Музыка ночи

Но всю элегантность портило ее лицо, испещренное теми же оспинами. Когда Мария достала коробку с красками, Сара отшатнулась:

– Я не хочу выглядеть как проститутка. – Сара покраснела, осознав, что именно так и можно назвать женщину в ее теперешнем положении.

– Вы думаете, я выгляжу именно так? – спросила Мария.

– Почему? Нет. Разумеется, нет.

– А у меня на лице краска, – самодовольно улыбнулась служанка.

Приглядевшись, Сара увидела на юном гладком лице девушки едва заметные следы воздействия: и румянец на щеках, и черные ресницы выглядели более впечатляющими, чем их создала природа.

– Тогда продолжай, – сказала она без особой надежды.

Она понимала, что шрамы на ее лице невозможно скрыть чем-то едва заметным, но все же оставалось прежнее безрассудное желание, чтобы случилось какое-нибудь чудо и заставило их убраться.

Работая, Мария наставляла ее, как мыть лицо: по утрам свернувшимся молоком, по вечерам старым вином и дважды в день неким варевом, которое ей было трудно описать по-английски, и она сделала это по-итальянски.

– Готово, – наконец с удовлетворением сообщила Мария.

Посмотревшись в зеркало, Сара ахнула.

– Бабушка моя была куртизанкой в последние дни Венецианской республики, – объяснила Мария. – Она говорила, что нет ничего страшного в том, чтобы использовать немного краски.

Да, Мария права. Косметика была почти невидимой, однако половина отметин словно исчезла под ней, более мелкие изъяны скрыли мятая глина и пудра, разгладившие кожу. Во всяком случае, рубцы были не первым, что Сара увидела, посмотрев в зеркало. Мария что-то сделала и с глазами – они казались теперь огромными, а рот и щеки выглядели свежими, чего не было на самом деле.

Сара смотрела в зеркало и понимала, что видит лицо леди, она чувствовала себя элегантной, изящной, привлекательной.

– Благодарю тебя, – прошептала Сара, часто моргая, чтобы слезы не испортили произведение Марии. – Это… удивительно.

– В большинстве шрамы такие слабые, что просто стыд, почему вы их раньше не скрывали. Если вы последуете моему совету, многие постепенно вообще исчезнут.

Сара засмеялась, сознавая, насколько представления Марии о приличной женщине отличаются от мнения директрисы школы миссис Рэндалл.

– Благодарю, – повторила она.

С обретенной уверенностью, что теперь она выглядит как хозяйка дома, Сара приказала Марии собрать всех слуг в приемном зале. Она выждала пять минут, затем спустилась по главной лестнице и увидела Марию, которая с веселой улыбкой стояла перед пестрой толпой венецианцев.

Она сделала глубокий вдох и, к своему изумлению, обнаружила, что не боится. Все тут уже знают, кто она, или скоро узнают, следовательно, ей нечего скрывать, а как их новой хозяйке нечего бояться.

– Я женщина сеньора Гуэрры, и он поручил мне управление домом, – без предисловий сообщила она. Мария перевела. – Вам предстоит много работы, начинайте прямо сегодня. Грязное надо почистить. Сломанное – починить. Что нельзя отремонтировать, надо выбросить. Те, для кого не найдется работы, будут уволены. – Когда Мария перевела, слуги недовольно зароптали, но Сара не обратила на них внимания. – Не думаю, что для стоящих тут это большая неожиданность. До сих пор хозяин был равнодушен к этим делам, теперь он просил меня исправить положение. Кто здесь экономка?

После небольшого взрыва эмоций из толпы выступила коренастая женщина средних лет.

– Как вас зовут?

– Синьора Бертолини.

– А дворецкий?

Изысканно одетый мужчина, стоявший чуть в стороне от остальных слуг, поклонился.

– Синьор Гарца, к вашим услугам.

Вспомнив, как леди Меррил обращалась со слугами в тех редких случаях, когда была недовольна ими, Сара заговорила строго, но доброжелательно:

– Вы оба самые главные слуги в этом доме, и потому ваш долг следить за порядком. Я тщательно осмотрю дом и соберу вас, чтобы разъяснить свои требования. Предупреждаю, я не собираюсь брать на себя ваши прямые обязанности. – Сара добавила в последние слова повелительную угрозу. – Надеюсь, в скором времени я буду знать всех по именам. А пока вы можете идти.

Слуги покинули зал, как вода, спущенная из плотины. Лишь тогда Сара поняла, что она сделала: без страха смотрела на толпу чужестранцев, многие из которых имели лучшее происхождение, чем она, держала их в подчинении, отдавала приказы, как будто занималась этим всю жизнь. Но самое удивительное, ни один не крикнул, что она мошенница, ни один не усомнился в ней.

– Синьорина, вы были великолепны, – торжествующе заявила Мария, когда исчез последний слуга.

– Я… Я не могу поверить, что сделала это. – Сара вдруг засмеялась, хрипло, отрывисто.

– Я могу, – раздался знакомый голос.

Вздрогнув, она повернулась и увидела Себастьяна, который стоял на лестничной площадке, красивый и соблазнительный, как грех.

Глава 12

– Вы полны сюрпризов, – продолжал он, с мужественной грацией спускаясь в зал.

Он смотрел на нее с таким выражением, словно первый раз ее видел и пытался определить, что она за человек.

Сара вдруг почувствовала себя маленькой нищей девочкой, надевшей изысканный наряд оперной певицы.

– Мне никогда еще не поручали заботу о доме, – сказала она.

Слова были тихие, неуверенные, и Сара тут же выругала себя, что позволила им сорваться с языка. Как будто она делает некое признание или, еще хуже, напрашивается на комплименты. Вспыхнув, Сара отвела взгляд. К ее великому облегчению, Себастьян не оскорбил ее льстивыми уверениями. Он лишь поднял бровь, затем повернулся к Марии.

– Благодарю за помощь.

Это означало, что ее отпускают.

Мария сделала реверанс, выскользнула в боковую дверь и закрыла ее за собой. Они остались наедине.

У Сары во рту пересохло. Не было уже ни масок, ни темноты, и она не понимала, что ее ждет. Сыграть роль перед слугами оказалось довольно легко, но перед Себастьяном, ее любовником, содержателем и кем-то еще, чего она не могла определить, Сара не знала, кто она такая. Она уже не была девочкой, еще не знакомой с уличной жизнью, но уже в шаге от будущей проститутки, не была той, которая знала, что такое хорошая жизнь, но презирала ее и навсегда от нее отреклась. Иуже не была молчаливой, респектабельной компаньонкой леди. Если бы ей только знать, кто она теперь и кем он ее считает.