прекрасна, — сказал он. — Она о свободе, о равенстве.

— Романтическая чушь. Никудышные стихи положены на такую же никудышную музыку. Если она и вправду о свободе, так чего же ее все время по радио крутят?

Роберт поморщился.

— Не поймите меня неправильно, Роберт, Бетховен мне очень нравится — я просто хочу сказать, что и он тоже был не безупречен. Именно поэтому он и был человеком.

Кинг видел, что Роберт — хотя он и не был согласен с его точкой зрения — слушал его рассуждения чуть ли не с детским восторгом. Он смотрел на Кинга, как ребенок, которого в первый раз привели в цирк, смотрит выступление, — в немом восхищении, широко распахнув глаза. В ожидании, что будет дальше. Кингу это было приятно. Это как-то подстегивало. Впечатление он уже произвел, но хотелось его закрепить.

— А «Торжественная месса»… Сколько он там над ней работал — четыре года? Пять лет? Пять лет, потраченных даром. Местами она неплоха, но и только.

Роберт был просто оглушен:

— А что вы думаете о его последних квартетах?

Кинг вынес свой приговор:

— Безусловно, это лучшее из всего, что написал Бетховен.

Услышав этот благоприятный отзыв, Роберт вздохнул с облегчением и улыбнулся.

Именно музыка оказалась той общей темой, которая стала началом дружбы, продлившейся пять лет — вплоть до смерти Роберта.

— Вы когда-нибудь играли дуэтом?

— Никогда, — сказал Кинг. — Интересно было бы попробовать. Может, сыграем как-нибудь вместе?

Роберт с восторгом согласился, и они договорились, что на следующей неделе, в среду, он приедет к Кингу со своей скрипкой. После чего Кинг поднялся, сказал, что ему пора, и откланялся. Роберт остался в кафе допивать свой чай. Кинг представил, что как только он выйдет за дверь, Роберт поднимется из-за стола и направится к молодому человеку за столиком в дальнем углу. Он представил себе, как Роберт спросит у этого парня, не встречались ли они раньше.

Сто человек на рыночной площади посреди маленького городка. Кинг попытался припомнить название города. Кажется, где-то в Кенте. Мэра потом повесили за сотрудничество с врагом.

9

В среду вечером Роберт приехал к Чарльзу со скрипкой и большой нотной папкой. Кинг пригласил его войти. Роберт так восхищался огромными комнатами, что Кингу пришлось рассказать ему, как он получил эту квартиру, а то вдруг Роберт подумает, что он надавал взяток всему министерству жилищного хозяйства.

Потом Роберт открыл пианино и взял ноту «ля». Он отложил футляр со скрипкой, который до этого держал под мышкой, и сел за клавиши. Начал играть сонату Моцарта; старательно, но как-то ходульно и слишком быстро. На арпеджио он сбился, попробовал этот пассаж еще пару раз, но вскоре оставил попытки.

— Отличный инструмент, — сказал он.

Чарльз объяснил, что пианино досталось ему от бабушки.

— Она прекрасно играла; думаю, если бы она захотела, она могла бы стать знаменитой.

Роберт открыл футляр. Скрипка лежала внутри, обернутая в мягкую материю; Роберт откинул ткань, взял скрипку, смычок и сыграл несколько нот. Чарльз пару раз нажал «ля», и Роберт принялся подкручивать колки, пока не настроил скрипку в тон пианино. Сыграл короткий отрывок из Баха, чтобы размять пальцы. Его игра на скрипке разительно отличалась от тех вымученных пассажей, которые он извлекал из пианино.

Роберт положил скрипку обратно в футляр и зарылся в ворох принесенных им партитур.

— Что бы нам такое сыграть, Чарльз? Может, начнем с Моцарта?

Они выбрали одну сонату. Кинг никогда раньше не играл дуэтом, и с непривычки ему было трудно держать ритм и не выбиваться из темпа со скрипкой. Хорошо еще, что соната была не особенно сложной.

В субботу он снова встречался с Энни — той самой женщиной, рядом с которой беспробудно проспал всю ночь на прошлой неделе, как раз накануне знакомства с Робертом. Он предпочел бы в тот вечер побыть один, но она заявилась к нему без предупреждения, да еще и захотела остаться на ночь. Для Кинга их отношения уже закончились. Для него они стали как парализованная конечность, которая атрофировалась до такой степени, что единственный метод лечения — ампутация.